Мышцы его были скованны и плохо слушались, он настолько перевоплотился в Черного Зверя, что хотелось выпустить когти и подергать кончиком хвоста.
Сергей вылез и сел на землю. Образ покидал его, возвращалась память, стали доходить звуки и цвета. А вот сил не было. Лобанов столько энергии затратил на «отражение крокодила», что сам себе казался бездыханным мертвяком. Авидия кинулась к нему, плача и шепча: «Чудо! Он свят!» - но Сергей оставался безучастен. Обритый наголо раб стал на колени и опустил руку в цистерну - видать, сомневался в хищности леопардов. Зара или Бара тотчас же развеяла его сомнения - леопардиха сиганула вверх и ляскнула зубами в сантиметре от опущенной руки. Раб с криком отдернул конечность, упал и перекатился на спину.
- Верую, верую! - промычал Киклоп, тараща глаз на Сергея.
- Уходить надо! - деловито сказал один из рабов, кажется, Коммун.
- Расскажем братьям о чуде явленном! - горячо одобрили и поддержали предложение товарища Коммуна другие рабы и сама Авидия Нигрина.
- Идемте, - сказал Киклоп и повел всех за собой, в грот. За входом, оплетенным виноградными лозами, тянулся узкий коридор.
Пройдя его, вся компания вышла в продолговатый зал, доверху забитый всяким хламом, - расколотыми изваяниями, ломаной мебелью, тряпьем, железяками. А в глубине грота блестели прутья решетки. Пахло кошками.
Лобанов шагал со всеми нетвердой походкой пьяного или смертельно уставшего человека. Его догнала Авидия, за ней горбатой тенью скользил Киклоп.
- Сергий! - воскликнула Авидия.
Она порывисто бросилась к Лобанову, замерла и вот, отбросив все сомнения, кинулась ему на шею, крепко обнимая и целуя, неумело, но жарко.
- Авидия…
- Свят, свят… - бормотала она, задыхаясь. - Ты что, ты сбежал из школы?
- Что ты! - слабо улыбнулся Сергей. - Я уже рудиарий. Я теперь служу у префекта претории Аттиана…
- Ой, как хорошо… - простонала Авидия, и неясно было, что же девушке понравилось - то ли новое место службы Лобанова, то ли святость его. То ли вкус поцелуя…
Киклоп одобрительно заворчал и сказал:
- Долго здесь оставаться нельзя, надо скорее уходить в гипогеи!
- Да, да… - томно сказала Авидия и встряхнулась. - Пошли! Киклопик!
- Я уже… - проворчал великан.
Авидия прошла в пустую клетку, и Киклоп руками расчистил пол, усыпанный толстым слоем соломы. Под соломою показался квадратный люк. Великан поднял его за вделанное кольцо и сделал приглашающий жест.
- Я первый! - сказал Лобанов.
Он взял факел, переданный Киклопом, и стал спускаться вниз по крутым ступеням, погружаясь в затхлый воздух катакомб, пристанище мертвых и христианский схрон.
Глава 8
1
Наклонный сход уводил под землю метров на десять, в темноту и подвальный холод. Блики от трещащих факелов метались по черноватому, зернистому туфу. Потом был поворот под арку, на первый ярус галерей. Стало повеселее, светлее даже - стены, беленные известкой, не приглушали яркость огня. Лобанов шагал впереди, Авидия шла рядом с ним, держась за руку, следом беззвучно ступал Киклоп, а рабы шумною толпой топотали сзади.
- Это гробница брата Калеподия, - сказала Авидия Нигрина, - вот и могила его! - Она притронулась к плите, замуровывавшей локулу, прямоугольную нишу в стене. - Он позволил общине хоронить здесь призывающих имя божье, и братья углубились на пять ярусов! Отсюда до самой нижней капеллы… примерно полсотни локтей.
- А вас тут не шугают? - поинтересовался Сергей.
- Что ты! Община наша… она как погребальное общество, и нас охраняет закон! Ну а то, что мы тут собираемся на трапезы в день Господень, молимся, слушаем мудрых… Это уже наше дело!
Сергей присмотрелся - он шел по кладбищу. Могилы христиан находили себе место повсюду - в стенных локулах, в ямах в полу - они назывались «формы», были и ниши с ямами, и отдельные склепы-крипты.
«Эгип, ты будешь жить вечно!» - обещала надпись на могильной плите. «Виктория, покойся с миром и Христом», - скорбно увещевала другая. «Пусть Господь укрепит твой дух», - желала третья. «Твоя жизнь в Боге» - утверждала четвертая. И сколько их тут было… Ой, да ну!
Неровные стены расписывались любительскими фресками, перенасыщенными богатой символикой: буквами альфа и омега для обозначения начала и конца, иксом, обозначающим крест, трезубцем - видимо символом троицы, ягненком, дельфином и рыбой, знаменующими Христа, голубкой как пометой души. Хлебы изображали причастительную трапезу, пчела - непорочное зачатие. И еще, и еще - якорь, феникс, павлин, петух, агнец, лев, оливковая ветвь, лилия, лоза виноградная…
- А кто у вас главный? - полюбопытствовал Сергей.
