Это же он! - крикнул Стрый, тыкая пальцем в направлении перекрестка Покаянной с Большой Зеленовской. -Кто? - спросил меланхолично Пиночет. Действием происходило как раз напротив очереди за водой, которая по непонятным, пока причинам утратила свою многолюдность и длительность. Оставшийся обрубок, человек в пятнадцать, вид имел мечтательный и завороженный и даже сыпавшийся с небес мелкий колкий дождик не пробуждал в них тоски. Стояли и чегото ждали. В лужах отражалось свинцовое небо. Каркали вороны, а вот собаки больше не гавкали и отсутствие не прекращающегося в последние дни лая казалось странным. В разоренном дворе справа выгружали вещи, несли их обливаясь потом и холодным дождиком, после чего устанавливали их в кузове обветшалой "Газели". Такую же картину можно было наблюдать и в противоположном дворе. Даже "газель" была там похожа. Народ бежал. Николай не раз заглядывал в лица этим беглецам, дивился - слишком уж странное у них было выражение: радость, новая надежда, словно едут эти люди не за границу умирающего города, в цивилизованную помойку районного центра, а куда то дальше, где их ждут пальмы, песок и узкий серпик луны над отдыхающим океаном. А может быть еще дальше - куда то в область детских розовых грез. Васютко не понимал этих людей. По его понятиям беженцы должны выглядеть совсем по-другому. С печатью страдания на лице и тоской от насильственной разлуки с родимым домом. Ведь тянет домой, и даже уезжая из-под бомбежек люди нет-нет да и оглянутся на оставшееся разоренное гнездо. -Да очнись ты! - рявкнул Стрый, в последнее время он что-то стал наглеть, и то и дело позволял повышать голос на признанного лидера их тандема, - Это же он! Тот волосатый урод, что держал нас в погребе! -Да ты что? - удивился Пиночет и поспешно стал выискивать в толпе знакомый силуэт. И нашел его. Руки охранника свисали чуть ли не до земли, а плечи так жутко горбились, что он теперь напоминал скорее не волка, а гориллу переростка. Люди его обходили стороной. На широких плечах идущего обреталась защитного цвета брезентовка. -Пошли! - сказал Стрый - вломим ему! -Да ты что! Он же нас отпустил! -Отпустил?! - вскинулся Малахов - А перед этим неделю на цепи держал, как пса? Тебе что, понравилось? А баланду эту хлебать -вотруби!? -Плащевик не велел. -Да он не слова не сказал про мохнача! Отпустил и ладно. А это наше дело, личное. Плащевиком Николай окрестил их нанимателя, так как имени тот назвать не соблагоизволил, а приметами, кроме плаща, не отличался. -Я помню, как он на меня пилой замахивался, - злобно сказал Пиночет, а ноги уже несли его по направлению к перекрестку. Плечом к плечу они двинулись вслед за Мохначем, не теряя его из вида, благо толпа была редкая. Вломить кулаками такой твари конечно не получится, но оба напарника держали в кармане по ножу с изящным лезвием. Очень острым Малахов как-то уронил на клинок грубую тряпицу и та распалась на две ровные половинки. Он думал такое бывает только в кино. Нож дал Плащевик, заявившись два дня назад к ним на квартиру. Без особых напутствий, буркнул только: -Так будет легче. Предупредил также, что возможно к концу недели появится возможность заиметь огнестрельное оружие. Ситуация мол такая, что доставать его все легче и легче. Бывший охранник дошел до Центральной, не подозревая, что за ним следят. Руки он держал в карманах, сильно горбился. У дома номер пятнадцать по Центральной он остановился и, задрав голову, вгляделся в вереницу одинаковых окон. На крыше панельной многоэтажки, как диковинные громкоговорители, ворковали голуби. Курлыканье разносилось на всю улицу. Дождь капал по белым, к явной тенденцией к потемнению, плитам, стекал вниз крохотными водопадиками. Во дворе, у бетонного подъезда трое жильцов грузили крупногабаритный скарб в утлый объем "москвича" - каблучка. Скарб не лез, жильцы тяжело отдувались, но не ругались, словно выполняли тяжелую, но любимую все душой работу. Рессоры "москвича" просели до земли, сделав его похожим на пришедший из кошмарных снов хот-род. -Куда едем? Далеко? - спросил Пиночет проходя. Один из жильцов, грузный мужик далеко перешагнувший сорокалетний рубеж, оторвался от процесса погрузки и безмятежно заулыбавшись, сказал: -В новую жизнь! Близко! -И что, там лучше, чем в старой? Оттирая трудовой пот со лба, этот бывший Пиночетов земляк кивнул и произнес: -Она, парень, завсегда лучше, чем старая. -Эй! - сказал Стрый, провожая взглядом охранника - да это же Кобольда, дом! -Он, что же, получается, к Кобольду идет? - удивился Пиночет, - может еще к кому? -Подъезд его. Что я не помню, что ли? Сколько раз заходили, брали морфин. При воспоминании о морфине Стрый слегка сник. Грузчики затолкали все же багаж в тесное нутро "каблучка" и теперь занялись вторым насущным делом заталкивали себя в тесную же кабину. Напарники прошли мимо них, и проследовали за охранником в подъезд. Исписанные маркером и варварски иссеченные колюще-режущими предметами стены. Почти всегда заходя сюда, напарники находились в состоянии ломки, и тесный этот коридор казался длинным, словно туннель метростроя и таким же безобразным. Жуткие хари кропоптливо выписанные на стене казалось, корчились и жили какой то своей потусторонней жизнью. Трудный путь на пятый этаж, а дальше Кобольд с неизменной улыбкой на лице дегенерата, с протянутой волосатой лапой, которая обладала удивительным свойством - любые положенные туда деньги моментально исчезали, словно их там и не было. -А может, попутно и с Кобольдом разберемся? - предложил Николай. -Можно и с ним. Чтоб не гадил больше... Все одно скоро исход. И они поднялись наверх. Кстати подъезд как подъезд, хорошо все же смотреть на мир своими не затуманенными глазами. Стрый не ошибся. Массивная стальная дверь Кобольдовой квартиры была открыта и из нее неслись визгливые завывания хозяина, временами перекрываемые низким рыком охранника. -...не сегодня, только не сегодня, потому что... -Где?! -Да есть, есть, но ты завтра приходи. Сегодня нельзя, гости будут, серьезные люди, но что будет, если они тебя увидят? -Говорю... где?! -Но мне вести надо. А нельзя, время уже! Слышь, но ты хоть попозже приди, ну хоть часа через два, ну увидят же, тебе наваляют, мне заодно, а то и вовсе пришьют! Тебе что, жизнь не мила... волосатый. -Как... ты... сказал? -Ничего, ничего, ты иди, иди, потом вернешься, все будет путем. -Где... мое? Стрый и Пиночет замерли на площадке этажом ниже, отсюда было хорошо слышно все перепитии диалога, тон которого, как вольная птица потихоньку взмывал все выше и выше. -Ну нельзя, понимаешь, нельзя!!! -МОЕ?! -Да твое, твое!! - плаксиво прокричал Кобольд, отпихиваемый с порогам корявой лапой охранника, - только когда эти придут чур на тебя все свалю. -Дай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167