Гуру бы наверняка знал что делать, наверняка ведь Рамена-нулла не первый с кем такое происходит. Почему... А впрочем, уже поздно жалеть, поздно раскаиваться. И гуру теперь не поможет, потому что Просвещенный Ангелайя больше не его хозяин. Случилось то, что случилось и Череда Снов началась преждевременно и Рамена начал свой путь познания Зла как это не печально осознавать с полного в это зло погружения. И этой моросящей и дождливой ночью он увидел в мерцающем проеме окна черную, размытую фигуру. Силуэт висел в воздухе и предвестник сегодняшнего ветра трепал его черные одеяния. Черные лохмотья, а может просто сгустки темного тумана. На фоне розового, отраженного ненастным небом электрического света сей посланец тьмы выглядел, как кусок ночной темноты, что прячется от фонарей в темных подворотнях. Это был ворон, ночной черный ворон. Во всяком случае именно так показалось Рамене, хотя силуэт не имел никаких четких форм. И ворон пришел за ним. В верней половине чернильной трепещущей кляксы вдруг ярко и остро раскрылся багровый глаз, мигнул как уголья костра, а потом рядом вспыхнул второй. Ночь обрела взгляд. И пришедшее в ней Зло. Рамена тогда закричал, попытался отшатнулся или... нет - он попытался хотя бы отвести взгляд от окна. Но не смог - красные глаза ночи навсегда вцепились в него, впились в его естество и забрали то, что люди называют душой. А тело его осталось, и было пленено став послушной марионеткой в руках темного ворона. А когда за спиной тени распахнулись два колышущихся крыла из тьмы до распростертого на полу Рамены дошел первый приказ и вместе с тем осознание перед ним хозяин. Его новый хозяин. Всю ночь ворон говорил с ним. Это было, пожалуй самое худшее. Жуткая черная тварь упорно втолковывала впавшему в ступор сектанту нечто такое, что полностью разрушало его любовно выпестованное гуру Ангелайей мировоззрение. Ворон доказывал, что он на самом деле не является злом, во всяком случае не в том виде, в каком зло представлялось брату Рамене. Но глядя как колышутся за плечами пришельца черные с развивающимися лохмами крылья иначе думать было и нельзя. В конце концов Рамена полностью потерял способность связно соображать. Их всей речи черного ворона он понял немногое - в первую очередь то, что сотканная из тьмы тварь не уйдет с приходом дня. Больше того, она теперь все время будет сопровождать бывшего сектанта, незримая, неосязаемая, но имеющая возможность влиять на людей и он, брат Рамена теперь не сможет от нее ни убежать, не скрыться и пусть лучше он даже не пытается выкинуть что-то подобное. Так что ему случше будет выполнять все приказы своего хозяина. Услышав это Рамена-нулла не выдержал и горько заплакал, и спросил ворона, какие указания он должен выполнить. "Ты ведь хочешь спать?" - спросил ворон - "этот шарлатан Ангелайа не давал тебе закрыть глаза?" Рамена кивнул, глотая слезы и размазывая их по щекам как малый ребенок. Да, он хотел спать, он очень хотел спать, он недосыпал уже многие сутки, это так ужасно, так тяжело... "Ну так спи" - произнес ворон, - "спи, а я пока расскажу что ты должен совершить завтра". Волна немой благодарности захлестнула брата Рамену полностью вытеснив страх и смятение (будь его сознание немного пластичней, а не зацикленное на одних и тех же вещах после педагогической деятельности просвещенного Гуру он бы наверняка удивился бы такой быстрой смене настроений), на пике воодушевления он даже немного приподнялся с пола и вперил преданный взгляд в ворона. Теперь ему казалось, что он различает мелкие детали в кружащемся сгустке цвета антрацита вот острый глянцевый коготь выделился на однородном фоне, вот покрытая ровной чешуей часть лапы, а вот блеснул на отраженном свете иззубренный клюв, черный и гладкий, как покрытый лаком капот дорогой машины. В детстве Дима Пономаренко всегда боялся ворон. Эти жирные, неряшливые птицы с их острыми клювами покрытыми какой то засохшей дрянью вызывали у него глухое отвращение и страх. Он не мог объяснить, чем же они его так пугали, но факт оставался фактом он покрывался холодным потом как только слышал их хриплое карканье в кронах деревьев. С годами его страхи переросли в агрессию и, получив на шестнадцатилетие духовое ружье он увлеченно отстреливал крылатых вредителей, особенно радуясь, когда удавалось завалить птицу с первого выстрела (стрелять нужно в голову и только в голову, а иначе легкая пулька застрянет в мощном перьевом покрове). Тогда ему казалось, что он победил страхи. Но в итоге победили именно вороны. И, теперь он начинал это осознавать - сие было не так уж плохо. Сон нахлынул на него сладостной и словно состоящей из темной патоки волной и унес в дальние неизведанные страны. А пока Рамена Пономаренко спал черный сгусток за окном снова принял неопределенные очертания и стал что-то ласково вещать ему на ушко. Так что проснувшись, брат Рамена уже знал что надо делать. Действуя по инструкции он посетил целый ряд абсолютно незнакомых людей. Люли эти были совершенно разными, и скорее всего не знали друг друга. Прикрываясь лживым учением своей бывшей секты, Рамена внимательно следил за реакцией респондентов. Во всех до единого случаях он был отправлен восвояси, иногда в грубых выражениях, иногда почти с мольбой (как у матери одиночки из квартиры семнадцать). Последним из тех, кого он посетил, был вольный писака-журналист их верхнего города. Выглядел он совершенно неопасным, а напротив растерянным и даже испуганным, но Рамена тщательно запомнил его, точно по инструкции. После ряда посещений его программа подошла к концу и он с чувством выполненного долга вернулся в квартиру, и стал ждать дальнейших указаний. Ему дали понять, что указания эти последуют ближе к ночи, но ворон был все еще тут. В свете дня его было плохо видно, но тут и там, на фоне неестественно голубого неба нет-нет да и мелькал словно выкроенный из черного шифона силуэт. Рамена подумал, что быть слугой ворона не так уж и плохо, а после, оглядев свою разоренную квартиру впервые испытал к своему бывшему гуру что-то вроде раздражения (которое со временем непременно перерастет в ненависть). Так, оглядывая пустые и заросшие паутиной углы своей, когда-то уютной, квартирки брат Рамена вступил на первую ступень познания зла.
9.
Утро нового летнего дня Павел Константинович Мартиков встретил сидя на крутом правом берегу Мелочевки на самом краю Степиной набережной, что протянулась почти через весь город от старого кладбища до заброшенного завода. Набережная эта, получила название вовсе не по имени героя-сталкера Степана Приходских, как кажется на первый взгляд, а по другому Степану - беспородной, блохастой, но очень доброй псине, которая жила на этой набережной много лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167