- Я Чон Мерген.
Аксакалы улыбались и ласково кивали головами. - Где Зейнеб?
- Красавица Зейнеб жива, здорова, тоскует по тебе, и никто, клянусь тебе, никто её пальцем не тронул. Теперь, когда ты наш друг, я провожу тебя домой, и мы пышно отпразднуем твою свадьбу в Мин-Архаре, а потом съездим через горы на запад к моему другу и обратно. Есть ли на запад путь из твоего кишлака? - Архарьи тропы уходят туда, а где есть начало тропы, есть и конец.
- А на юг можно проехать?
- Архары уходят туда через ледник.
- Так ли хорошо ты знаешь все тропы в горах? - А кому же их ещё знать, если не мне? Я великий охотник, Чон Мерген.
- Правильно! Я уплачу за тебя свадебный калым и одарю, как обещал. Будешь ли ты нашим проводником в горы Мин-Архара? - Буду.
- Слава аллаху! У каждого пальцы к себе пригнуты. Я знал, что ты умный батыр, достойный быть аксакалом своего рода и владетелем пастбищ, скота и гор. Сможешь ли ты помочь мне изобразить на бумаге известные тебе горы за Заалайским хребтом, тропы в этих горах, перевалы и броды через реки, пастбища?
- Чтоб я, как орел, посмотрел сверху на свои горы и нарисовал карту?
- Да, да, как орел, сверху… карту, говоришь, нарисовать? Откуда ты, сын гор, знаешь, что такое карта, и можешь её нарисовать? От кого ты узнал о карте? О рисовании? Ведь коран запрещает изображать на бумаге живых…
- А зачем мне врать? Аксакал Козубай научил. Он все знает, все может.
Аксакалы испуганно переглянулись. Только на одно мгновение растерялся Кипчакбай, и снова он подал пиалу Джуре и сказал: - А разве ты не храбрее Козубая?
- Храбрее, - подумав, ответил Джура. - Я бы не сидел за четырьмя стенами, не ждал бы, а сам…
- Так чего же ты держишься за его стремя? Козубай, как снежный обвал, закрыл тебе дорогу к праведному пути. Но мы, твои досы, сообща поможем покорить тебе Козубая и самому стать начальником. Правильно?
- Правильно! - механически повторяет Джура.
- Подтверди клятвой на хлебе, - Кипчакбай подал лепешку, - слова, сказанные тобой. Поклянись быть нам верным другом, проводником, помощником, и ты станешь богатым баем. А чтобы Козубай не мешал нам вернуться в Мин-Архар, отпраздновать свадьбу, а тебе стать большим начальником, ты поможешь нам овладеть крепостью и захватить Козубая…
- Я?
- Ты!
- Захватить Козубая? Захватить крепость? - растерянно и гневно спрашивает Джура и сильно трет ладонью лицо. - И ты станешь самым богатым военачальником. Хочешь сотню джигитов?
Джура порывисто протягивает ладонь к Кипчакбаю. - Видишь?
- Ну?! - предчувствуя недоброе, спрашивает Кипчакбай. - Раньше на моей ладони вырастут волосы, чем я сделаю это! - Опомнись! Сам святой имам Балбак говорил: только дикарю- фанатику несвойственно понимать свою выгоду. Подумай. - Нет! - вскакивая, кричит Джура.
- Ты, Джура, просто дикарь, не понимающий своей выгоды. - Да! Я ещё дикий… так сказал сам Козубай… Я дикий, но я не продам Козубая!… Я не продам крепость! Я не продам свой род, род большевиков… Ты, ты сам дикарь, а твой имам Балбак - первый дикарь! - Джура с остеревенением плюет.
Ночью при лунном свете в яму к Чжао и Саиду упало бесчувственное тело Джуры. Они склонились над ним.
IV
Прошло десять дней. И снова в яму была спущена лестница. - Джура, вылезай! - раздался злобный голос.
Джура пытливо смотрел в глаза Чжао.
- Терпи и молчи, что бы ни было! - сказал Чжао значительно. - Может, убежишь, - шепнул Саид.
