А уж если нерпу убьют или какого-нибудь зверя покрупнее, так оделяют всех.
Такого рода разговоры шли на всем пути от Энмына до Уэлена. Кравченко пожаловался Джону:
– Трудно разбудить у людей классовое сознание. Не понимают.
– С чего ж это будить то, чего нет? – отозвался Джон.
– Не понимаю…
– Какие классы у чукчей? – уточнил свою мысль Джон.
– Не скажите, – возразил Антон. – Начало имущественного расслоения все же есть.
– Но ведь социалистическое учение осуждает собственность, нажитую на грабеже или эксплуатации других людей, – сказал Джон, – а кого эксплуатировал, скажем, Орво, или Армоль, или тот же Тнарат, которые владеют байдарами?
– А Армагиргин! – с торжеством напомнил Кравченко. – Или Ильмоч! Разве они не ярко выраженные эксплуататоры? Да еще какие! Вспомните только Армагиргина! Какие рассказы о нем ходили, будто он верхом на людях ездил…
– Я это видел своими глазами, – ответил Джон. – А потом я сидел вместе с ним в тюрьме и видел его мертвого…
– Мертвого? – поразился Кравченко. – Убили его?
– Он сам себя задушил, задушил ремешком от меховых штанов, – ответил Джон.
Кравченко задумался, потом медленно произнес:
– И в голову никогда не приходило, что здесь все окажется намного сложнее. Это только издали так: примитивное общество, эпоха разложения первобытно-общинного строя… Я изучал в нашем марксистском кружке работу Энгельса о развитии человечества. Вроде там все ясно, а сюда приехал, многое не соответствует книжным представлениям. Где родовой строй? Куда он девался у чукчей? Похоже на то, что они совершенно его не знали, проскочили, не заметив, или начисто отказались, так что даже следов не осталось. Ну как же тут вести классовую борьбу? Кто за нас, кто против?.. Приехали мы впервые в Уэлен, стали разбираться. Старейшина селения Гзмалькот, по всем статьям наш классовый враг, оказался нашим помощником, первым советчиком.
– Эксплуатировал он кого-нибудь? – спросил Джон.
– Да как сказать, – неопределенно ответил Антон. – Понимаете, какое дело… У него три вельбота. На вельботах охотятся его земляки, в основном его родственники. Приплывают они с добычей. Гэмалькот выходит на берег, смотрит, что привезли, и берет только бивни, иногда кожу, а все остальное делят между собой охотники… Вот так с каждого вельбота собирает он клыки, китовый ус, кожи, потом едет на Аляску, торгует, привозит товары. Но что он покупает? Новые доски для ремонта вельботов, гарпунную пушку для китовой охоты, горючее для подвесных моторов… И когда мы ему сказали, что в будущем, видимо, придется передать обществу все его вельботы и гарпунные ружья, он неожиданно ответил: «А для этого я копил все. Не для себя, а для людей». Ну что ты с ним делать будешь!
За мысом показался Уэлен. Ледовый припай ушел, и на берегу, подпертые палками, стояли готовые к выходу вельботы и байдары. Здесь же стояли палатки охотников окрестных селений.
На берегу собрались встречающие, и Джон узнал среди них Алексея Бычкова, Гаврилу Рудых, Тэгрынкеу, Гэмалькота и еще каких-то новых русских, которые с неменьшим любопытством всматривались в подъезжающих.
– Какомэй! – слышалось со всех сторон.
Джон пожал руки представителям Ревкома, кивнул тем, кого он раньше встречал на улицах Уэлена, но особенно тепло и сердечно поздоровался с Тэгрынкеу.
– Будешь моим гостем, – сказал тот. – И твой сын Яко.
Джон не удивился тому, что Тэгрынкеу назвал Яко. Здесь осведомленный человек знал по именам всех жителей от Уэлена до устья Амгуэмы.
Антона окружили его товарищи, хлопали по плечам, обнимали, громко восхищались его здоровым видом, спрашивали о невесте.
– Какая невеста? – смущенно отвечал Антон. – Я уже женат.
И он достал из кармана аккуратно сложенный листок бумаги, где было написано: «Туземный Совет селения Энмын в лице его председателя Орво подтверждает брак между Тынарахтыной и Антоном Кравченко». Внизу темнело какое-то пятно.
Алексей Бычков внимательно прочитал бумагу и догадался, что пятно – это оттиск неграмотного председателя Совета.
– Ты ведь писал, что жену твою зовут Таня.
– Официальное ее имя Тынарахтына, а по-домашнему зову ее Таня, – пояснил Кравченко.
Кравченко повели в дом, где и проживали ревкомовцы.
– Затопим сегодня баню, – мечтательно произнес Гаврила, – вымоемся. Небось в своем Энмыне даже не умывался?
