На объекте челночило множество машин со строительными материалами и водой, у нас была возможность сливать бензин. Бочка потихоньку наполнялась. Стояли погожие дни. Можно было бы и бежать, но случилось нечто непредвиденное. Поскольку случаи "прорывов" участились, начальство сочло нужным принять меры: пригнали экскаватор и опоясали зону рвом глубиной в два метра, вырытую землю сбросили на бровку, образовался бруствер, а значит, и дополнительная помеха для таких побегов. В сравнении с прежними неудачниками у нас было два преимущества: валкие столбы и щиты, специально изготовленные для этого случая, - в человеческий рост высотой, полдюйма толщиной и с ручкой. Воду в зону привозили на "студебеккере". Машина надежная, трехосная, при этом все три моста ведущие. К тому же между кабиной и цистерной легко умещались наша бочка с бензином и человек. Нас было шестеро. Распределились так: один возле бочки, трое в кабине, двое на ступеньках с обеих сторон, при этом у каждого в руке щит, упертый в ступеньку, - он защищал беглецов от пуль: и тех, кто стоял на ступеньках, и тех, кто сидел в кабине. Кроме того, щиты имели еще одно назначение: по ним, как по мосткам, должна была проехать машина, сначала - через ров, а потом - через бруствер; трехосный "студебеккер" легко бы взял насыпь. Водителем его был сосланный немец по имени Эвальд, очень хороший человек. Он всегда охотно выполнял наши просьбы, приносил что нужно с воли, но дело есть дело, и в один прекрасный день мы попроси-ли Эвальда выйти из машины. Он и эту просьбу выполнил охотно. Мы подогнали "студебеккер" к месту, где хранились бочка и щиты. Погрузили горючее, сели. За бочкой укрылся Шуков; Лапка с Горой вооружились щитами, и операция началась!.. Эвальд должен был поднять крик лишь после того, как мы завалим забор, или вообще не поднимать. Я сидел за рулем. Кстати, о технологии побега: большинство из тех, кто уходил в побег, именно прорывались, от чего страдала в первую голову машина - выходил из строя радиатор. Мы учли это. Я включил все три моста и медленно двинулся к кольям запретной зоны - они легко завалились; потом так же медленно подъехал к основному заграждению - оно тоже поддалось без труда... В лагерях для политических вышки отстояли одна от другой приблизительно на пятьдесят метров. Мы проехали примерно между двумя вышками, и, когда приблизились ко рву, случилось нечто ужасное... Лапка и Гора спрыгнули, чтобы перекинуть щиты. Часовой на вышке со стороны Горы покинул пост, спустился по лесенке на несколько ступенек, снова поднялся и только потом открыл огонь. Это обстоятельство позволило Горе выиграть время: он перебросил щит, перебрался через бруствер и залег. Бедняга Лапка тоже успел перекинуть щит, поднялся, но тут его подсек пулеметный огонь, и этот добрый, живой, на диво смелый парень, уроженец какого-то Богом забытого села в Закарпатье или Приднестровье, девятнадцатилетний украинец, упал бездыханный... Я нажал на газ, взял бруствер; из правой дверки вдруг выпрыгнул Клубницкий и бросился назад к заваленной ограде; но едва он поднялся на бруствер, как его настигла пуля, и он рухнул в ров. Времени на размышления не было - Гора подполз, взобрался в кабину, точнее, упал ничком на сиденье - ноги наружу, я поддал газ, и под пулеметный огонь с обеих вышек машина рванула вперед. Как известно, в Карагандинских степях на сайгу охотятся на машинах, рытвин и бугров здесь днем с огнем не сыщешь. "Студебеккер" мчался на бешеной скорости. Мы отъехали уже довольно далеко, непосредственной опасности не было, и я спросил у Ушакова, где Шуков, тот, что сидел за бочкой с горючим. Ушаков обернулся на заднее стекло кабины, долго всматривался и сказал: "По-моему, я видел его мельком... Он спрыгнул еще до того, как мы рванули через запретную зону!" Проехали еще немного. Едва мы перевели дух, как Гора, превозмогая боль, пробормотал, что убили Лапку, он сам видел его труп, а Клубницкий, может, и остался жив - он упал в ров. Я был в недоумении, почему Клубницкий спрыгнул, что вдруг на него нашло? Ушаков, нарушив нависшее молчание, заметил, что, видно, подвели нервы!
Примерно через час после побега машина стала - кончился бензин. Мы собрались снять бочку - куда там, изрешеченная пулями, она, подбитая, скатилась на землю. Мы бросили "студебеккер" Овальда. Спустилась ночь. Ушаков решил отделиться и ушел один. Нас осталось двое: я и Гора. Двинулись быстрым шагом, почти бегом. Близился рассвет, нужно было залечь, поскольку днем нас обнаружили бы с воздуха - в Песчанлаге был самолет типа "У-2". Прошли еще немного. На востоке чуть посветлело небо. Обозначилась какая-то деревня или поселок - всего несколько домов. Мы подошли поближе. Трава была высокой, залегли... Из крайнего дома вышла женщина, поднялась по лестнице на сеновал и спустилась с охапкой сена. Вошла в сарай, вернулась в дом. Гора шепнул, что нужно выждать, пока женщина уснет, подняться на сеновал там полно сена, забраться в него, выспаться, а с наступлением сумерек продолжить путь. Я согласился. Мы подождали пятнадцать-двадцать минут и бесшумно пробрались на чердак под черепичной крышей. Тут и впрямь оказалось много сена. Мы забрались в него, легли бок о бок и уснули как мертвые... Мы так издергались накануне, бежали, почитай, всю ночь - как было не заснуть. Удивительно, что мы остались живы.
Проснулся я вроде бы от крика, бросил взгляд на часы - почти четыре. Я толкнул Гору локтем - он не спал! И тут мы услышали:
- Ребята, мы конвой Управления. Знаю, что вы там. Выходите, слово русского офицера, доставлю вас в Караганду, в шестнадцатую тюрьму. Не бойтесь, не в лагерь! Выходите!
Мы выбрались из сена. Я слегка приподнял черепицу, выглянул. Перед домом стоял грузовик с солдатами на скамьях. Приподнял черепицу с другой стороны... Дом был окружен, попали как кур во щи. Стали анализировать ситуацию, рассуждать... Офицер обратился к нам еще раз. Я почему-то запомнил, что поначалу он говорил "слово русского офицера", а потом уже "честное слово русского офицера". Как тут было не поверить!..
Странно, но нас действительно пальцем не тронули, даже не ругнули. Надели наручники, сдали дежурному в шестнадцатую тюрьму, и на том завершилась наша попытка побега.
Вначале мы сидели в шестнадцатой тюрьме, потом в Спасской. Прошло месяца два. Началось следствие, нас судили, снова приговорили к двадцати пяти годам, отсчет срока начался со дня вынесения последнего приговора. Прежняя отсидка пошла коту под хвост. А по правде, когда у тебя четвертак, двумя годами больше или меньше значения не имеет. Теперь в активе у каждого из нас было по полсотни.
Мы провели на воле сутки или чуть больше.
Беглец умный после поимки не останется в том же лагере, откуда бежал. На нем клеймо беглеца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156