Если превратишься в ребёнка, а умом и душой останешься взрослым…
– Точнее, стариком, в твоем случае.
– Да-да… Ты ведь только наблюдать детство будешь, хотя, так сказать, и вблизи. А подлинных детских впечатлений и переживаний не испытаешь. Если же вернут тебе и детский ум, ты станешь ребёнком, а не в детство вернёшься.
– Поумнел, поумнел, Иллариоша! – искренне, хотя и с оттенком иронии, восхитился Иван Варфоломеевич. – Я некоторым образом теоретически принимал твою озабоченность судьбами дурных детей, твоё желание как-то практически участвовать в их перевоспитании…
– Противоестественная затея, – жёстко произнес «Илларион Венедиктович». – Детство прекрасно тем, что неповторимо… Его можно сохранить в памяти, в сердце…
– Астарость? – Иван Варфоломеевич даже вскочил от волнения. – Как это ни странно звучит, но ведь и старость неповторима! Её тоже надо достойно и интересно прожить.
Тут раздался дверной звонок, и он поспешил в прихожую, и вернулся с Гордеем Васильевичем. Тот сразу чуть ли не закричал:
– Дураки! Честное слово, старые дураки! Прости, Роман, что я втянул тебя в эту склеротическую, маразматическую историю!
– Какой… Роман?! – поразился Иван Варфоломеевич. – Он куда-то ушёл… Что с тобой, Гордеюшка?
– Ма-а-ара-а-азм! Старческий, клинический, идиотический, умственно подагрический маразм! Иди, приведи себя в нормальный вид, – сказал Гордей Васильевич Роману, и тот вышел.
– Объясни мне, пожалуйста…
– Дай отдышаться… Подвёл я тебя, Иван… Поступил с тобой как последний негодяй, хотя мечтал только о том, чтобы помочь тебе. Не торопи меня; пожалуйста. У меня в голове, в душе – хаос! Ты меня презирать будешь и прав будешь!
– Пока, Гордеюшка, я слышу только сумбурный набор слов!
– Я позволил себе ввести тебя, ученого, в грандиознейшее заблуждение! Сейчас перед тобой был загримированный под Иллариона Роман!
– А… а… а для чего? А где сам Илларион?
– Он превратился в десятилетнего мальчика и сейчас сидит в ванной.
– Нет его там, – сказал вернувшийся Роман. – Его увела какая-то девочка. Уверяла, что ненадолго, а вот…
– Кошмар… – Иван Варфоломеевич не мог больше говорить, отпил воды из поданного Романом стакана. – Это же… чего же вы… Разыгрались! – презрительно продолжал он. – А вдруг сейчас с ним что-нибудь… Немедленно разыщите его! Иначе… иначе… Детей собираетесь перевоспитывать, а сами…
Гордей Васильевич попросил Романа посмотреть, нет ли Лапы где-нибудь поблизости, позвонил в лабораторию, велел немедленно привезти робота Дорогушу, заговорил и торопливо, и сбивчиво:
– Понимаешь, Иванушка, ты прав и… меня тоже пойми… Нет у меня сейчас возможности всё тебе объяснить… А ты имеешь право… если хочешь, даже обязан… презирать меня, проклинать, но… тут дела ещё серьёзнее, чем ты предполагаешь…
– Прости меня, Гордеюшка, – остановил его Иван Варфоломеевич. – Ни проклинать, ни презирать тебя я не собираюсь. Знаю: ты действовал из лучших побуждений. Но какое нагромождение нелепостей! Извини, глупостей, граничащих… Как ты посмел скрыть от меня Лапу?! Это ведь не твоё и даже не мое личное дело!
– Но ты – мое личное дело!
– Неправда!
– Разберемся… когда-нибудь… – почти неслышно сказал Гордей Васильевич, – Я хотел уберечь тебя… Я и до сих пор верю своему сердцу… Сейчас разыщем Лапу и…
– И ответь мне! – приказал Иван Варфоломеевич. – Ответь мне честно! Мой Серёженька имеет отношение к твоим действиям?
– Да. И больше меня об этом не спрашивай.
– Спа… си… бо. Но если ты болеешь за меня, то почему наносишь мне самый… убийственный удар?
– Ты мне отвечаешь тем же… – Гордей Васильевич был не в силах продолжать, Иван же Варфоломеевич деловито спросил:
– А зачем тебе Дорогуша?
Не поднимая головы, но заставив себя поднять бессильно опавшие руки и положить их на колени, Гордей Васильевич глухо объяснил:
– Он быстро найдет Лапу. И практически всё ещё можно исправить.
Вернулся Роман и обеспокоенно сообщил:
– Одна девочка видела, как Лапа и девочка, которая недавно сюда приходила, сели в такси на ближайшей стоянке. Что бы это могло означать? Как можно объяснить поведение моего отца?
– Это уже не твой отец, – жёстко ответил Иван Варфоломеевич, – вполне возможно, что он действует уже как десятилетний мальчишка.
