Он не поддержал эту крайность, но не согласился и с тем, чтобы государь покинул Москву. Обосновал это тем, что нигде царю не безопасно: в Нижнем – казанцы, в Новгороде – от шведов угроза, в Пскове – от Литвы. Да и оставить Москву не на кого. Есть брат у царя, но тот еще малолетней. «Решать, однако, государь, тебе, – закончил митрополит свою речь. – Как скажешь, на то получишь благословение церкви».
«Остаюсь!» – твердо произнес царь, и было умилительно смотреть на десятилетнего ребенка, как гордо он вскинул голову и с каким торжеством глядел на бояр.
Принялись обсуждать, какие меры принять для обороны Москвы, но особенно Кремля, где и как спешно полчить ратников для усиления окских полков, каких воевод послать на Оку, и вот тут князь Иван Вельский предложил не медля ни дня отправить князей Воротынских в свои уделы. Чтобы, как он сказал, не без пригляду оставались верхнеокские города, если частью сил крымцы пойдут Сенным шляхом.
По душе Михаилу и Владимиру такое поручение, но и удивления достойно: отчего ни слова о том, какую рать дать им под руку?
Увы, и царь, по малым годам своим не ведающий ратного дела, согласился с князем Иваном Вельским, повелев братьям Воротынским завтра с рассветом поспешить в свои уделы. Вот и вышло, что оказались они лишь со своими дружинами, но если дружина Воротынска виделась им надежной, то дружина Одоева – замок с секретом. Чтобы отомкнуть его – время потребно. А будет ли оно? Обойдется ли? Надоумит ли Бог татар не идти Сенным шляхом?
Прежде чем ехать домой, Михаил с Владимиром завернули в Казенный двор, чтобы испросить у стрелецкого головы Фрола Фролова в стремянные князю Михаилу. Князь Михаил вынашивал такое намерение давно, только ждал, когда минет опала и можно будет сразу же взять к себе молодца, так много доброго им сделавшего.
Стрелецкий голова удивился просьбе князей-братьев. Пожал плечами. «Овчины он человек. Тот его к вам подослал…»
Не очень-то поверилось в это братьям. Никакого худа они от него не видели, за крамольные речи, какие с ним вели, никакого зла не получали; но возражать стрелецкому голове князья не стали. Михаил ответил: «Теперь Овчины нет». «Овчины нет, найдется другой изверг. У трона всегда и добра вдоволь, и зла. Глядите, не пожалеть бы. А так – что, так – берите».
Братья не прислушались к совету пожилого, видавшего виды на Казенном дворе головы, велели Фролу нынче же прибыть к ним во дворец.
Прискакав домой, и, распорядившись готовить в дорогу коней и малую охрану, сели князья-братья за стол, с любовью накрытый княгиней-матерью. Теперь они вместе, она теперь всю материнскую любовь направит на то, чтобы сыновьям было в доме удобно и покойно. Увы, сыновья сразу же сбили сияющую ее радость, сказав о повелении царя спешить в уделы, на рубежи, дабы встретить там крымцев.
«Господи! – истово перекрестилась княгиня. – Иль денечков хоть несколько с матерью непозволительно побыть?! Кто ж вам так удружил?» «Князь Иван Вельский». «Бесчестный!»
Вроде бы, как молва идет, правит, растолкав всех, Иван Вельский думой мягко, даже с Шуйским, кто его заточил в подземелье и оковал, поступил милостиво, оставил без гонения, а гляди ж ты, сразу увидел, что Иван Васильевич намерен приблизить к себе юных князей, тут же когти выпустил. А иначе не оценишь совет князя Вельского отправить Воротынских в уделы их спешно, еще и без рати. Чтобы, значит, не смогли совладать с крымцами, если те подступят к верхнеокским городам. Не любы, выходит, юные князья властолюбцу! На одно надежда: минует их, Бог даст, лихо лихое.
Надежда – штука, конечно, добрая, но если без огляда на ту надежду прикидывать, то получается, что Сагиб-Гирей непременно повторит ту тактику, какая привела их с Мухаммед-Гиреем к великому ратному успеху. Нельзя отбрасывать и то, что идет с ханом крымским предатель Симеон Вельский, а тому хорошо известно, что полки, высылаемые на весну и лето к Оке, в верховье станов не имеют, там только дружины в крепостях и сторожи на засеках, выставлять которые начали при покойном князе Иване Воротынском по его разумению. Дело оказалось весьма сподручным, однако получить своевременно весть о ворогах – это лишь полдела, чтобы побить их, нужна рать. Не справятся дружины с крымцами, если те направят по Сенному шляху тумен, а то и два. Никак не справятся.
