По тем временам червонец немногого стоил - три-четыре килограмма хлеба или пол-литра водки со сдачей.
Прошло два года, я снова попал по делам в Ростов-на-Дону. Вернулся как-то в гостиницу, уставший, измотанный. Только задремал, как звякнул телефон.
- А я высоких мужчин люблю.
Валя! Разумеется, я вспомнил ее и даже обрадовался.
- Ты откуда взялась, негодница? - засмеялся.
- Я теперь здесь работаю. Можно приду к вам?.. Просто так... Повидаться хочется. Можно?
- Ну валяй!
Прошло не меньше получаса. Раздался стук в дверь. Я оправил одежду, открыл дверь и... Передо мной стоял официант с тележкой - бутылка шампанского, какие-то закуски... "Я ничего не заказывал", - пробормотал я.
Официант посмотрел на дверь, убедился, что не ошибся номером, и пожал плечами.
- Ваша женщина велела!.. - сообщил он шепотом.
Я засмеялся, впустил его. Он накрыл на стол и ушел.
Вскоре явилась и "моя женщина". Та же искренность во взгляде, тот же смех. Все существо ее лучилось благодарностью к жизни. Валя "работала" при гостинице, поскольку у нее был сутенер, обеспечивавший ее клиентами из постояльцев. Я всегда испытывал жалость к проституткам, считал их жертвами злой судьбы и спросил у Вали, что она думает на этот счет.
- Женщина должна рожать, воспитывать детей или тешить мужчин. Другого назначения у нее нет! - твердо сказала она.
Зазвонил телефон. Мужской голос спросил Валю. Вызывал шеф! Она торопливо распрощалась.
- Мне на седьмой... Хотите вернусь? Я высоких люблю... - Она не закончила фразу и, засмеявшись, ушла.
Я смотрел ей вслед, пока она шла по коридору. Вернувшись в номер, оглядел разоренный стол и от души расхохотался: меня, бывало, угощали воры, бандиты, хулиганы, но чтобы проститутка, на деньги, заработанные своим ремеслом?! Не доводилось!.. Ну что, доволен? Знаешь, что я тебе скажу? Этими Вальками и прочей дребеденью ты себя оскорбляешь... И слушателей! Сколько раз я рассказывал об этом в кругу друзей! Они слушали с интересом, но им было неприятно... Кое-кому из них, не всем!.. Как бы то ни было, не будем больше о плохом, подождем, пока настроение поправится. Передохнем денька три..."
Целых три дня Гора и вправду думал только о своей дороге - он умел заставить себя. А еще он умел стирать из памяти то, о чем мог проговориться во время пыток. Он частенько говаривал: "Чего не знаешь, того не выдать!" На четвертый вечер, немного оживившись, он снова пробудил в душе воспоминания.
"Здорово разозлила меня эта баба, змея подколодная! Пожалуй, не в ней одной дело. Ты был подавлен оттого, что вдруг почувствовал: пришла пора уходить, и нет чтобы выбросить из головы эту мысль, стал пуще растравлять себя из пальца высосанными доводами; договорился до того, что в покойники себя записал. Ладно, не будем об этом. О чем поразмышляем?.. Вспомним Силу, сколько раз собирались, да все откладывали до лучших времен... Да, Силу я увидел впервые в Карабазском лагере, куда попал из Караганды за побег. В этом распределителе была установлена суточная норма воды: три литра на человека из расчета полтора литра на кухню для баланды, остальное - хочешь мойся, хочешь стирай, хочешь клизму себе ставь... Три литра, как же, держи карман шире! Вода достава-лась по ранжиру: сначала тем, у кого авторитет, потом, в общей свалке, - тем, кто посильней, остатки - тем, кто половчее. По шестьдесят-семьдесят трупов выноси-ли среди бела дня. Обматывали проволокой ноги - и айда! Мне тоже доводилось, правда в других местах, выволакивать трупы. В этой пересылке было четыре зоны: три - мужские, одна - женская для заключенных разных мастей. Впрочем, зонами они только назывались, их разделяла проволока, ступай себе куда хочешь. Я был политическим беглым; с мастями делить мне было нечего, я мог выбрать любую зону. В одном из бараков я нашел свободное нижнее местечко и, бросив узелок на нары, прилег. Стояло жаркое лето. Чтоб увеличить доступ воздуха оконные рамы выставили, но от жары это не спасало. Я устал после дороги и вздремнул. Меня разбудил густой, рокочущий бас:
- Эй ты! Спросил, чье это место?!
- Нет!
Пришелец несколько опешил от простодушного ответа, но тут же нашелся:
- Это наша зона, воровская. Тебе сказали?
- Я не спрашивал, - ответил я смеясь, настолько меня поразило несоответствие между голосом и тщедушным строением - плотный бас в щуплом, взъерошенном существе, сильно смахивавшем на оголодавшего после зимы воробья.
- Чего лыбишься, ты кто?!
- Спокойно! Я - бывший и вечный студент. Звать Горой. А тебя?
