Ювелир уселся за стол, предложив посетителю снять плащ и располагаться в кресле напротив.
– Слушаю вас.
– Вы господин ван Кейсер? – спросил Нижегородский.
– Господин ван Кейсер работает сейчас в мастерской. Моя фамилия Бирквиг, я его помощник и готов принять от вас заказ, если он соответствует профилю нашей фирмы. Мы занимаемся только камнями, оправы не наша специализация.
Нижегородский вынул из кармана алмаз и положил на середину стола.
– Что это? – удивился помощник.
– Это я хочу спросить у вас: что это?
Бирквиг небрежно протянул руку к камню, взял его большим и средним пальцами и, подержав секунду, снова положил. Он еще раз проделал эту процедуру, видимо, прикидывая вес кристалла. Вадим пристально следил за руками и выражением лица помощника ювелира, переводя взгляд с его тонких пальцев на глаза. Бирквиг сложил губы трубочкой, приподнял брови и щелкнул каким-то выключателем. Прямо перед ним в столешнице вспыхнул яркий прямоугольник – очевидно, под матовым стеклом зажглась лампа. Бирквиг извлек из ящика стола большую лупу, положил камень на стекло и принялся его изучать. Он крутил алмаз в лучах проходящего света, затем включил небольшую, но чрезвычайно яркую настольную лампу, поменял лупу и продолжил изучение камня в отраженном свете. Затем он поскреб одну из боковых граней каким-то стерженьком и, прищурившись, долго разглядывал это место сквозь совсем уже маленькую линзу. Проделывая все эти манипуляции, помощник ювелира коротко вскидывал глаза на Нижегородского, и они встречались взглядами. Наконец он встал, поднес алмаз к окну и, отдернув плотную штору, призвал на помощь лучи весеннего полуденного солнца.
– Откуда у вас этот камень? – спросил Бирквиг вкрадчивым голосом.
– Он у меня с детства, – спокойно отвечал Нижегородский. – Во всяком случае, лет с двенадцати. А что?
– И вы не знаете, что это?
– Послушайте, господин… э-э-э… Бирквиг, я, собственно говоря, затем к вам и пришел, чтобы узнать, что это за штука такая, а вы сами спрашиваете меня об этом уже второй раз. – Вадим разыграл нетерпение и посмотрел на часы. – То, что это не стекляшка какая-то, мне понятно.
– В таком случае я попрошу вас подождать.
Помощник ван Кейсера положил алмаз на стол и быстро вышел, затворив за собой дверь.
«Уж не за полицией ли он направился? – подумал Нижегородский. – Черт его знает, какие у них тут порядки».
Он прождал минут пять. Наконец дверь отворилась и в комнату вошли двое. Первым был человек лет тридцати в темно-синем халате, какие носят лаборанты. Шейный платок с алмазной заколкой и туго обтягивавшая высокий лоб шапочка какого-то магистерского фасона не оставляли сомнений – это был глава фирмы «Якоб ван Кейсер». Он коротко взглянул на Вадима: «Goede middag», – кивнул и быстро прошел к столу. Помощник тем временем выставил на столик конторки аптекарские весы и приготовил коробку с гирьками.
Ван Кейсер взял в руки камень.
– Ное heet je? Spreekt u Nederlands? – спросил он через несколько минут.
– Мое имя Вацлав Пикарт, – ответил Нижегородский по-немецки.
Ювелир впервые внимательно посмотрел на него, кивнул и тоже по-немецки сказал:
– Это алмаз, господин Пикарт. Редчайший алмаз. Признаюсь вам откровенно: я впервые держу в руках такое чудо. – Он помолчал, отдал камень помощнику для взвешивания и спросил: – Вы говорите, что он у вас давно?
– Двадцать лет. Мой отец привез его из своей последней поездки и почти сразу умер.
– А кем был ваш отец?
– О-о-о, кем он только не был, господин ван Кейсер, – откинувшись в кресле, Вадим приготовился рассказать заранее сочиненную им историю. – И где он только не побывал. В последний раз – это было в девяносто втором – он вернулся из Англии. В ужасном состоянии. Что там произошло, мы так и не узнали, только он был ранен в голову, по приезде сразу же слег и вскоре умер. Этот камень мы нашли в его вещах. Конечно, мы не могли и предположить, что он представляет хоть какую-то ценность. Я колол им орешки, играл с друзьями, пока мать не отобрала его у меня и не спрятала. Она сказала, что это память об отце и через несколько дней вышла замуж за нашего деревенского хлебопека.
Вадим растроганно вздохнул и замолчал.
– Что же было потом? – спросил ван Кейсер.