Наверху Джуру поджидали пять человек. Ему связали руки и ноги и, привязав к коню, повезли куда-то.
Был такой же ясный день. Джура смотрел на покрытые снегом далекие горы и жадно дышал полной грудью. Окруженный охраной, он проехал по тем же улицам города. У тех же резных ворот двухэтажного дома старший из стражи крикнул:
- Эй, Юнус!
В воротах открылось окошко, и в нем показался большой толстый нос и блестящие глаза.
- Хоп, - сказал обладатель этого носа.
Загремели засовы, заскрипели ворота, и Джура очутился во дворе. Так, связанного, на лошади его ввезли во второй двор. Посреди второго двора под тенистыми деревьями, возле большого водоема, высился помост с крышей. На кошмах и расшитых подушках лежал толстяк Кипчакбай, одетый в яркий шелковый халат. Люди, сопровождавшие Джуру, сложив руки на животе, низко кланялись. Один из них шепотом сказал Джуре:
- Приветствуй раиса Кипчакбая.
Но Джура гордо промолчал: ещё не зажили раны от первой встречи с Кипчакбаем.
Из широкого водоема, журча, струился арык.
Указательным пальцем левой руки, украшенным толстым перстнем, Кипчакбай чесал за ухом кошку, разлегшуюся перед ним на подушке, и бросал крошки большому золотисто-красному петуху. Кипчакбай молча рассматривал Джуру. После продолжительного молчания он приказал развязать веревки и снять его с коня. Джура, став на землю, пошатнулся: у него затекли ноги. - Целуй! - сказал ему Кипчакбай, протягивая свою пухлую руку. Но Джура не двинулся с места.
- Ты разве не знаешь, кто я?
- Знаю, - ответил Джура, глядя на него исподлобья. - Мой приказ - закон для правоверного. Или ты неверующий? Говори, собака!
Кипчакбай сел на подушки и свесил ногу за край помоста. - Целуй! - сказал он, протягивая ему ногу.
Джура отвернулся. Кипчакбай сжал кулаки и топнул ногой. Петух отскочил и захлопал крыльями.
- Эй, Махмуд! - крикнул Кипчакбай.
Прибежал тщедушный старик. Его выпирающий вперед подбородок почти смыкался с огромным горбатым носом.
- Садись, - сказал Кипчакбай Джуре и бросил ему подушку. Джура, поджав ноги, сел там же, где стоял. Кипчакбай кивнул стражам, и они сели возле помоста на голую землю. - Услади нам слух, Махмуд: расскажи этому охотнику его будущее.
Махмуд принес дутар и хотел сесть возле Кипчакбая, но тот толкнул его ногой.
- Садись возле Джуры.
- Нет, нет, я старик, я боюсь! - умоляюще сказал Махмуд, пододвигаясь к Кипчакбаю.
Тот усмехнулся и разрешил ему сесть у своих ног. «Почему певец меня боится?» - удивился Джура. А Махмуд пел:
Я, переживший гола, Махмуд, черный от черного дыма юрт,
Сколько видал, сколько слыхал, сказов рассказывал, песен певал!
Но даже и я, переживший года, не видел и вряд ли увижу когда
Мужа храбрее тебя, батыр!
Это тобою гордится мир!
О тонколицый Джура-исполин, много прошел ты горных вершин.
Сотни потоков в горном краю пеной омыли грудь твою!
Свистнешь, могучий, громче пурги - дряблобрюхие вздрогнут враги,
Вислоухие хвастуны, важные только возле жены…
Тучей морозной ты упадешь; грозномогучий, врагов обойдешь,
Будешь стрелять их, будешь крошить, будешь калечить, не дашь им жить!
Дверь позлащенную, из серебра ты поднимешь, батыр Джура,
Над высоким своим седлом острым булатным своим мечом!
Будь Кипчакбаю другом ты - жизнью станут эти мечты!
Войлоки с вражеских юрт обдерешь - на потники их изрежет твой нож.
Слушай, Джура, Махмуда слова:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159