- Посмотри вон туда! Видишь? Это термы. А на углу стоят две лошади. Их груз тяжел, они навьючены золотыми монетами!
На губах мавра заиграла слабая улыбка.
- И когда я… когда мы получим их? - спросил он.
- Присягнете в верности императору Адриану, и одна из лошадей - ваша!
- А другая? - насторожился мавр.
- Как только одержите победу в первом бою с врагами императора!
- Справедливо… - протянул мавр и скуксился: - Все равно, принимать решение буду не я, а Богуд, он над нами главный.
Уахенеб холодно усмехнулся и выложил то, что хозяин называл странным словом «сюрпрайс».
- Богуд не примет решения! - четко произнес он. - Квиет зарезал Богуда!
Черный мавр посерел лицом.
- Поклянись! - выдавил он.
- Клянусь священной девяткой, - твердо сказал Уахенеб, - это правда!
- Богуд был мне как брат… - глухо проговорил мавр и гордо вскинул голову. - Я возьму лошадь и ее груз! Но не для себя, для своих воинов! А мне заплатит Квиет!
- Я не требую с тебя клятвы верности, - молвил Уахенеб, - но дай мне слово чести, что ваши клинки не будут искать нашей крови!
Мавр помотал головой и поднял правую руку.
- Обещаю, - сказал он торжественно, - что эта рука не нанесет удара воинам императора римлян! Клянусь здоровьем своей матери, лоном жены своей, жизнью сына своего!
- Я принимаю твою клятву, - сказал Уахенеб потеплевшим голосом. - Как мне звать тебя?
- Имя мое - Сетх!
- Удачи, Сетх! И - добычи!
4
Первый раз в жизни Лобанов миновал ворота Кастра Преториа. Лагерь напоминал разворошенный муравейник. Или общий зал редакции женского журнала, куда хохмачи подбросили мышек. Преторианцы носились, как наскипидаренные, пешие и конные, в чинах и рядовой состав. Ворота охранялись усиленно, но «аусвайс» не дал осечки - Сергея, Эдика, Искандера и Гефестая пропустили без разговоров.
- Явились! - хмыкнул Аттиан при встрече. - Не запылились!
Лобановцы молча построились, внимая непосредственному начальству.
- Ругать вас совесть не позволяет, - проворчал префект, - хотя руки чешутся всыпать вам плетей!
- За что?! - горько спросил Эдик, малость перебирая в трагичности.
- За самовольство! - рявкнул префект. - Вы с блеском выполнили два задания подряд, но ни одного из них я вам не давал!
- Времени не было, - спокойно объяснил Лобанов.
- Знаю, - буркнул префект.
- Мы больше не будем! - преданно вытаращился Эдик.
Аттиан хмыкнул и рассмеялся.
- Клянусь Юпитером! - сказал он. - Таких, как вы, у меня еще не было! - Помолчав, префект добавил: - Могу поздравить! Вам удалось перекрыть почти все золотые ручейки, консуляры остались без средств! Но это еще не конец! - Подойдя к окну, Аттиан протянул: - Да, это еще не конец… Принцепс прибудет в Брундизий еще до июльских ид, а на носу уже календы! Короче говоря, вот вам третье задание - и мой первый приказ: вы должны взять живьем всех четверых консуляров и доставить сюда! Я лично посажу эту банду за решетку!
- Разрешите идти? - по-строевому гаркнул Лобанов.
- Не торопись… - проворчал Аттиан, роясь в груде цер. - Ага, вот! Молодцы, фрументарии! В общем, так… Нигрин и Пальма сегодня в десять часов встречаются с каким-то типом на Марсовом поле, в портике Октавии. Там их и берите! Цельс не выходит из домуса Гая Авидия, сидит и пьет. А вот где Квиет, мне неведомо! Ищите!
- Будет исполнено!
- Марш отсюда!
Гладиаторы последовали команде.
Марсово поле… С чем его сравнить? Какое соответствие найти в веке атомном и космическом? Может, с Центральным парком Нью-Йорка? С лондонским Гайд-парком? С московским Нескучным садом? Как ни сравнивай, все будет неверным. Жители Рима обитали в вечной сутолоке, в духоте и шуме, для большинства прописанных в Городе зелень ограничивалась луком и салатом в миске или цветами в горшке.
А Марсово поле, что раскинулось от Тибра до Садового холма, весело зеленело, его покрывала мягкая трава и тенистые рощи. Сады переходили в парки, тенистые аллеи уводили к храмам и прудам, и повсюду статуи, фонтаны, виноградные лозы…
Лепота! Римляне отдыхали здесь душой и телом - устраивали скачки, играли в мяч, боролись. В портике Юлиевой Загородки торговали ценными рабами, дорогой мебелью, ложами, выложенными черепаховой костью, коринфской бронзой, хрусталем, пурпурными заморскими коврами. В портике Аргонавтов свободно висели десятки ценнейших картин, изображавших в красках подвиги экипажа «Арго». А портиков этих было… Уйма! И что интересно, повсюду в портиках стояли великолепные статуи работы Фидия и Антифила, Лисиппа и Праксителя, Мирона и Скопаса. Стояли открыто, стражи их не охраняли, однако никому даже в голову не приходило обломить палец Артемиде Кефисодота или нацарапать похабщину на ее мраморной попе.