- Гора!.. Как же, знаю. - Мой собеседник с трудом сдерживал распиравшее его любопытство. Убедившись, что сумел сохранить достойный вид, он как бы между прочим сообщил: - Я Сила. Ты, верно, слышал. - Он смотрел на меня такими умоляющими глазами, что, ответь я отрицательно, он бы расплакался.
- Слышал, - соврал я. - Тебя куда?
- Не знаю, нас, воров, загребли из четырнадцатого штрафного.
Нашлась же в Советском Союзе сотня людей, и не одна, которая волочила вместе с Лениным бревно на пресловутом субботнике. Так и в лагерях: дерзкий побег не только тема, одна из главных, для разговоров, но и возможность для определенной части зэков похвастать если не тесной дружбой с беглецом, то хотя бы совместной отсидкой в прошлом. Наш последний побег был дерзким, с жертвой, и в лагерях нас знали поименно. Вероятно, эти подробности врезались Силе в память, оттого и имя мое ему показалось знакомым.
Взобравшись на нары - он занимал место надо мной, - Сила принялся без умолку болтать, изо всех сил стараясь произвести на меня впечатление матерого вора в законе. Дудки! Он был скорее пристяжным, вором от него и не пахло - опытный зэк с полувзгляда определяет масть, со временем вырабатывается нюх. Во всех распределителях есть спец, который, не расходуя слов, одним движением пальца разбирает прибывший этап по мастям. Мог ли я ошибиться!
Сила долго еще рокотал. Потом наконец умолк, вероятно, задремал. Прошло время, заскрипели доски, и Сила, спрыгнув, объявил:
- Пойду поиграю, развлекусь маленько. Вишь, вон там, у воров берлога, играют без передыху... Ха-ха-а, воры, как же! Там воров, раз-два и обчелся. Остальные - черти с мутного болота.
Прошло несколько часов. Раздалось мурлыканье, совсем близко. Это явился Сила с увесистым узлом в подхват - тряпьем, сложенным в ношеную рубашку и рукавами же рубашки завязанным. Закинув узел на нары, он влез и принялся разглядывать, перебирать выигранные вещи, при этом он, на манер зарубежных певцов, а может и лучше, напевал хриплым голосом. Я чувствовал: он с нетерпением ждал, когда я заговорю с ним.
- Что, снова напал на фрайеров?! - попытался кто-то подольститься к нему в надежде поживиться чем-нибудь из выигранных вещей.
Сила сделал вид, что ему нипочем комплимент, и подозвал льстеца:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156
Прошло два года, я снова попал по делам в Ростов-на-Дону. Вернулся как-то в гостиницу, уставший, измотанный. Только задремал, как звякнул телефон.
- А я высоких мужчин люблю.
Валя! Разумеется, я вспомнил ее и даже обрадовался.
- Ты откуда взялась, негодница? - засмеялся.
- Я теперь здесь работаю. Можно приду к вам?.. Просто так... Повидаться хочется. Можно?
- Ну валяй!
Прошло не меньше получаса. Раздался стук в дверь. Я оправил одежду, открыл дверь и... Передо мной стоял официант с тележкой - бутылка шампанского, какие-то закуски... "Я ничего не заказывал", - пробормотал я.
Официант посмотрел на дверь, убедился, что не ошибся номером, и пожал плечами.
- Ваша женщина велела!.. - сообщил он шепотом.
Я засмеялся, впустил его. Он накрыл на стол и ушел.
Вскоре явилась и "моя женщина". Та же искренность во взгляде, тот же смех. Все существо ее лучилось благодарностью к жизни. Валя "работала" при гостинице, поскольку у нее был сутенер, обеспечивавший ее клиентами из постояльцев. Я всегда испытывал жалость к проституткам, считал их жертвами злой судьбы и спросил у Вали, что она думает на этот счет.
- Женщина должна рожать, воспитывать детей или тешить мужчин. Другого назначения у нее нет! - твердо сказала она.
Зазвонил телефон. Мужской голос спросил Валю. Вызывал шеф! Она торопливо распрощалась.
- Мне на седьмой... Хотите вернусь? Я высоких люблю... - Она не закончила фразу и, засмеявшись, ушла.
Я смотрел ей вслед, пока она шла по коридору. Вернувшись в номер, оглядел разоренный стол и от души расхохотался: меня, бывало, угощали воры, бандиты, хулиганы, но чтобы проститутка, на деньги, заработанные своим ремеслом?! Не доводилось!.. Ну что, доволен? Знаешь, что я тебе скажу? Этими Вальками и прочей дребеденью ты себя оскорбляешь... И слушателей! Сколько раз я рассказывал об этом в кругу друзей! Они слушали с интересом, но им было неприятно... Кое-кому из них, не всем!.. Как бы то ни было, не будем больше о плохом, подождем, пока настроение поправится. Передохнем денька три..."
