Не знаешь этих братьев?
— Нет.
— А доверенность на «Мерседес» кому подписывал? — спросил Аверин.
— Знаю. Они мерзавцы! Они мне автомат подбросили!
— Чего врать-то? — поинтересовался Савельев.
— Вам это так не пройдет! Я гражданин США.
— Вижу, — произнес Аверин, держа паспорт. Он встречал такой документ однажды. Такие паспорта выдаются ООН особо важным персонам и дают большие права.
— Я позвоню президенту США о нарушении прав гражданина Соединенных Штатов.
— Извини, братан, связи с президентом пока нет, — похлопал кавказца по плечу руоповец. — Придется тебе в изоляторе подождать.
Грузина препроводили в ИВС. На вопросы следователя он отвечать отказался. У него изъяли записную книжку, и оперативники начали отрабатывать адреса и телефоны.
Ближе к ночи из допросов стала возникать более менее четкая картина. Братья-процентщики задолжали крупные деньги своим партнерам и отдавать их отказывались. Также возникли какие-то нерешенные вопросы, касающиеся средств, идущих на осетино-ингушскую войну, а в таких случаях людей не щадят. Национально-освободительное движение — штука жестокая. Кровушки ничьей не жалко. Обрубить поток денег — это приостановить поставки оружия. Нет оружия — нечем воевать. А нечем воевать — враг убьет тебя, вырежет твою семью, детей. Так что в таких делах нечестности не терпят. Братьев погубила жадность, и теперь ими занимаются судебные эксперты в морге. Между тем дело пошло. Через три часа оперативники из РУОПа наткнулись еще на одну связь погибших.
— Съемная квартира. Некто Виктор Дзигоев. Из Осетии, — услышал Аверин в телефонной трубке голос Долгушина. — Что дальше, Слава?
— Подумаем, — произнес Аверин и закашлялся. В комнате, отведенной под штаб, дым стоял такой, что можно топор вешать.
Аверин положил трубку на стол, изложил следователю ситуацию и спросил:
— Что делать будем?
— Надо задерживать его, — сказал следователь. — И обыск на хате производить.
— Вот что, вы двигайтесь к той хате одним экипажем, — сказал Аверин Долгушину. — Сориентируйтесь на месте. Я подъеду с постановлением о производстве обыска и с группой ОМСНа.
— Идет, — сказал Долгушин.
Аверин позвонил в спецназ, располагавшийся в Колобовском переулке недалеко от Петровки. По согласованию с начальником МУРа спецназовцы по указанию Аверина готовы были немедленно выехать на место и броситься хоть к черту в пасть.
— Группа — четыре человека, вооружение тяжелое, — сказал Аверин дежурному по ОМСНу . — Встречаемся у восемнадцатого отделения через двадцать минут.
— Принято.
— Так, сделано, — Аверин набрал новый номер. — Але, Егорыч. Привет. Слава беспокоит… Слушай, у тебя ключ от моей квартиры есть. Будь другом — покорми Пушинку. Она с голодухи воет. Меня сегодня не будет.
— О чем разговор., — сказал Егорыч. — А чего ей? Мяса жареного?
— Воблы и пива… Ты что, котят не кормил?
— Нет.
— Молока. Рыбки вареной — в холодильнике.
— Сделаю.
Через двадцать минут серая «Ауди» с четырьмя здоровяками из спецназа стояла во дворе отделения. В багажнике машины лежали бронежилеты, щитки, светошумовые гранаты, альпинистское снаряжение.
Искомая хата располагалась в Текстильщиках. Дверь вылетела от удара кувалдой. Спецназовцы ворвались в квартиру и разложили огромного осетина на полу. На убийцу он по внешнему виду явно не походил.
На квартире обнаружили два Калашникова и ящик с гранатами.
— Кто Сахоевых расстрелял? — осведомился Аверин.
— Не знаю таких, — прохрипел осетин.
— Все ты знаешь. Лучше тебе признаться.
После получасовых уговоров осетин махнул рукой:
— Это не мое дело. У меня к Сахоевым претензий не было. Это Аслан и Гогия.
— Где живут?
— У подстилок своих. Телефоны знаю. Они шакалы. Мы с ними не в одной упряжке.
По телефонам установили адреса через Центральное адресное бюро. К утру знали, где живут две девушки — связь боевиков. Одна проживала в Химках. Другая — в Марьине.
В полдевятого Аверин с группой ОМСНа стоял перед дверью в шестнадцатиэтажном доме в Химках. Два удара кувалдой — дверь слетела с петель, и спецназовцы ворвались в квартиру. Послышался женский истошный визг и мужские матюги.
Аверин залетел в комнату. Голая, едва прикрытая простыней девушка съежилась на кровати. Обнаженный верзила лежал, уткнувшись лицом в ковер, и стонал. Аверин нагнулся, перевернул его. Физиономия — русская, на кавказца никак не походил.
— Ты кто?
— Сема, — жалобно произнес верзила.
— А что ты тут делаешь, Сема?