- Папа Сикст! - пробасил Киклоп.
- Папа?! - удивился Лобанов. - В смысле - папа римский?
- Ну да, - неохотно заговорила Авидия. - Все епископы Рима выбрали его примасом, епископом епископов.
- А я думал, что община сама выбирает священников! Пресвитеров, там, диаконов…
- Так было, - вздохнула Авидия. - Пресвитеры собирали нас на агапэ, освящали хлеб наш… Епископы только хозяйством заведовали, деньги общинные хранили… Мы все были равны, мы были одно - и женщины, и мужчины… Конечно, мы много спорили и сейчас спорим! Бывало, так разругаемся, что врагами смотрим друг на друга… Но это же понятно, мы же все разные и не можем думать одинаково! Но лет пятьдесят тому назад пришел апостол Петр и все сделал по-своему! Епископов он сделал первыми и поставил их над нами, а женщин лишил священства! Я, наверное, последняя диакониса в общине нашей…
- Интересно… - протянул Сергей.
- Нет, сестра Авидия, - подал голос кто-то из рабов ее, - ты неправа! Все ж таки Петр с самим Спасителем знался…
- И что?! - сказала Авидия строптиво. - Даже если это правда, что Учитель выбрал Симона Петра и руку ему на голову возложил, какое Петр право имел свои порядки устанавливать?! Вот не верю я, что Петр любимым был у Иошуа! Не верю! Мириам из Магдалы любил он, Мириам была для него первой, и самой верной, не такой, как Петр, трижды предавший!
- Да-а… - протянул Сергей. - Чувствую, и впрямь у вас разлады бурные случаются!
Киклоп длинно и тоскливо вздохнул.
Миновав целую анфиладу арок, они вышли к обширной капелле. В сводчатом потолке подземного зала имелись луминарии - световые колодцы, но стояла ночь, и капеллу освещали лампы, заправленные дешевым маслом. Их тусклый свет выделял множество фигур молящихся, неразличимо серых, закутанных в плащи. Голоса то наплывали, то стихали, теряясь в гулких галереях:
- Слава в вышних Богу…
- Смилуйся над нами, Господи, и ниспошли благодать Свою…
- Нет на мне грехов тяжких, а мелкие прости мне…
- Чист я душою, Господи, и всем сердцем припадаю к светлому образу Твоему…
Тут рабы Авидии ворвались в капеллу, обтекая глыбу Киклопа, и заголосили:
- Чудо! Нам было явлено чудо!
- Этого человека сбросили в яму к хищникам-людоедам, но страшные звери не растерзали его!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Сергей вылез и сел на землю. Образ покидал его, возвращалась память, стали доходить звуки и цвета. А вот сил не было. Лобанов столько энергии затратил на «отражение крокодила», что сам себе казался бездыханным мертвяком. Авидия кинулась к нему, плача и шепча: «Чудо! Он свят!» - но Сергей оставался безучастен. Обритый наголо раб стал на колени и опустил руку в цистерну - видать, сомневался в хищности леопардов. Зара или Бара тотчас же развеяла его сомнения - леопардиха сиганула вверх и ляскнула зубами в сантиметре от опущенной руки. Раб с криком отдернул конечность, упал и перекатился на спину.
- Верую, верую! - промычал Киклоп, тараща глаз на Сергея.
- Уходить надо! - деловито сказал один из рабов, кажется, Коммун.
- Расскажем братьям о чуде явленном! - горячо одобрили и поддержали предложение товарища Коммуна другие рабы и сама Авидия Нигрина.
- Идемте, - сказал Киклоп и повел всех за собой, в грот. За входом, оплетенным виноградными лозами, тянулся узкий коридор.
Пройдя его, вся компания вышла в продолговатый зал, доверху забитый всяким хламом, - расколотыми изваяниями, ломаной мебелью, тряпьем, железяками. А в глубине грота блестели прутья решетки. Пахло кошками.
Лобанов шагал со всеми нетвердой походкой пьяного или смертельно уставшего человека. Его догнала Авидия, за ней горбатой тенью скользил Киклоп.
- Сергий! - воскликнула Авидия.
Она порывисто бросилась к Лобанову, замерла и вот, отбросив все сомнения, кинулась ему на шею, крепко обнимая и целуя, неумело, но жарко.
- Авидия…
- Свят, свят… - бормотала она, задыхаясь. - Ты что, ты сбежал из школы?
- Что ты! - слабо улыбнулся Сергей. - Я уже рудиарий. Я теперь служу у префекта претории Аттиана…
- Ой, как хорошо… - простонала Авидия, и неясно было, что же девушке понравилось - то ли новое место службы Лобанова, то ли святость его. То ли вкус поцелуя…
Киклоп одобрительно заворчал и сказал:
- Долго здесь оставаться нельзя, надо скорее уходить в гипогеи!
- Да, да… - томно сказала Авидия и встряхнулась. - Пошли! Киклопик!
- Я уже… - проворчал великан.