Впрочем, недолго осталось изваяниям воспевать в камне красу жен и мужей - лет через триста Церковь науськает христиан, и те ринутся крушить Венер и Гераклов, будут дробить произведения искусства кувалдами и пережигать на известь! Прекрасные картины, писанные на кипарисовых и кедровых досках, «возлюбленные братья во Христе» станут ломать об колено и бросать в костер, туда же полетят книги великих поэтов и ученых. На долгую тысячу лет вся Европа совершит погружение во тьму изуверства и невежества, нетерпимости и мракобесия, дикости и варварства… Но когда это еще будет! А пока что в разгаре лето 118-е от Рождества Христова.
Гладиаторы переоделись в привычные им штаны и рубахи, обули мягкие галльские башмаки и отправились «на задержание». Свернув с Альта Семита за храмом Верина, они прошли воротами Салютария и спустились к полю Агриппы - обширному парку, заставленному статуями. Отсюда, со склонов Квиринала, и начиналось Марсово поле. По аллее, обсаженной буками, Сергей, Эдик, Искандер и Гефестай вышли к Гекатостилону - Стоколонному портику. Это была прямая дорожка, мощенная каменными плитами с мраморными розетками для стока воды. По краям дорожки тянулись колоннады, несущие плоскую крышу, истинное спасение и в дождь, и в зной.
- Место встречи изменить нельзя! - пробурчал Гефестай, завидев шагавших навстречу батавов.
Германцы шли вразвалочку, шугая девушек, равно как и юношей, и глумливо похохатывая вслед поспешно ретировавшимся парочкам.
- Узнаете того, в центре? - негромко спросил Лобанов. - Рыжая борода веником?
- Ух, и вонюч был! - хмыкнул Искандер. - Это он тогда на Клодия кидался!
Батав с бородой веником тоже признал давних обидчиков и оскалился, пихать стал товарищей: сами-де напрашиваются, младенцы! На избиение!
- Пустое! - фыркнул Эдик. - Их всего шесть рыл!
- Зато какие рыла! - хохотнул Гефестай. - За три дня не обгадишь! Наели хари на римских харчах!
Германцы пошли плотно, плечом к плечу, во всю ширину портика.
- Эй! - рявкнул Борода. - Отпрыгнули в стороны! Militis batavius идут! Дорогу, шпана!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
На губах мавра заиграла слабая улыбка.
- И когда я… когда мы получим их? - спросил он.
- Присягнете в верности императору Адриану, и одна из лошадей - ваша!
- А другая? - насторожился мавр.
- Как только одержите победу в первом бою с врагами императора!
- Справедливо… - протянул мавр и скуксился: - Все равно, принимать решение буду не я, а Богуд, он над нами главный.
Уахенеб холодно усмехнулся и выложил то, что хозяин называл странным словом «сюрпрайс».
- Богуд не примет решения! - четко произнес он. - Квиет зарезал Богуда!
Черный мавр посерел лицом.
- Поклянись! - выдавил он.
- Клянусь священной девяткой, - твердо сказал Уахенеб, - это правда!
- Богуд был мне как брат… - глухо проговорил мавр и гордо вскинул голову. - Я возьму лошадь и ее груз! Но не для себя, для своих воинов! А мне заплатит Квиет!
- Я не требую с тебя клятвы верности, - молвил Уахенеб, - но дай мне слово чести, что ваши клинки не будут искать нашей крови!
Мавр помотал головой и поднял правую руку.
- Обещаю, - сказал он торжественно, - что эта рука не нанесет удара воинам императора римлян! Клянусь здоровьем своей матери, лоном жены своей, жизнью сына своего!
- Я принимаю твою клятву, - сказал Уахенеб потеплевшим голосом. - Как мне звать тебя?
- Имя мое - Сетх!
- Удачи, Сетх! И - добычи!
4
Первый раз в жизни Лобанов миновал ворота Кастра Преториа. Лагерь напоминал разворошенный муравейник. Или общий зал редакции женского журнала, куда хохмачи подбросили мышек. Преторианцы носились, как наскипидаренные, пешие и конные, в чинах и рядовой состав. Ворота охранялись усиленно, но «аусвайс» не дал осечки - Сергея, Эдика, Искандера и Гефестая пропустили без разговоров.
- Явились! - хмыкнул Аттиан при встрече. - Не запылились!
Лобановцы молча построились, внимая непосредственному начальству.
- Ругать вас совесть не позволяет, - проворчал префект, - хотя руки чешутся всыпать вам плетей!
- За что?! - горько спросил Эдик, малость перебирая в трагичности.
- За самовольство! - рявкнул префект. - Вы с блеском выполнили два задания подряд, но ни одного из них я вам не давал!
- Времени не было, - спокойно объяснил Лобанов.