– Рома, – позвал Гордей Васильевич по-прежнему глухим, заметно прерывистым голосом, – у Дорогуши великолепная зрительная память. И есть в нём великолепное устройство, которое помогает ему довольно быстро находить предметы и людей. Прошу тебя, нарисуй на своем лице синяки.
– Это значительно проще, чем выдавать себя за своего отца, – насмешливо сказал Роман и вышел.
Шофер привёл Дорогушу. Гордей Васильевич нажал в нём несколько кнопок, что-то подкрутил, а когда вернулся Роман, приказал, четко произнося каждое слово:
– Запомни это лицо. Найди мальчика с таким лицом.
– Вас понял, – ответил Дорогуша. – Приступаю к поискам.
– Поедешь в машине. Будешь указывать шоферу направление.
– Вас понял.
Когда шофер ушёл с ним, Роман спросил:
– И вы надеетесь, что робот…
– Уверен, – твёрдо ответил Гордей Васильевич. – Это у него здорово получается.
– Всегда ты был чудаком, Гордеюшка, – невесело, но уже мягко проговорил Иван Варфоломеевич. – Роман, неси шахматы. Хоть немного отвлечемся. А ты, Гордеюшка, прости меня за несдержанность.
– Что ты, Иванушка… Я перед тобой виноват…
Сейчас я попытаюсь, уважаемые читатели, объяснить вам поведение Гордея Васильевича, в котором кое-кому из вас может показаться многое непонятным. Но это лишь на первый взгляд. Помнится, я уже сообщал, и не однажды, что Гордей Васильевич почему-то сразу был абсолютно убежден, что Сергей Иванович – никакой не сын его старого друга, а самый, так сказать, обыкновенный агент иностранной разведки. Его к нам забросили с целью немедленно выкрасть секрет изобретения Ивана Варфоломеевича. А тут ещё неожиданно обнаружилось, что границы применения эликсира грандиозус наоборотусневероятно расширились. А подлинное лицо Сергея Ивановича будет, вполне возможно, выяснено уже завтра (и в этом известное значение будет иметь детское фото Серёженьки подлинного). И Гордей Васильевич старался хотя бы до завтра оттянуть время. Ему думалось, хотя он больше доверял сердцу, чем разуму, что сумеет как-то смягчить удар, который готовит судьба его дорогому другу. И ещё он боялся, очень тревожился, что сегодня же, пользуясь доверчивостью своего так называемого отца, Серёженька попытается завладеть секретом его выдающегося изобретения.
И тут вдруг ученого словно озарило: он понял, что не такой уж простак Иван Варфоломеевич, и тем более у него хватит мужества достойно встретить удар судьбы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
– Точнее, стариком, в твоем случае.
– Да-да… Ты ведь только наблюдать детство будешь, хотя, так сказать, и вблизи. А подлинных детских впечатлений и переживаний не испытаешь. Если же вернут тебе и детский ум, ты станешь ребёнком, а не в детство вернёшься.
– Поумнел, поумнел, Иллариоша! – искренне, хотя и с оттенком иронии, восхитился Иван Варфоломеевич. – Я некоторым образом теоретически принимал твою озабоченность судьбами дурных детей, твоё желание как-то практически участвовать в их перевоспитании…
– Противоестественная затея, – жёстко произнес «Илларион Венедиктович». – Детство прекрасно тем, что неповторимо… Его можно сохранить в памяти, в сердце…
– Астарость? – Иван Варфоломеевич даже вскочил от волнения. – Как это ни странно звучит, но ведь и старость неповторима! Её тоже надо достойно и интересно прожить.
Тут раздался дверной звонок, и он поспешил в прихожую, и вернулся с Гордеем Васильевичем. Тот сразу чуть ли не закричал:
– Дураки! Честное слово, старые дураки! Прости, Роман, что я втянул тебя в эту склеротическую, маразматическую историю!
– Какой… Роман?! – поразился Иван Варфоломеевич. – Он куда-то ушёл… Что с тобой, Гордеюшка?
– Ма-а-ара-а-азм! Старческий, клинический, идиотический, умственно подагрический маразм! Иди, приведи себя в нормальный вид, – сказал Гордей Васильевич Роману, и тот вышел.
– Объясни мне, пожалуйста…
– Дай отдышаться… Подвёл я тебя, Иван… Поступил с тобой как последний негодяй, хотя мечтал только о том, чтобы помочь тебе. Не торопи меня; пожалуйста. У меня в голове, в душе – хаос! Ты меня презирать будешь и прав будешь!
– Пока, Гордеюшка, я слышу только сумбурный набор слов!
– Я позволил себе ввести тебя, ученого, в грандиознейшее заблуждение! Сейчас перед тобой был загримированный под Иллариона Роман!
– А… а… а для чего? А где сам Илларион?
– Он превратился в десятилетнего мальчика и сейчас сидит в ванной.