– Как только мы поженились, – ответил Антон, – Таня сразу побежала к Пыльмау и хотела у нее забрать единственный на весь Энмын рукомойник, но та не дала. Тогда Таня попросила нашего умельца Тнарата. Тот достал где-то большую банку из-под технического масла с надписью «Стандарт-Ойл», приделал медный сосок – и рукомойник был готов. Им теперь пользуются все мои ученики.
В честь приезда товарища Бычков постарался: сварил что-то наподобие борща из моржатины и наготовил пельменей из утятины.
– Где вы муку берете? – поинтересовался Антон, уплетая за обе щеки пельмени.
– Как только лед разошелся – чукчи стали привозить, – ответил Алексей. – Сначала не могли понять откуда. Оказалось очень просто: южнее Кытрынского залива проживало несколько мелких торговцев, о которых мы не знали. Местные жители организовали Советы и постановили конфисковать товар, а самих торговцев выселили.
– Школа как?
– Нормально работает, если не считать того, что у нас совершенно нет письменных принадлежностей, – на этот раз ответил Алексей. – Обстановка усложняется… Получили известие из Облревкома: бочкаревские белогвардейские банды намереваются отрезать нас от Петропавловска и Анадыря. Камчатский ревком готовится уйти в сопки. А нам придется с Гаврилой пробираться в Питер.
– В Питер? – от удивления Антон отставил кружку с чаем.
– В Питер, – с серьезным видом ответил Бычков. – Почти весь Дальний Восток занят японцами, белогвардейцами и американскими экспедиционными войсками…
– Как же вы собираетесь попасть в Питер? По воздуху, что ли? – недоумевал Антон.
– У нас накопились большие ценности, – продолжал Бычков. – Валюта, конфискованная у торговцев. Эти деньги очень нужны республике. Мы тут все обмозговали и решили пробираться в Россию через Америку.
– Через Америку? – Антон был поражен дерзостью замысла. – Но вас же схватят в первом же попавшемся порту! В Номе вас опознает Роберт Карпентер и выдаст.
– И это мы тоже предусмотрели, – улыбнулся Бычков. – С Робертом мы договорились.
– Как? – удивился Антон.
– Зимой он тайком перебрался в Кэнискун. Надо отдать должное – он человек смелый. В зимнее время Берингов пролив почти непроходим из-за постоянного движения льда. Бывает всего два или три дня, когда лед стоят. Роберт прошел и явился в Кэнискун, к своей семье. Там мы его и накрыли. Поговорили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157
Такого рода разговоры шли на всем пути от Энмына до Уэлена. Кравченко пожаловался Джону:
– Трудно разбудить у людей классовое сознание. Не понимают.
– С чего ж это будить то, чего нет? – отозвался Джон.
– Не понимаю…
– Какие классы у чукчей? – уточнил свою мысль Джон.
– Не скажите, – возразил Антон. – Начало имущественного расслоения все же есть.
– Но ведь социалистическое учение осуждает собственность, нажитую на грабеже или эксплуатации других людей, – сказал Джон, – а кого эксплуатировал, скажем, Орво, или Армоль, или тот же Тнарат, которые владеют байдарами?
– А Армагиргин! – с торжеством напомнил Кравченко. – Или Ильмоч! Разве они не ярко выраженные эксплуататоры? Да еще какие! Вспомните только Армагиргина! Какие рассказы о нем ходили, будто он верхом на людях ездил…
– Я это видел своими глазами, – ответил Джон. – А потом я сидел вместе с ним в тюрьме и видел его мертвого…
– Мертвого? – поразился Кравченко. – Убили его?
– Он сам себя задушил, задушил ремешком от меховых штанов, – ответил Джон.
Кравченко задумался, потом медленно произнес:
– И в голову никогда не приходило, что здесь все окажется намного сложнее. Это только издали так: примитивное общество, эпоха разложения первобытно-общинного строя… Я изучал в нашем марксистском кружке работу Энгельса о развитии человечества. Вроде там все ясно, а сюда приехал, многое не соответствует книжным представлениям. Где родовой строй? Куда он девался у чукчей? Похоже на то, что они совершенно его не знали, проскочили, не заметив, или начисто отказались, так что даже следов не осталось. Ну как же тут вести классовую борьбу? Кто за нас, кто против?.. Приехали мы впервые в Уэлен, стали разбираться. Старейшина селения Гзмалькот, по всем статьям наш классовый враг, оказался нашим помощником, первым советчиком.
– Эксплуатировал он кого-нибудь? – спросил Джон.