– Потом? – попытался собраться с мыслями Нижегородский. – Совсем недавно я наткнулся на него в чулане. Он валялся в ящике с гвоздями, весь был в пыли и ржавчине, и я чуть было снова не забросил его куда подальше. Но что-то остановило мою руку. Я вспомнил отца, то, какими глазами смотрел он на кристалл, когда я поднес его как-то к его постели. За несколько дней до смерти отца хватил удар, лишив не только движения, но и речи. Он мог лишь вращать зрачками и тяжело дышать. Бедный папа. Верите, теперь, когда я снова нашел камень и сжал его в руке, по мне словно пропустили слабый заряд электротока! Я отмыл его и взял с собой в служебную поездку. В нашем-то захолустье его и показать некому.
– Где же вы живете?
– В Берлине, – не моргнув глазом ответил Нижегородский.
В это время Бирквиг сообщил вес алмаза: 732,14 метрического карата.
– Сколько же он стоит? – наконец задал Вадим главный вопрос.
– Говорить о его стоимости сейчас можно очень и очень приблизительно, – откинувшись на стуле и переплетя тонкие пальцы рук, стал размышлять ван Кейсер. – Мы не знаем всех достоинств и недостатков камня и не узнаем их, пока не отшлифуем хотя бы одну грань и не заглянем внутрь. Насколько я могу предположить на данный момент: он бесцветен или имеет легчайший голубоватый нацвет, не ниже «D». Ты согласен, Арнольд? – повернулся он к помощнику. – Это плюс. Очень возможно, что в его теле нет крупных дефектов. Во всяком случае, из него можно наверняка получить бриллианты чистой воды классов «FL» или «IF».
– Все это очень интересно, – стал терять терпение Нижегородский, – однако, господа, сколько за него дадут в том виде, в каком он находится сейчас? Без всяких там «эф-эль» и прочего?
Ван Кейсер пожал плечами.
– Вы можете сегодня же продать его за пятьсот тысяч гульденов, но он стоит дороже. Я бы не советовал вам спешить, господин Пикарт. Да и продавать необработанный алмаз в Амстердаме крайне неразумно. Если где-нибудь на руднике вроде Ягерсфонтейна или Багагемских копей это, может быть, и оправданно, то только не здесь.
– Почему?
– Потому что в виде бриллианта, а в данном случае речь может идти о целой бриллиантовой россыпи, он будет стоить в несколько раз дороже.
«Знаем и без вас, – подумал Нижегородский и мысленно потер руки. – Однако намечаются приличные деньги».
– И вы сможете взяться за подобный заказ, господин ван Кейсер?
– Работать с таким камнем – честь для любого мастера, – ответил ювелир. – Но и очень большая ответственность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142
– Слушаю вас.
– Вы господин ван Кейсер? – спросил Нижегородский.
– Господин ван Кейсер работает сейчас в мастерской. Моя фамилия Бирквиг, я его помощник и готов принять от вас заказ, если он соответствует профилю нашей фирмы. Мы занимаемся только камнями, оправы не наша специализация.
Нижегородский вынул из кармана алмаз и положил на середину стола.
– Что это? – удивился помощник.
– Это я хочу спросить у вас: что это?
Бирквиг небрежно протянул руку к камню, взял его большим и средним пальцами и, подержав секунду, снова положил. Он еще раз проделал эту процедуру, видимо, прикидывая вес кристалла. Вадим пристально следил за руками и выражением лица помощника ювелира, переводя взгляд с его тонких пальцев на глаза. Бирквиг сложил губы трубочкой, приподнял брови и щелкнул каким-то выключателем. Прямо перед ним в столешнице вспыхнул яркий прямоугольник – очевидно, под матовым стеклом зажглась лампа. Бирквиг извлек из ящика стола большую лупу, положил камень на стекло и принялся его изучать. Он крутил алмаз в лучах проходящего света, затем включил небольшую, но чрезвычайно яркую настольную лампу, поменял лупу и продолжил изучение камня в отраженном свете. Затем он поскреб одну из боковых граней каким-то стерженьком и, прищурившись, долго разглядывал это место сквозь совсем уже маленькую линзу. Проделывая все эти манипуляции, помощник ювелира коротко вскидывал глаза на Нижегородского, и они встречались взглядами. Наконец он встал, поднес алмаз к окну и, отдернув плотную штору, призвал на помощь лучи весеннего полуденного солнца.
– Откуда у вас этот камень? – спросил Бирквиг вкрадчивым голосом.
– Он у меня с детства, – спокойно отвечал Нижегородский. – Во всяком случае, лет с двенадцати. А что?
– И вы не знаете, что это?
– Послушайте, господин… э-э-э… Бирквиг, я, собственно говоря, затем к вам и пришел, чтобы узнать, что это за штука такая, а вы сами спрашиваете меня об этом уже второй раз. – Вадим разыграл нетерпение и посмотрел на часы. – То, что это не стекляшка какая-то, мне понятно.
– В таком случае я попрошу вас подождать.
Помощник ван Кейсера положил алмаз на стол и быстро вышел, затворив за собой дверь.