Авидия прошла в пустую клетку, и Киклоп руками расчистил пол, усыпанный толстым слоем соломы. Под соломою показался квадратный люк. Великан поднял его за вделанное кольцо и сделал приглашающий жест.
- Я первый! - сказал Лобанов.
Он взял факел, переданный Киклопом, и стал спускаться вниз по крутым ступеням, погружаясь в затхлый воздух катакомб, пристанище мертвых и христианский схрон.
Глава 8
1
Наклонный сход уводил под землю метров на десять, в темноту и подвальный холод. Блики от трещащих факелов метались по черноватому, зернистому туфу. Потом был поворот под арку, на первый ярус галерей. Стало повеселее, светлее даже - стены, беленные известкой, не приглушали яркость огня. Лобанов шагал впереди, Авидия шла рядом с ним, держась за руку, следом беззвучно ступал Киклоп, а рабы шумною толпой топотали сзади.
- Это гробница брата Калеподия, - сказала Авидия Нигрина, - вот и могила его! - Она притронулась к плите, замуровывавшей локулу, прямоугольную нишу в стене. - Он позволил общине хоронить здесь призывающих имя божье, и братья углубились на пять ярусов! Отсюда до самой нижней капеллы… примерно полсотни локтей.
- А вас тут не шугают? - поинтересовался Сергей.
- Что ты! Община наша… она как погребальное общество, и нас охраняет закон! Ну а то, что мы тут собираемся на трапезы в день Господень, молимся, слушаем мудрых… Это уже наше дело!
Сергей присмотрелся - он шел по кладбищу. Могилы христиан находили себе место повсюду - в стенных локулах, в ямах в полу - они назывались «формы», были и ниши с ямами, и отдельные склепы-крипты.
«Эгип, ты будешь жить вечно!» - обещала надпись на могильной плите. «Виктория, покойся с миром и Христом», - скорбно увещевала другая. «Пусть Господь укрепит твой дух», - желала третья. «Твоя жизнь в Боге» - утверждала четвертая. И сколько их тут было… Ой, да ну!
Неровные стены расписывались любительскими фресками, перенасыщенными богатой символикой: буквами альфа и омега для обозначения начала и конца, иксом, обозначающим крест, трезубцем - видимо символом троицы, ягненком, дельфином и рыбой, знаменующими Христа, голубкой как пометой души. Хлебы изображали причастительную трапезу, пчела - непорочное зачатие. И еще, и еще - якорь, феникс, павлин, петух, агнец, лев, оливковая ветвь, лилия, лоза виноградная…
- А кто у вас главный? - полюбопытствовал Сергей.
- Папа Сикст! - пробасил Киклоп.
- Папа?! - удивился Лобанов. - В смысле - папа римский?
- Ну да, - неохотно заговорила Авидия. - Все епископы Рима выбрали его примасом, епископом епископов.
- А я думал, что община сама выбирает священников! Пресвитеров, там, диаконов…
- Так было, - вздохнула Авидия. - Пресвитеры собирали нас на агапэ, освящали хлеб наш… Епископы только хозяйством заведовали, деньги общинные хранили… Мы все были равны, мы были одно - и женщины, и мужчины… Конечно, мы много спорили и сейчас спорим! Бывало, так разругаемся, что врагами смотрим друг на друга… Но это же понятно, мы же все разные и не можем думать одинаково! Но лет пятьдесят тому назад пришел апостол Петр и все сделал по-своему! Епископов он сделал первыми и поставил их над нами, а женщин лишил священства! Я, наверное, последняя диакониса в общине нашей…
- Интересно… - протянул Сергей.
- Нет, сестра Авидия, - подал голос кто-то из рабов ее, - ты неправа! Все ж таки Петр с самим Спасителем знался…
- И что?! - сказала Авидия строптиво. - Даже если это правда, что Учитель выбрал Симона Петра и руку ему на голову возложил, какое Петр право имел свои порядки устанавливать?! Вот не верю я, что Петр любимым был у Иошуа! Не верю! Мириам из Магдалы любил он, Мириам была для него первой, и самой верной, не такой, как Петр, трижды предавший!
- Да-а… - протянул Сергей. - Чувствую, и впрямь у вас разлады бурные случаются!
Киклоп длинно и тоскливо вздохнул.
Миновав целую анфиладу арок, они вышли к обширной капелле. В сводчатом потолке подземного зала имелись луминарии - световые колодцы, но стояла ночь, и капеллу освещали лампы, заправленные дешевым маслом. Их тусклый свет выделял множество фигур молящихся, неразличимо серых, закутанных в плащи. Голоса то наплывали, то стихали, теряясь в гулких галереях:
- Слава в вышних Богу…
- Смилуйся над нами, Господи, и ниспошли благодать Свою…
- Нет на мне грехов тяжких, а мелкие прости мне…
- Чист я душою, Господи, и всем сердцем припадаю к светлому образу Твоему…
Тут рабы Авидии ворвались в капеллу, обтекая глыбу Киклопа, и заголосили:
- Чудо! Нам было явлено чудо!
- Этого человека сбросили в яму к хищникам-людоедам, но страшные звери не растерзали его!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92