— К бабе пришел. А че, не положено?
Начался обыск. С антресолей извлекли автомат Калашникова.
— Рыбонька, это что за штука? — спросил Аверин хозяйку квартиры, которая успела накинуть на себя халат.
— Не знаю, — заскулила она.
— Это называется автомат. И за его хранение — два года тюрьмы.
— Не мое! Аслан оставил!
— А где он сам?
— Когда хочет — приходит. Позавчера видела!
— Ясно…
Аверин отзвонился в штаб:
— Нашли ствол. Клиента нет.
— В Перове обнаружили два трупа, — произнес следователь. — Один похож на убийцу.
Ну вот. Дела шли все круче и круче.
— Давай адрес, — Аверин раскрыл блокнот и вытащил ручку. — Я двигаю туда.
Действительно, в лесополосе в Перове лежали на земле два трупа. Молодые ребята, расстрелянные из пистолета. С привычным контрольным в затылок. Около них суетился эксперт.
Аверин нагнулся, посмотрел в свете фонаря на искаженные лица. Оскал смерти — сотни раз виденный, но от того не менее страшный. К смерти не привыкаешь с годами. Лишь убеждаешься в очередной раз, как страшен человеку человек. И как нужно ценить жизнь.
— Не они, — покачал головой Аверин.
Это оказались совершенно другие трупы. С какой-то другой разборки. Результат какого-то другого конфликта — смертельных обид, долгов, ненависти. Аверин прекрасно ощущал, что вокруг — океан ненависти, поверхность его вскипает и лопается кровавыми пузырями. И в этом океане тонут потерянные, изможденные, бесполезные, иссохшие от зла души.
— Грехи наши тяжкие, — вздохнул Аверин и направился к машине.
— Извлек пользу из информации? — спросил Ледокол, когда они встретились в скверике около метро «Таганская».
— По приватизаторам квартир?
— Да.
— Есть кое-какая.
Ледокол был одет совсем просто — джинсы, куртка, кроссовки. Похоже, на сей раз он назначил встречу не между раутами в посольстве.
— Вот тебе еще наводка. Есть такой чемпион-боец и знатный бригадир Артем Смолин. Ты не ошибешься, если потрясешь его по расстрелу на Кронштадтском бульваре. Расстреляны молодые братаны — Боба и Спортсмен. Вечером. Зашли в подъезд и получили по пуле.
— Смолин исполнитель?
— Да. Вдвоем с неким Питоном.
— Это из команды Росписного?
— Артем — помощник Росписи. — А доказательства?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
— Нет.
— А доверенность на «Мерседес» кому подписывал? — спросил Аверин.
— Знаю. Они мерзавцы! Они мне автомат подбросили!
— Чего врать-то? — поинтересовался Савельев.
— Вам это так не пройдет! Я гражданин США.
— Вижу, — произнес Аверин, держа паспорт. Он встречал такой документ однажды. Такие паспорта выдаются ООН особо важным персонам и дают большие права.
— Я позвоню президенту США о нарушении прав гражданина Соединенных Штатов.
— Извини, братан, связи с президентом пока нет, — похлопал кавказца по плечу руоповец. — Придется тебе в изоляторе подождать.
Грузина препроводили в ИВС. На вопросы следователя он отвечать отказался. У него изъяли записную книжку, и оперативники начали отрабатывать адреса и телефоны.
Ближе к ночи из допросов стала возникать более менее четкая картина. Братья-процентщики задолжали крупные деньги своим партнерам и отдавать их отказывались. Также возникли какие-то нерешенные вопросы, касающиеся средств, идущих на осетино-ингушскую войну, а в таких случаях людей не щадят. Национально-освободительное движение — штука жестокая. Кровушки ничьей не жалко. Обрубить поток денег — это приостановить поставки оружия. Нет оружия — нечем воевать. А нечем воевать — враг убьет тебя, вырежет твою семью, детей. Так что в таких делах нечестности не терпят. Братьев погубила жадность, и теперь ими занимаются судебные эксперты в морге. Между тем дело пошло. Через три часа оперативники из РУОПа наткнулись еще на одну связь погибших.
— Съемная квартира. Некто Виктор Дзигоев. Из Осетии, — услышал Аверин в телефонной трубке голос Долгушина. — Что дальше, Слава?
— Подумаем, — произнес Аверин и закашлялся. В комнате, отведенной под штаб, дым стоял такой, что можно топор вешать.
Аверин положил трубку на стол, изложил следователю ситуацию и спросил:
— Что делать будем?
— Надо задерживать его, — сказал следователь. — И обыск на хате производить.
— Вот что, вы двигайтесь к той хате одним экипажем, — сказал Аверин Долгушину. — Сориентируйтесь на месте. Я подъеду с постановлением о производстве обыска и с группой ОМСНа.
— Идет, — сказал Долгушин.
Аверин позвонил в спецназ, располагавшийся в Колобовском переулке недалеко от Петровки. По согласованию с начальником МУРа спецназовцы по указанию Аверина готовы были немедленно выехать на место и броситься хоть к черту в пасть.