«Уж не за полицией ли он направился? – подумал Нижегородский. – Черт его знает, какие у них тут порядки».
Он прождал минут пять. Наконец дверь отворилась и в комнату вошли двое. Первым был человек лет тридцати в темно-синем халате, какие носят лаборанты. Шейный платок с алмазной заколкой и туго обтягивавшая высокий лоб шапочка какого-то магистерского фасона не оставляли сомнений – это был глава фирмы «Якоб ван Кейсер». Он коротко взглянул на Вадима: «Goede middag», – кивнул и быстро прошел к столу. Помощник тем временем выставил на столик конторки аптекарские весы и приготовил коробку с гирьками.
Ван Кейсер взял в руки камень.
– Ное heet je? Spreekt u Nederlands? – спросил он через несколько минут.
– Мое имя Вацлав Пикарт, – ответил Нижегородский по-немецки.
Ювелир впервые внимательно посмотрел на него, кивнул и тоже по-немецки сказал:
– Это алмаз, господин Пикарт. Редчайший алмаз. Признаюсь вам откровенно: я впервые держу в руках такое чудо. – Он помолчал, отдал камень помощнику для взвешивания и спросил: – Вы говорите, что он у вас давно?
– Двадцать лет. Мой отец привез его из своей последней поездки и почти сразу умер.
– А кем был ваш отец?
– О-о-о, кем он только не был, господин ван Кейсер, – откинувшись в кресле, Вадим приготовился рассказать заранее сочиненную им историю. – И где он только не побывал. В последний раз – это было в девяносто втором – он вернулся из Англии. В ужасном состоянии. Что там произошло, мы так и не узнали, только он был ранен в голову, по приезде сразу же слег и вскоре умер. Этот камень мы нашли в его вещах. Конечно, мы не могли и предположить, что он представляет хоть какую-то ценность. Я колол им орешки, играл с друзьями, пока мать не отобрала его у меня и не спрятала. Она сказала, что это память об отце и через несколько дней вышла замуж за нашего деревенского хлебопека.
Вадим растроганно вздохнул и замолчал.
– Что же было потом? – спросил ван Кейсер.
– Потом? – попытался собраться с мыслями Нижегородский. – Совсем недавно я наткнулся на него в чулане. Он валялся в ящике с гвоздями, весь был в пыли и ржавчине, и я чуть было снова не забросил его куда подальше. Но что-то остановило мою руку. Я вспомнил отца, то, какими глазами смотрел он на кристалл, когда я поднес его как-то к его постели. За несколько дней до смерти отца хватил удар, лишив не только движения, но и речи. Он мог лишь вращать зрачками и тяжело дышать. Бедный папа. Верите, теперь, когда я снова нашел камень и сжал его в руке, по мне словно пропустили слабый заряд электротока! Я отмыл его и взял с собой в служебную поездку. В нашем-то захолустье его и показать некому.
– Где же вы живете?
– В Берлине, – не моргнув глазом ответил Нижегородский.
В это время Бирквиг сообщил вес алмаза: 732,14 метрического карата.
– Сколько же он стоит? – наконец задал Вадим главный вопрос.
– Говорить о его стоимости сейчас можно очень и очень приблизительно, – откинувшись на стуле и переплетя тонкие пальцы рук, стал размышлять ван Кейсер. – Мы не знаем всех достоинств и недостатков камня и не узнаем их, пока не отшлифуем хотя бы одну грань и не заглянем внутрь. Насколько я могу предположить на данный момент: он бесцветен или имеет легчайший голубоватый нацвет, не ниже «D». Ты согласен, Арнольд? – повернулся он к помощнику. – Это плюс. Очень возможно, что в его теле нет крупных дефектов. Во всяком случае, из него можно наверняка получить бриллианты чистой воды классов «FL» или «IF».
– Все это очень интересно, – стал терять терпение Нижегородский, – однако, господа, сколько за него дадут в том виде, в каком он находится сейчас? Без всяких там «эф-эль» и прочего?
Ван Кейсер пожал плечами.
– Вы можете сегодня же продать его за пятьсот тысяч гульденов, но он стоит дороже. Я бы не советовал вам спешить, господин Пикарт. Да и продавать необработанный алмаз в Амстердаме крайне неразумно. Если где-нибудь на руднике вроде Ягерсфонтейна или Багагемских копей это, может быть, и оправданно, то только не здесь.
– Почему?
– Потому что в виде бриллианта, а в данном случае речь может идти о целой бриллиантовой россыпи, он будет стоить в несколько раз дороже.
«Знаем и без вас, – подумал Нижегородский и мысленно потер руки. – Однако намечаются приличные деньги».
– И вы сможете взяться за подобный заказ, господин ван Кейсер?
– Работать с таким камнем – честь для любого мастера, – ответил ювелир. – Но и очень большая ответственность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142