- Знаю, - буркнул префект.
- Мы больше не будем! - преданно вытаращился Эдик.
Аттиан хмыкнул и рассмеялся.
- Клянусь Юпитером! - сказал он. - Таких, как вы, у меня еще не было! - Помолчав, префект добавил: - Могу поздравить! Вам удалось перекрыть почти все золотые ручейки, консуляры остались без средств! Но это еще не конец! - Подойдя к окну, Аттиан протянул: - Да, это еще не конец… Принцепс прибудет в Брундизий еще до июльских ид, а на носу уже календы! Короче говоря, вот вам третье задание - и мой первый приказ: вы должны взять живьем всех четверых консуляров и доставить сюда! Я лично посажу эту банду за решетку!
- Разрешите идти? - по-строевому гаркнул Лобанов.
- Не торопись… - проворчал Аттиан, роясь в груде цер. - Ага, вот! Молодцы, фрументарии! В общем, так… Нигрин и Пальма сегодня в десять часов встречаются с каким-то типом на Марсовом поле, в портике Октавии. Там их и берите! Цельс не выходит из домуса Гая Авидия, сидит и пьет. А вот где Квиет, мне неведомо! Ищите!
- Будет исполнено!
- Марш отсюда!
Гладиаторы последовали команде.
Марсово поле… С чем его сравнить? Какое соответствие найти в веке атомном и космическом? Может, с Центральным парком Нью-Йорка? С лондонским Гайд-парком? С московским Нескучным садом? Как ни сравнивай, все будет неверным. Жители Рима обитали в вечной сутолоке, в духоте и шуме, для большинства прописанных в Городе зелень ограничивалась луком и салатом в миске или цветами в горшке.
А Марсово поле, что раскинулось от Тибра до Садового холма, весело зеленело, его покрывала мягкая трава и тенистые рощи. Сады переходили в парки, тенистые аллеи уводили к храмам и прудам, и повсюду статуи, фонтаны, виноградные лозы…
Лепота! Римляне отдыхали здесь душой и телом - устраивали скачки, играли в мяч, боролись. В портике Юлиевой Загородки торговали ценными рабами, дорогой мебелью, ложами, выложенными черепаховой костью, коринфской бронзой, хрусталем, пурпурными заморскими коврами. В портике Аргонавтов свободно висели десятки ценнейших картин, изображавших в красках подвиги экипажа «Арго». А портиков этих было… Уйма! И что интересно, повсюду в портиках стояли великолепные статуи работы Фидия и Антифила, Лисиппа и Праксителя, Мирона и Скопаса. Стояли открыто, стражи их не охраняли, однако никому даже в голову не приходило обломить палец Артемиде Кефисодота или нацарапать похабщину на ее мраморной попе.
Впрочем, недолго осталось изваяниям воспевать в камне красу жен и мужей - лет через триста Церковь науськает христиан, и те ринутся крушить Венер и Гераклов, будут дробить произведения искусства кувалдами и пережигать на известь! Прекрасные картины, писанные на кипарисовых и кедровых досках, «возлюбленные братья во Христе» станут ломать об колено и бросать в костер, туда же полетят книги великих поэтов и ученых. На долгую тысячу лет вся Европа совершит погружение во тьму изуверства и невежества, нетерпимости и мракобесия, дикости и варварства… Но когда это еще будет! А пока что в разгаре лето 118-е от Рождества Христова.
Гладиаторы переоделись в привычные им штаны и рубахи, обули мягкие галльские башмаки и отправились «на задержание». Свернув с Альта Семита за храмом Верина, они прошли воротами Салютария и спустились к полю Агриппы - обширному парку, заставленному статуями. Отсюда, со склонов Квиринала, и начиналось Марсово поле. По аллее, обсаженной буками, Сергей, Эдик, Искандер и Гефестай вышли к Гекатостилону - Стоколонному портику. Это была прямая дорожка, мощенная каменными плитами с мраморными розетками для стока воды. По краям дорожки тянулись колоннады, несущие плоскую крышу, истинное спасение и в дождь, и в зной.
- Место встречи изменить нельзя! - пробурчал Гефестай, завидев шагавших навстречу батавов.
Германцы шли вразвалочку, шугая девушек, равно как и юношей, и глумливо похохатывая вслед поспешно ретировавшимся парочкам.
- Узнаете того, в центре? - негромко спросил Лобанов. - Рыжая борода веником?
- Ух, и вонюч был! - хмыкнул Искандер. - Это он тогда на Клодия кидался!
Батав с бородой веником тоже признал давних обидчиков и оскалился, пихать стал товарищей: сами-де напрашиваются, младенцы! На избиение!
- Пустое! - фыркнул Эдик. - Их всего шесть рыл!
- Зато какие рыла! - хохотнул Гефестай. - За три дня не обгадишь! Наели хари на римских харчах!
Германцы пошли плотно, плечом к плечу, во всю ширину портика.
- Эй! - рявкнул Борода. - Отпрыгнули в стороны! Militis batavius идут! Дорогу, шпана!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92