– Я хочу жениться на Пыльмау…
Удивленные таким заявлением, Орво и Армоль словно по команде ставят чашки на столик.
– Да, я хочу жениться на Пыльмау и усыновить Яко, – продолжает Джон, – но не знаю, как это сделать…
Армоль и Орво недоуменно переглядываются. Армоль, заикаясь от смущения, спрашивает:
– Ты что же, хочешь, чтобы мы тебя научили, как это сделать?
– Вот именно! – восклицает Джон, обрадованный тем, что его так легко и быстро поняли.
– Я тебя уважаю, Сон, – растерянно говорит Орво, – но я уже не гожусь, разве вот Армоль сможет.
Армоль растерянно смотрит на Джона и напрямик спрашивает:
– А чья вина – твоя или ее?
– Вины никакой нет, – отвечает Джон. – Пыльмау согласна… По правде говоря, мы уже с ней живем, как муж с женой, еще с того дня, как мы вернулись с Берингова пролива. Спим в одном пологе, на одной постели…
– Ну! – нетерпеливо прерывает его Армоль. – А дальше?
– А дальше вот что: говорит она, что у нас будет ребенок. Я, конечно, очень рад, но ребенку нужен отец, а Пыльмау – настоящий муж.
– Ничего я не понимаю, – говорит Армоль, обращаясь к Орво.
– Я тоже, – пожимает плечами Орво и спрашивает Джона:
– Ребенок, который будет, – твой?

– А чей же еще? Конечно, мой. Тут уж и сомневаться нечего, – отвечает Джон.
– Какая же еще женитьба тебе нужна, когда ты и так уже женат, – разводит руками Орво.
– Вы меня, видно, не так поняли, – смущенно говорит Джон. – Дело в том, что у белых людей мужчина и женщина считаются женатыми лишь тогда, когда они предстают перед священником…
– Священник – это у белых людей шаман, который может общаться с богом, – поясняет Армолю Орво.
– Или если они записываются в особую книгу у самого главного человека в селении, – говорит Джон, – это считается за самое важное.
– Не знаю, не понимаю, – мотает головой Армоль. – Мне в женитьбе важно совсем другое. То, отчего дети бывают. Я так думаю, Сон, ты давно женат на Пыльмау, еще с того дня, как мы вернулись с Берингова пролива, если я тебя верно понял. А то, что у нас нет человека, который может общаться с богом белых людей, и книги, и даже главного человека в селении, – тут уж мы тебе никак не поможем.
– Сон, если ты решил жить по нашим обычаям, такты уже женился, – заключает Орво. – Больше ничего не надо.
– Правда? – обрадованно восклицает Джон.
– А как же иначе? – отвечает Орво.
– Значит, я могу называть Пыльмау своей женой?
– Давно можешь, – говорит Армоль и сам наливает в чашки водку.
Джон показал подарки, присланные русским капитаном. Орво и Армоль одобрили, как Джон разделил их. Посудив-порядив, ткань решили отдать в семью Гувата, который долго болел.
Три матросские фланелевые рубахи Орво посоветовал Джону оставить себе, однако Джон с этим не согласился и подарил их Тнарату, Орво и Армолю.
– Все нужное, – сокрушенно произнес Орво, оглядывая подарки. – Нам надо и подвесной мотор, и новые винчестеры, патроны. Хорошо бы достать и деревянный вельбот. Очень хорошо на нем во льдах плавать. Но стоит дорого. Наверное, надо три двадцатки моржовых клыков или ус с целого кита отдать… – Он обратился к Армолю: – А ты вот говоришь, что можно обойтись безо всего этого и жить по древним правилам и со старинными орудиями. Согласился бы ты сегодня выйти в море с одним копьем или луком со стрелами?
– Будем надеяться, что сумеем купить и вельбот, и подвесной мотор, – сказал Джон и спросил Орво: – А платят чукчи какую-нибудь дань русскому правительству?
– Кто хочет, тот и платит, – небрежно ответил Орво.
– Как? – не понял Джон.
– По доброй воле у нас платят дань, – пояснил Орво. – Это как бы подарок Солнечному Владыке – Русскому царю.
– Очень интересно! – удивленно произнес Джон.
– Ничего интересного, – заметил Орво. – Отдают всякую дрянь, ненужную в хозяйстве.
Когда разносили подарки, в каждой яранге Орво, Армоля и Джона встречали с радостью и старались угостить. Люди жили по-разному. Были и вовсе бедняки, У которых покрышки яранг были рваные, а пологи представляли собой полусгнившие лохмотья оленьих шкур.
В одной яранге жили два старика. Полуослепшие и грязные, они ползали в зловонном и грязном чоттагине. Посреди стояла деревянная лохань, из которой одновременно ели собаки и старики.
Вопросительно взглянув на Орво, Джон заметил смущение на его лице и спросил:
– Разве нет никого, кто бы мог помочь этим несчастным?
– У них нет родни, – сказал Орво. – Сердобольные люди приносят им еду, иногда прибирают в яранге.
Уже на улице, по дороге в другую ярангу, Орво сказал:
– Им давно надо уходить за облака. У нас такой обычай: если человек уже не может прокормить себя или начинает приносить меньше, чем стоит его жизнь, он по своей доброй воле уходит за облака. Но у Мутчина и Эленеут вышло так, что сыновья их, которые могли помочь им уйти в другой мир, уже умерли. Теперь некому совершить обряд, и старики будут маяться, пока не угаснут.
– Как жестока жизнь! – не сдержался Джон.
– Да, – согласился Орво. – Не повезло старикам. Были бы живы сыновья, они бы не мучились и уже жили в ином мире.
Снег выпал неожиданно. Три дня кряду лил беспрерывный мелкий дождик, а в одно утро вдруг превратился в снегопад. Сначала снежинки таяли на черной земле, но их было так много, что к полудню земля была покрыта пушистым снежным ковром, и Энмын с побелевшими ярангами и холмиками мясных ям неожиданно обрел праздничный веселый облик.
Ранним утром Яко разбил ковшиком лед в ведре и удивленно произнес:
– Затвердела вода!

А отяжелевшая Пыльмау сказала:
– Зима пришла.
16
По первому снегу Джон начал учиться управлять упряжкой. За лето собаки разжирели и обленились. Некоторые вообще забыли дорогу к дому, и их приходилось разыскивать по всему селению. Дело осложнялось еще и тем, что Джон их не знал «в лицо», и Пыльмау бегала вместе с ним в поисках.
Когда наконец упряжка была собрана и запряжена, Джон уселся на нарту и храбро крикнул:
– Гу!
Нарта не двинулась с места. Собаки продолжали обнюхивать друг друга, не выразив никакого желания повиноваться команде. Повторив несколько раз «гу», Джон разразился потоком ругательств. Вожак медленно обернулся и как бы с укоризной посмотрел на незнакомого каюра. Пришлось позвать Пыльмау. Она что-то сказала собакам, а потом спокойно и деловито произнесла:
– Гу!
Джон едва успел прыгнуть на нарту. Сделав круг по лагуне и освоив команды «кх-кх» и «поть-поть» – направо и налево, – он направил нарту к яранге. Притормозив и произнеся протяжное: «Гэ-э-э!» – Джон крепко вбил остол в еще неокрепший снег и спросил Пыльмау:
– Что же ты сказала собакам такое, что они сразу же пошли?
– Да ничего такого, – ответила Пыльмау. – Сказала, чтобы слушались тебя, потому что теперь ты им хозяин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157