– Да как сказать, – неопределенно ответил Антон. – Понимаете, какое дело… У него три вельбота. На вельботах охотятся его земляки, в основном его родственники. Приплывают они с добычей. Гэмалькот выходит на берег, смотрит, что привезли, и берет только бивни, иногда кожу, а все остальное делят между собой охотники… Вот так с каждого вельбота собирает он клыки, китовый ус, кожи, потом едет на Аляску, торгует, привозит товары. Но что он покупает? Новые доски для ремонта вельботов, гарпунную пушку для китовой охоты, горючее для подвесных моторов… И когда мы ему сказали, что в будущем, видимо, придется передать обществу все его вельботы и гарпунные ружья, он неожиданно ответил: «А для этого я копил все. Не для себя, а для людей». Ну что ты с ним делать будешь!
За мысом показался Уэлен. Ледовый припай ушел, и на берегу, подпертые палками, стояли готовые к выходу вельботы и байдары. Здесь же стояли палатки охотников окрестных селений.
На берегу собрались встречающие, и Джон узнал среди них Алексея Бычкова, Гаврилу Рудых, Тэгрынкеу, Гэмалькота и еще каких-то новых русских, которые с неменьшим любопытством всматривались в подъезжающих.
– Какомэй! – слышалось со всех сторон.
Джон пожал руки представителям Ревкома, кивнул тем, кого он раньше встречал на улицах Уэлена, но особенно тепло и сердечно поздоровался с Тэгрынкеу.
– Будешь моим гостем, – сказал тот. – И твой сын Яко.
Джон не удивился тому, что Тэгрынкеу назвал Яко. Здесь осведомленный человек знал по именам всех жителей от Уэлена до устья Амгуэмы.
Антона окружили его товарищи, хлопали по плечам, обнимали, громко восхищались его здоровым видом, спрашивали о невесте.
– Какая невеста? – смущенно отвечал Антон. – Я уже женат.
И он достал из кармана аккуратно сложенный листок бумаги, где было написано: «Туземный Совет селения Энмын в лице его председателя Орво подтверждает брак между Тынарахтыной и Антоном Кравченко». Внизу темнело какое-то пятно.
Алексей Бычков внимательно прочитал бумагу и догадался, что пятно – это оттиск неграмотного председателя Совета.
– Ты ведь писал, что жену твою зовут Таня.
– Официальное ее имя Тынарахтына, а по-домашнему зову ее Таня, – пояснил Кравченко.
Кравченко повели в дом, где и проживали ревкомовцы.
– Затопим сегодня баню, – мечтательно произнес Гаврила, – вымоемся. Небось в своем Энмыне даже не умывался?
– Как только мы поженились, – ответил Антон, – Таня сразу побежала к Пыльмау и хотела у нее забрать единственный на весь Энмын рукомойник, но та не дала. Тогда Таня попросила нашего умельца Тнарата. Тот достал где-то большую банку из-под технического масла с надписью «Стандарт-Ойл», приделал медный сосок – и рукомойник был готов. Им теперь пользуются все мои ученики.
В честь приезда товарища Бычков постарался: сварил что-то наподобие борща из моржатины и наготовил пельменей из утятины.
– Где вы муку берете? – поинтересовался Антон, уплетая за обе щеки пельмени.
– Как только лед разошелся – чукчи стали привозить, – ответил Алексей. – Сначала не могли понять откуда. Оказалось очень просто: южнее Кытрынского залива проживало несколько мелких торговцев, о которых мы не знали. Местные жители организовали Советы и постановили конфисковать товар, а самих торговцев выселили.
– Школа как?
– Нормально работает, если не считать того, что у нас совершенно нет письменных принадлежностей, – на этот раз ответил Алексей. – Обстановка усложняется… Получили известие из Облревкома: бочкаревские белогвардейские банды намереваются отрезать нас от Петропавловска и Анадыря. Камчатский ревком готовится уйти в сопки. А нам придется с Гаврилой пробираться в Питер.
– В Питер? – от удивления Антон отставил кружку с чаем.
– В Питер, – с серьезным видом ответил Бычков. – Почти весь Дальний Восток занят японцами, белогвардейцами и американскими экспедиционными войсками…
– Как же вы собираетесь попасть в Питер? По воздуху, что ли? – недоумевал Антон.
– У нас накопились большие ценности, – продолжал Бычков. – Валюта, конфискованная у торговцев. Эти деньги очень нужны республике. Мы тут все обмозговали и решили пробираться в Россию через Америку.
– Через Америку? – Антон был поражен дерзостью замысла. – Но вас же схватят в первом же попавшемся порту! В Номе вас опознает Роберт Карпентер и выдаст.
– И это мы тоже предусмотрели, – улыбнулся Бычков. – С Робертом мы договорились.
– Как? – удивился Антон.
– Зимой он тайком перебрался в Кэнискун. Надо отдать должное – он человек смелый. В зимнее время Берингов пролив почти непроходим из-за постоянного движения льда. Бывает всего два или три дня, когда лед стоят. Роберт прошел и явился в Кэнискун, к своей семье. Там мы его и накрыли. Поговорили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157