Целых три дня Гора и вправду думал только о своей дороге - он умел заставить себя. А еще он умел стирать из памяти то, о чем мог проговориться во время пыток. Он частенько говаривал: "Чего не знаешь, того не выдать!" На четвертый вечер, немного оживившись, он снова пробудил в душе воспоминания.
"Здорово разозлила меня эта баба, змея подколодная! Пожалуй, не в ней одной дело. Ты был подавлен оттого, что вдруг почувствовал: пришла пора уходить, и нет чтобы выбросить из головы эту мысль, стал пуще растравлять себя из пальца высосанными доводами; договорился до того, что в покойники себя записал. Ладно, не будем об этом. О чем поразмышляем?.. Вспомним Силу, сколько раз собирались, да все откладывали до лучших времен... Да, Силу я увидел впервые в Карабазском лагере, куда попал из Караганды за побег. В этом распределителе была установлена суточная норма воды: три литра на человека из расчета полтора литра на кухню для баланды, остальное - хочешь мойся, хочешь стирай, хочешь клизму себе ставь... Три литра, как же, держи карман шире! Вода достава-лась по ранжиру: сначала тем, у кого авторитет, потом, в общей свалке, - тем, кто посильней, остатки - тем, кто половчее. По шестьдесят-семьдесят трупов выноси-ли среди бела дня. Обматывали проволокой ноги - и айда! Мне тоже доводилось, правда в других местах, выволакивать трупы. В этой пересылке было четыре зоны: три - мужские, одна - женская для заключенных разных мастей. Впрочем, зонами они только назывались, их разделяла проволока, ступай себе куда хочешь. Я был политическим беглым; с мастями делить мне было нечего, я мог выбрать любую зону. В одном из бараков я нашел свободное нижнее местечко и, бросив узелок на нары, прилег. Стояло жаркое лето. Чтоб увеличить доступ воздуха оконные рамы выставили, но от жары это не спасало. Я устал после дороги и вздремнул. Меня разбудил густой, рокочущий бас:
- Эй ты! Спросил, чье это место?!
- Нет!
Пришелец несколько опешил от простодушного ответа, но тут же нашелся:
- Это наша зона, воровская. Тебе сказали?
- Я не спрашивал, - ответил я смеясь, настолько меня поразило несоответствие между голосом и тщедушным строением - плотный бас в щуплом, взъерошенном существе, сильно смахивавшем на оголодавшего после зимы воробья.
- Чего лыбишься, ты кто?!
- Спокойно! Я - бывший и вечный студент. Звать Горой. А тебя?
- Гора!.. Как же, знаю. - Мой собеседник с трудом сдерживал распиравшее его любопытство. Убедившись, что сумел сохранить достойный вид, он как бы между прочим сообщил: - Я Сила. Ты, верно, слышал. - Он смотрел на меня такими умоляющими глазами, что, ответь я отрицательно, он бы расплакался.
- Слышал, - соврал я. - Тебя куда?
- Не знаю, нас, воров, загребли из четырнадцатого штрафного.
Нашлась же в Советском Союзе сотня людей, и не одна, которая волочила вместе с Лениным бревно на пресловутом субботнике. Так и в лагерях: дерзкий побег не только тема, одна из главных, для разговоров, но и возможность для определенной части зэков похвастать если не тесной дружбой с беглецом, то хотя бы совместной отсидкой в прошлом. Наш последний побег был дерзким, с жертвой, и в лагерях нас знали поименно. Вероятно, эти подробности врезались Силе в память, оттого и имя мое ему показалось знакомым.
Взобравшись на нары - он занимал место надо мной, - Сила принялся без умолку болтать, изо всех сил стараясь произвести на меня впечатление матерого вора в законе. Дудки! Он был скорее пристяжным, вором от него и не пахло - опытный зэк с полувзгляда определяет масть, со временем вырабатывается нюх. Во всех распределителях есть спец, который, не расходуя слов, одним движением пальца разбирает прибывший этап по мастям. Мог ли я ошибиться!
Сила долго еще рокотал. Потом наконец умолк, вероятно, задремал. Прошло время, заскрипели доски, и Сила, спрыгнув, объявил:
- Пойду поиграю, развлекусь маленько. Вишь, вон там, у воров берлога, играют без передыху... Ха-ха-а, воры, как же! Там воров, раз-два и обчелся. Остальные - черти с мутного болота.
Прошло несколько часов. Раздалось мурлыканье, совсем близко. Это явился Сила с увесистым узлом в подхват - тряпьем, сложенным в ношеную рубашку и рукавами же рубашки завязанным. Закинув узел на нары, он влез и принялся разглядывать, перебирать выигранные вещи, при этом он, на манер зарубежных певцов, а может и лучше, напевал хриплым голосом. Я чувствовал: он с нетерпением ждал, когда я заговорю с ним.
- Что, снова напал на фрайеров?! - попытался кто-то подольститься к нему в надежде поживиться чем-нибудь из выигранных вещей.
Сила сделал вид, что ему нипочем комплимент, и подозвал льстеца:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156