Братья Воротынские ошибались: Сагиб-Гирей – не Мухаммед-Гирей, ему не свойственна военная хитрость, да и советник его, князь Симеон Вельский, не чета атаману Дашковичу, вот и, не мудрствуя лукаво, повел свои тумены крымский хан к Оке мимо Зарайска, оставив под городом малую часть своих сил. Времени у князей Воротынских, поэтому, оказалось достаточно, чтобы собрать все верхнеокские дружины в один кулак, поставив над ними воеводою Никифора Двужила, не оценив усердную хлопотливость Фрола Фролова, который крутился, как белка в колесе, исполняя поручения своего государя.
Правда, что касалось своей Одоевской дружины, Михаил не делал ни шага, не посоветовавшись с Фролом, а все распоряжения дружине передавал через него, сразу поставив таким образом привезенного с собой стремянного как бы своей правой рукой; только с первых же дней стал замечать, что услужливость и старание, суетливое, показное, не всегда шли на пользу дела, чаще даже вносили путаницу. Оправдывал князь Михаил Фрола неопытностью того и до поры до времени не жалел, что дал Фролу верховенство над дружиной. Фрол же считал, что честь ему не по заслуге. За содействие в освобождении братьев они просто обязаны были поставить его над всеми дружинами. Обиду свою, правда, Фрол не показывал. В себе затаил.
Время шло. Крымцы не появлялись, ни ископоти не встречались, ни сакмы не прорывались через засечные линии; уже казалось братьям, что все обойдется, а это и радовало, но и огорчало: тишь да благодать – хорошо, конечно, только видна ли станет при этом их радивость, станет ли царю известно их воеводское мастерство? Самое лучшее, как они мыслили, если бы появился небольшой отряд крымцев, разбить который оказалось бы лестно и славно, но, похоже было, так и простоят они со своими дружинами и частью сторожи, в кулак собранной, в полном безделии. Михаил даже намеревался в ближайшие дни разослать казаков и стрельцов-порубежников по сторожам, чтобы бдили бы ископоти и сакмы да еще слали бы дополнительные станицы в Поле, только Двужил отговорил. «Когда лазутчики весть дадут, что Сагиб побег восвояси, тогда и рассупонимся. Иль взашей нас кто тычет?»
Послушал Двужила, оставил на время все как есть и не пожалел: от Челимбека в Воротынск прибыл тайный посланец, оттуда быстро доставили его в стан братьев Воротынских. Принес тот посланец важную весть: Сагиб-Гирей повернул от Оки, увидевши великое войско московское, на Пронск пошел, чтобы не совсем с пустыми руками возвращаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138
«Остаюсь!» – твердо произнес царь, и было умилительно смотреть на десятилетнего ребенка, как гордо он вскинул голову и с каким торжеством глядел на бояр.
Принялись обсуждать, какие меры принять для обороны Москвы, но особенно Кремля, где и как спешно полчить ратников для усиления окских полков, каких воевод послать на Оку, и вот тут князь Иван Вельский предложил не медля ни дня отправить князей Воротынских в свои уделы. Чтобы, как он сказал, не без пригляду оставались верхнеокские города, если частью сил крымцы пойдут Сенным шляхом.
По душе Михаилу и Владимиру такое поручение, но и удивления достойно: отчего ни слова о том, какую рать дать им под руку?
Увы, и царь, по малым годам своим не ведающий ратного дела, согласился с князем Иваном Вельским, повелев братьям Воротынским завтра с рассветом поспешить в свои уделы. Вот и вышло, что оказались они лишь со своими дружинами, но если дружина Воротынска виделась им надежной, то дружина Одоева – замок с секретом. Чтобы отомкнуть его – время потребно. А будет ли оно? Обойдется ли? Надоумит ли Бог татар не идти Сенным шляхом?
Прежде чем ехать домой, Михаил с Владимиром завернули в Казенный двор, чтобы испросить у стрелецкого головы Фрола Фролова в стремянные князю Михаилу. Князь Михаил вынашивал такое намерение давно, только ждал, когда минет опала и можно будет сразу же взять к себе молодца, так много доброго им сделавшего.
Стрелецкий голова удивился просьбе князей-братьев. Пожал плечами. «Овчины он человек. Тот его к вам подослал…»
Не очень-то поверилось в это братьям. Никакого худа они от него не видели, за крамольные речи, какие с ним вели, никакого зла не получали; но возражать стрелецкому голове князья не стали. Михаил ответил: «Теперь Овчины нет». «Овчины нет, найдется другой изверг. У трона всегда и добра вдоволь, и зла. Глядите, не пожалеть бы. А так – что, так – берите».
Братья не прислушались к совету пожилого, видавшего виды на Казенном дворе головы, велели Фролу нынче же прибыть к ним во дворец.