– Нет его там, – сказал вернувшийся Роман. – Его увела какая-то девочка. Уверяла, что ненадолго, а вот…
– Кошмар… – Иван Варфоломеевич не мог больше говорить, отпил воды из поданного Романом стакана. – Это же… чего же вы… Разыгрались! – презрительно продолжал он. – А вдруг сейчас с ним что-нибудь… Немедленно разыщите его! Иначе… иначе… Детей собираетесь перевоспитывать, а сами…
Гордей Васильевич попросил Романа посмотреть, нет ли Лапы где-нибудь поблизости, позвонил в лабораторию, велел немедленно привезти робота Дорогушу, заговорил и торопливо, и сбивчиво:
– Понимаешь, Иванушка, ты прав и… меня тоже пойми… Нет у меня сейчас возможности всё тебе объяснить… А ты имеешь право… если хочешь, даже обязан… презирать меня, проклинать, но… тут дела ещё серьёзнее, чем ты предполагаешь…
– Прости меня, Гордеюшка, – остановил его Иван Варфоломеевич. – Ни проклинать, ни презирать тебя я не собираюсь. Знаю: ты действовал из лучших побуждений. Но какое нагромождение нелепостей! Извини, глупостей, граничащих… Как ты посмел скрыть от меня Лапу?! Это ведь не твоё и даже не мое личное дело!
– Но ты – мое личное дело!
– Неправда!
– Разберемся… когда-нибудь… – почти неслышно сказал Гордей Васильевич, – Я хотел уберечь тебя… Я и до сих пор верю своему сердцу… Сейчас разыщем Лапу и…
– И ответь мне! – приказал Иван Варфоломеевич. – Ответь мне честно! Мой Серёженька имеет отношение к твоим действиям?
– Да. И больше меня об этом не спрашивай.
– Спа… си… бо. Но если ты болеешь за меня, то почему наносишь мне самый… убийственный удар?
– Ты мне отвечаешь тем же… – Гордей Васильевич был не в силах продолжать, Иван же Варфоломеевич деловито спросил:
– А зачем тебе Дорогуша?
Не поднимая головы, но заставив себя поднять бессильно опавшие руки и положить их на колени, Гордей Васильевич глухо объяснил:
– Он быстро найдет Лапу. И практически всё ещё можно исправить.
Вернулся Роман и обеспокоенно сообщил:
– Одна девочка видела, как Лапа и девочка, которая недавно сюда приходила, сели в такси на ближайшей стоянке. Что бы это могло означать? Как можно объяснить поведение моего отца?
– Это уже не твой отец, – жёстко ответил Иван Варфоломеевич, – вполне возможно, что он действует уже как десятилетний мальчишка.
– Рома, – позвал Гордей Васильевич по-прежнему глухим, заметно прерывистым голосом, – у Дорогуши великолепная зрительная память. И есть в нём великолепное устройство, которое помогает ему довольно быстро находить предметы и людей. Прошу тебя, нарисуй на своем лице синяки.
– Это значительно проще, чем выдавать себя за своего отца, – насмешливо сказал Роман и вышел.
Шофер привёл Дорогушу. Гордей Васильевич нажал в нём несколько кнопок, что-то подкрутил, а когда вернулся Роман, приказал, четко произнося каждое слово:
– Запомни это лицо. Найди мальчика с таким лицом.
– Вас понял, – ответил Дорогуша. – Приступаю к поискам.
– Поедешь в машине. Будешь указывать шоферу направление.
– Вас понял.
Когда шофер ушёл с ним, Роман спросил:
– И вы надеетесь, что робот…
– Уверен, – твёрдо ответил Гордей Васильевич. – Это у него здорово получается.
– Всегда ты был чудаком, Гордеюшка, – невесело, но уже мягко проговорил Иван Варфоломеевич. – Роман, неси шахматы. Хоть немного отвлечемся. А ты, Гордеюшка, прости меня за несдержанность.
– Что ты, Иванушка… Я перед тобой виноват…
Сейчас я попытаюсь, уважаемые читатели, объяснить вам поведение Гордея Васильевича, в котором кое-кому из вас может показаться многое непонятным. Но это лишь на первый взгляд. Помнится, я уже сообщал, и не однажды, что Гордей Васильевич почему-то сразу был абсолютно убежден, что Сергей Иванович – никакой не сын его старого друга, а самый, так сказать, обыкновенный агент иностранной разведки. Его к нам забросили с целью немедленно выкрасть секрет изобретения Ивана Варфоломеевича. А тут ещё неожиданно обнаружилось, что границы применения эликсира грандиозус наоборотусневероятно расширились. А подлинное лицо Сергея Ивановича будет, вполне возможно, выяснено уже завтра (и в этом известное значение будет иметь детское фото Серёженьки подлинного). И Гордей Васильевич старался хотя бы до завтра оттянуть время. Ему думалось, хотя он больше доверял сердцу, чем разуму, что сумеет как-то смягчить удар, который готовит судьба его дорогому другу. И ещё он боялся, очень тревожился, что сегодня же, пользуясь доверчивостью своего так называемого отца, Серёженька попытается завладеть секретом его выдающегося изобретения.
И тут вдруг ученого словно озарило: он понял, что не такой уж простак Иван Варфоломеевич, и тем более у него хватит мужества достойно встретить удар судьбы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81