– Я к нему и собирался обратиться.
– Чтобы новая игрушка получилась? – усмехнулся Гордей Васильевич. – Маленький такой генералик-лейтенантик в отставочке?.. Да не сердись, не сердись, старина! Могу я немного пошутить?
– Шути себе на здоровье, ну, а при чём здесь всё-таки новый вид оружия?
– А вот при чем. – Гордей Васильевич говорил сдержанно, но с явно ощутимым внутренним волнением. – Сейчас все наши враги ломают свои подлые головы над одним вопросом. Не дай бог, в ужасном страхе размышляют они, что люди мира, всё прогрессивное человечество добьется запрещения любого вида оружия! А без войны враги наши не могут. Им всё равно надо нас уничтожить! Для этого они и существуют! И, конечно же, они ищут это новое оружие! Может быть, самое опасное, самое изощренное, самое…
– Извини, извини, – торопливо перебил Илларион Венедиктович. – Помнишь, я рассказывал тебе, что видел во сне Смерть-фашистку. Она ведь мне о чем-то вроде этого толковала, тоже высказывала опасения, что люди добьются запрещения всех видов оружия. И тогда, уверяла она, безмозглая и безглазая фашистка, наступит война, не просто борьба, а именно война за умы и сердца людей. Вот в ней-то главный упор будет сделан на детей. Ибо на их умишки и сердчишки, полагают враги, легче воздействовать. И к этому, думается, надо уже сейчас готовиться.
– Мы и готовимся! – в необычайном возбуждении воскликнул Гордей Васильевич. – Мы должны быть готовыми отразить любое нападение на нас! К сожалению, к несчастью, к подлинной беде нашей, нет ничего проще, рассчитывают враги, чем испортить так называемое подрастающее поколение! И выгоднее всего испортить его уже в детстве!!! Вот мы с тобой сейчас сидим, думаем, как бы сделать так, чтобы потомчики наши гарантийновыросли подлинными гражданами своей страны. А где-то ТАМ тоже сидят, тоже военные и ученые, и строят о детях наших самые сверхнаиподлейшие планы: как бы сделать так, чтобы наши дорогие потомчики выросли настоящими обормотами… Вот теперь о твоем биолого-психолого-педагогическом эксперименте. Наш дорогой Иван – человек сугубо штатский, и когда он изобретает своих зверюшек-игрушек, ему в научную голову и не придёт, что за его изобретением будут охотиться, ЕСЛИ УЖЕ НЕ ОХОТЯТСЯ, все крупнейшие разведки мира, особенно знаменитые «Целенаправленные Результативные Уничтожения».
– Кое-что я начинаю понимать, – растерянно признался Илларион Венедиктович.
– Сейчас всё поймешь! – пригрозил Гордей Васильевич. – Представь себе, если хватит воображения, такую ситуацию. Появилось на территории мирной страны вражеское военное соединение, вооруженное самым наисовременнейшим оружием. И не успели эти головорезы приступить к своему подлому делу, как все превратились в детишек! Бегают голенькими, потому что детской-то одежды командование им не выделило! – рассмеялся Гордей Васильевич. – Кричат, визжат, играют, дерутся между собой, и мирная страна, которую они собирались поработить, может жить спокойно.
Илларион Венедиктович был неподвижен, как робот Дорогуша, сказал глухо:
– Значит, ты обнаружил нечто общее между изобретением Ивана и моим желанием вернуться в детство?
– Конечно. Вот «Чадомер» – прибор, так сказать, самого мирного назначения. А зверюшки-игрушки рано или поздно будут утверждены как имеющие оборонное значение. Причем важнейшее.
– Но ведь никто до сих пор…
– Вот именно – до сих пор! – в голосе Гордея Васильевича прозвучало раздражение. – А я убежден: не может быть, чтобы «Целенаправленные Результативные Уничтожения» ДО СИХ ПОР не заинтересовались идеей создания зверюшек-игрушек и не увидели, ЧТО можно из неё извлечь для военных целей…
– Хорошо, хорошо, то есть совершенно отвратительно! – вскричал Илларион Венедиктович, но почти сразу же сник и спросил чуть ли не беспомощным тоном: – И неужели дети будут лишены замечательнейшего изобретения?
– Ни в коем случае, – убежденно заверил Гордей Васильевич. – Воспитание детей – сверхнаиважнейший вопрос современности. Вот поэтому, дорогой мой, ни на секунду нельзя забывать о том, что мы в ответе за будущее наших потомчиков. Мы обязаны оградить их от любых вражеских происков. А враги следят за каждым нашим шагом. И каждый наш шаг, если мы что-нибудь провороним,они тут же используют в своих наиподлейших целях!
– Если воспитание детей – сверхнаиважнейший вопрос современности, – задумчиво сказал Илларион Венедиктович, – то почему ты против моей попытки вернуться в детство? Неужели ты не видишь в этом биолого-психолого-педагогическом эксперименте никакого смысла? Подожди, подожди! – не попросил, а потребовал Илларион Венедиктович. – Ведь проводили же крупнейшие медики на себе даже смертельные опыты!
– Когда у них не было иного выхода. Я ведь отлично понимаю тебя, Иллариоша. Да, мы иногда, а может, и довольно часто, не умеем глубоко заглянуть в душу ребёнка. А ещё чаще он и сам не может объяснить, что с ним происходит. Когда же ты, предположим, окажешься среди них своим,ты соберёшь массу интереснейших и даже уникальных сведений. Подожди, подожди! – не потребовал, а приказал Гордей Васильевич. – Но всё это надо делать с умом! Вот мы сейчас же позвоним Ивану, может, он из-за границы уже вернулся. А ты немножко остынь.
Набрав номер, Гордей Васильевич долго сидел с трубкой в руке, взглядами давая понять другу, что не отвечают, хотел уже положить трубку на место, но тут же усталое лицо его расплылось в улыбке, он радостно заговорил:
– Здорово, Иванушка!.. Как съездил?
И лицо его вдруг стало менять одно выражение за другим: удивление, восторг, чуть ли не ужас, затем самый настоящий ужас, растерянность… Согласно кивая и уже не так радостно он сказал:
– Поздравляю тебя, дружище… Сыну, конечно, приветы и поздравления от нас с Иллариошей, он вот тут сидит рядом… Договорились… И ты ему нужен… Завтра у тебя в лаборатории сразу после обеда… Всего тебе, вернее, вам, самого наилучшего… Да, да, до завтра…
Гордей Васильевич долго не мог уложить трубку обратно на рычаг, будто рука его не слушалась, а он просто слишком сильно задумался и не менее сильно растерялся. Когда трубка оказалась (не без помощи Иллариона Венедиктовича) на месте, Гордей Васильевич долго смотрел на него каким-то опустошенным взглядом, покашлял, словно прочищая горло, но голос всё равно прозвучал хрипло и глухо:
– Не забудь, завтра у Ивана в лаборатории после обеда встречаемся… вот так…
– Что там случилось?
– Ни в сказке сказать, ни пером описать. Представляешь, за границей Иван встретил… вернее, к нему сам явился… Представляешь ситуацию… Сын к нему явился. Серж. Сергей, значит, по-нашему. А ведь я этого Сержа маленьким на коленях держал… Считали его погибшим под первой бомбежкой…
– А что ж ты помрачнел?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81