Прискакав домой, и, распорядившись готовить в дорогу коней и малую охрану, сели князья-братья за стол, с любовью накрытый княгиней-матерью. Теперь они вместе, она теперь всю материнскую любовь направит на то, чтобы сыновьям было в доме удобно и покойно. Увы, сыновья сразу же сбили сияющую ее радость, сказав о повелении царя спешить в уделы, на рубежи, дабы встретить там крымцев.
«Господи! – истово перекрестилась княгиня. – Иль денечков хоть несколько с матерью непозволительно побыть?! Кто ж вам так удружил?» «Князь Иван Вельский». «Бесчестный!»
Вроде бы, как молва идет, правит, растолкав всех, Иван Вельский думой мягко, даже с Шуйским, кто его заточил в подземелье и оковал, поступил милостиво, оставил без гонения, а гляди ж ты, сразу увидел, что Иван Васильевич намерен приблизить к себе юных князей, тут же когти выпустил. А иначе не оценишь совет князя Вельского отправить Воротынских в уделы их спешно, еще и без рати. Чтобы, значит, не смогли совладать с крымцами, если те подступят к верхнеокским городам. Не любы, выходит, юные князья властолюбцу! На одно надежда: минует их, Бог даст, лихо лихое.
Надежда – штука, конечно, добрая, но если без огляда на ту надежду прикидывать, то получается, что Сагиб-Гирей непременно повторит ту тактику, какая привела их с Мухаммед-Гиреем к великому ратному успеху. Нельзя отбрасывать и то, что идет с ханом крымским предатель Симеон Вельский, а тому хорошо известно, что полки, высылаемые на весну и лето к Оке, в верховье станов не имеют, там только дружины в крепостях и сторожи на засеках, выставлять которые начали при покойном князе Иване Воротынском по его разумению. Дело оказалось весьма сподручным, однако получить своевременно весть о ворогах – это лишь полдела, чтобы побить их, нужна рать. Не справятся дружины с крымцами, если те направят по Сенному шляху тумен, а то и два. Никак не справятся.
Братья Воротынские ошибались: Сагиб-Гирей – не Мухаммед-Гирей, ему не свойственна военная хитрость, да и советник его, князь Симеон Вельский, не чета атаману Дашковичу, вот и, не мудрствуя лукаво, повел свои тумены крымский хан к Оке мимо Зарайска, оставив под городом малую часть своих сил. Времени у князей Воротынских, поэтому, оказалось достаточно, чтобы собрать все верхнеокские дружины в один кулак, поставив над ними воеводою Никифора Двужила, не оценив усердную хлопотливость Фрола Фролова, который крутился, как белка в колесе, исполняя поручения своего государя.
Правда, что касалось своей Одоевской дружины, Михаил не делал ни шага, не посоветовавшись с Фролом, а все распоряжения дружине передавал через него, сразу поставив таким образом привезенного с собой стремянного как бы своей правой рукой; только с первых же дней стал замечать, что услужливость и старание, суетливое, показное, не всегда шли на пользу дела, чаще даже вносили путаницу. Оправдывал князь Михаил Фрола неопытностью того и до поры до времени не жалел, что дал Фролу верховенство над дружиной. Фрол же считал, что честь ему не по заслуге. За содействие в освобождении братьев они просто обязаны были поставить его над всеми дружинами. Обиду свою, правда, Фрол не показывал. В себе затаил.
Время шло. Крымцы не появлялись, ни ископоти не встречались, ни сакмы не прорывались через засечные линии; уже казалось братьям, что все обойдется, а это и радовало, но и огорчало: тишь да благодать – хорошо, конечно, только видна ли станет при этом их радивость, станет ли царю известно их воеводское мастерство? Самое лучшее, как они мыслили, если бы появился небольшой отряд крымцев, разбить который оказалось бы лестно и славно, но, похоже было, так и простоят они со своими дружинами и частью сторожи, в кулак собранной, в полном безделии. Михаил даже намеревался в ближайшие дни разослать казаков и стрельцов-порубежников по сторожам, чтобы бдили бы ископоти и сакмы да еще слали бы дополнительные станицы в Поле, только Двужил отговорил. «Когда лазутчики весть дадут, что Сагиб побег восвояси, тогда и рассупонимся. Иль взашей нас кто тычет?»
Послушал Двужила, оставил на время все как есть и не пожалел: от Челимбека в Воротынск прибыл тайный посланец, оттуда быстро доставили его в стан братьев Воротынских. Принес тот посланец важную весть: Сагиб-Гирей повернул от Оки, увидевши великое войско московское, на Пронск пошел, чтобы не совсем с пустыми руками возвращаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138