— Группа — четыре человека, вооружение тяжелое, — сказал Аверин дежурному по ОМСНу . — Встречаемся у восемнадцатого отделения через двадцать минут.
— Принято.
— Так, сделано, — Аверин набрал новый номер. — Але, Егорыч. Привет. Слава беспокоит… Слушай, у тебя ключ от моей квартиры есть. Будь другом — покорми Пушинку. Она с голодухи воет. Меня сегодня не будет.
— О чем разговор., — сказал Егорыч. — А чего ей? Мяса жареного?
— Воблы и пива… Ты что, котят не кормил?
— Нет.
— Молока. Рыбки вареной — в холодильнике.
— Сделаю.
Через двадцать минут серая «Ауди» с четырьмя здоровяками из спецназа стояла во дворе отделения. В багажнике машины лежали бронежилеты, щитки, светошумовые гранаты, альпинистское снаряжение.
Искомая хата располагалась в Текстильщиках. Дверь вылетела от удара кувалдой. Спецназовцы ворвались в квартиру и разложили огромного осетина на полу. На убийцу он по внешнему виду явно не походил.
На квартире обнаружили два Калашникова и ящик с гранатами.
— Кто Сахоевых расстрелял? — осведомился Аверин.
— Не знаю таких, — прохрипел осетин.
— Все ты знаешь. Лучше тебе признаться.
После получасовых уговоров осетин махнул рукой:
— Это не мое дело. У меня к Сахоевым претензий не было. Это Аслан и Гогия.
— Где живут?
— У подстилок своих. Телефоны знаю. Они шакалы. Мы с ними не в одной упряжке.
По телефонам установили адреса через Центральное адресное бюро. К утру знали, где живут две девушки — связь боевиков. Одна проживала в Химках. Другая — в Марьине.
В полдевятого Аверин с группой ОМСНа стоял перед дверью в шестнадцатиэтажном доме в Химках. Два удара кувалдой — дверь слетела с петель, и спецназовцы ворвались в квартиру. Послышался женский истошный визг и мужские матюги.
Аверин залетел в комнату. Голая, едва прикрытая простыней девушка съежилась на кровати. Обнаженный верзила лежал, уткнувшись лицом в ковер, и стонал. Аверин нагнулся, перевернул его. Физиономия — русская, на кавказца никак не походил.
— Ты кто?
— Сема, — жалобно произнес верзила.
— А что ты тут делаешь, Сема?
— К бабе пришел. А че, не положено?
Начался обыск. С антресолей извлекли автомат Калашникова.
— Рыбонька, это что за штука? — спросил Аверин хозяйку квартиры, которая успела накинуть на себя халат.
— Не знаю, — заскулила она.
— Это называется автомат. И за его хранение — два года тюрьмы.
— Не мое! Аслан оставил!
— А где он сам?
— Когда хочет — приходит. Позавчера видела!
— Ясно…
Аверин отзвонился в штаб:
— Нашли ствол. Клиента нет.
— В Перове обнаружили два трупа, — произнес следователь. — Один похож на убийцу.
Ну вот. Дела шли все круче и круче.
— Давай адрес, — Аверин раскрыл блокнот и вытащил ручку. — Я двигаю туда.
Действительно, в лесополосе в Перове лежали на земле два трупа. Молодые ребята, расстрелянные из пистолета. С привычным контрольным в затылок. Около них суетился эксперт.
Аверин нагнулся, посмотрел в свете фонаря на искаженные лица. Оскал смерти — сотни раз виденный, но от того не менее страшный. К смерти не привыкаешь с годами. Лишь убеждаешься в очередной раз, как страшен человеку человек. И как нужно ценить жизнь.
— Не они, — покачал головой Аверин.
Это оказались совершенно другие трупы. С какой-то другой разборки. Результат какого-то другого конфликта — смертельных обид, долгов, ненависти. Аверин прекрасно ощущал, что вокруг — океан ненависти, поверхность его вскипает и лопается кровавыми пузырями. И в этом океане тонут потерянные, изможденные, бесполезные, иссохшие от зла души.
— Грехи наши тяжкие, — вздохнул Аверин и направился к машине.
— Извлек пользу из информации? — спросил Ледокол, когда они встретились в скверике около метро «Таганская».
— По приватизаторам квартир?
— Да.
— Есть кое-какая.
Ледокол был одет совсем просто — джинсы, куртка, кроссовки. Похоже, на сей раз он назначил встречу не между раутами в посольстве.
— Вот тебе еще наводка. Есть такой чемпион-боец и знатный бригадир Артем Смолин. Ты не ошибешься, если потрясешь его по расстрелу на Кронштадтском бульваре. Расстреляны молодые братаны — Боба и Спортсмен. Вечером. Зашли в подъезд и получили по пуле.
— Смолин исполнитель?
— Да. Вдвоем с неким Питоном.
— Это из команды Росписного?
— Артем — помощник Росписи. — А доказательства?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94