быстренько опрокинуть на Благодетеля стакан воды или бокал вина и рассыпаться в тысяче извинений за свою неловкость, а если такое происходило на трибуне или на ходу, то тотчас же стать ширмой, загородив замаранные штаны. Но эти идиоты из протокольного ведомства посадили Вирхилио Альвареса в четырех стульях от него. И теперь некому было подать ему руку помощи. Придется пройти через страшное унижение: он встанет со стула, а Гиттлеманы и кто-нибудь из гостей увидят, что он обмочился в штаны, сам того не заметив, как старик. Ярость сковала его, он не в состоянии был даже притвориться, будто собирается попить и неловко опрокинуть на себя стакан или кувшин с водой, который стоял перед ним.
Очень медленно, поведя округ себя рассеянным взглядом, он придвигал правую руку к стакану с водой. И совсем медленно, еле заметно подвинул стакан на самый край стола, так что при малейшем движении стакан должен был опрокинуться. Вспомнилось вдруг, что первая его дочь, Флор де-Оро, от Аминты Ледесмы, его первой жены, эта психованная, с телом женщины и мужскою душой, которая меняла мужей, как перчатки, писалась в постели почти до самой школы. Ему хватило духу посмотреть на штаны еще раз. Но вместо срамного зрелища, вместо пятна, которого он ожидал -а зрение у него оставалось превосходным, как и память, – он увидел: ширинка и пах сухие. Совершенно сухие. Впечатление оказалось ложным, виноват был панический страх, что «отойдут воды», как говорят о роженицах. Его захлестнула радость, воодушевление. День, начавшийся скверно, с дурных знамений, прояснился и засиял, как бывает на взморье, когда после проливного дождя выглянет солнце.
Он поднялся на ноги, и, как солдаты по команде, все остальные сделали то же самое. Наклоняясь, чтобы помочь Дороти Гиттлеман подняться со стула, он твердо, от души, решил: «Ну, уж сегодня в Доме Каобы девчонка будет у меня визжать, как двадцать лет назад». И ему показалось: яйца уже набухают, а жезл – твердеет.
XII
Сальвадор Эстрельа Садкала подумал, что, видно, не узнать ему уже Ливана, и эта мысль опечалила его. С самых ранних детских лет он мечтал, что в один прекрасный день поедет в Верхний Ливан, в тот город, а может быть, и село Баскинту, откуда были родом все Садкала и откуда в конце прошлого века предки его матери были изгнаны за то, что были католиками. Сальвадор вырос под рассказы мамы Паулины об опасностях и бедах, обрушившихся на преуспевавших торговцев, какими было семейство Садкала в Ливане; о том, как они потеряли все, и как пропали скорняжные мастерские, и как Абрахам Садкала со всеми чадами и домочадцами бежал от преследований, которым мусульманское большинство подвергало христианское меньшинство. Они обошли полмира, храня верность Господу и святому Кресту, пока не оказались в Гаити, а потом – в Доминиканской Республике. В Сантьяго де-лос-Кабальерос они пустили корни и, работая честно и упорно, что было свойственно их роду, снова достигли процветания и уважения на принявшей их земле. И хотя Сальвадор мало видел своих родственников по материнской линии, он, завороженный рассказами мамы Паулины, всегда чувствовал, что он – Садкала. И потому мечтал когда-нибудь увидеть это загадочное место – Баскинту, которого не находил на картах Среднего Востока. Почему же сейчас у него возникло ощущение, что он никогда не ступит на землю экзотической страны его предков?
– По-моему, я заснул, – услышал он с переднего сиденья голос Антонио де-ла-Масы. И увидел, как тот трет глаза.
– Заснули все, – отозвался Сальвадор. – Не беспокойся, я внимательно слежу за машинами, которые появляются со стороны Сьюдад-Трухильо.
– И я – тоже, – сказал рядом с ним лейтенант Амадо Гарсиа Герреро. – Это только кажется, что я уснул, потому что я не двигаюсь и даю отдых голове. Это – способ расслабиться, меня научили ему в армии.
– А ты уверен, что он приедет, Амадито? – поддел его сидевший за рулем Антонио Имберт. И Турок уловил в его тоне упрек. Как несправедливо! Можно подумать, Амадито виноват, если Трухильо вдруг раздумает ехать в Сан-Кристобаль.
– Да, Тони, – с фанатичной уверенностью ответил лейтенант. – Он приедет.
Турок, пожалуй, не был так уверен: они ждали уже час с четвертью. По-видимому, потерян еще один день, день душевного подъема, надежд и тревожной тоски. Сорокадвухлетний Сальвадор был старшим из семерых, поджидавших Трухильо в трех автомобилях на шоссе в Сан-Кристобаль. Он не чувствовал себя старым, ничуть не чувствовал. Был так же недюжинно силен, как и в тридцать лет, когда в поместье Лос-Альмасигос говорили, что Турок может убить осла одним ударом кулака – за ухом. О мощи его мускулов ходили легенды. Его силу знали не понаслышке те, кому случалось, надев боксерские перчатки, выйти с ним на ринг исправительной тюрьмы в Сантьяго, где его стараниями приучали к спорту, а юные преступники и правонарушители добились в нем поразительных успехов. Именно оттуда вышел Кид-Динамит, завоевавший Золотую перчатку, известный на весь Карибский регион боксер.
Сальвадор любил семейство Садкала и гордился своей арабской, ливанской кровью, но семейство Садкала не хотело его рождения; оно было решительно против, когда Паулина дала им понять, что за нею ухаживает Пиро Эстрельа, мулат, военный и политический деятель, и именно эти три качества – Турок улыбнулся – были ненавистны им до судорог. Из-за этого семейного афронта Пиро Эстрелье пришлось украсть маму Паулину, отвезти ее в Моку, под дулом пистолета притащить приходского священника и заставить его обвенчать их. Со временем семейства Садкала и Эстрельа помирились. Когда в 1936 году мама Паулина умерла, в семье Эстрельа Садкала было уже десять детей. Генерал Пиро Эстрельа ухитрился родить еще семерых во втором браке, так что у Турка оказалось шестнадцать законных братьев и сестер. Что будет с ними, если сегодняшнее дело провалится? И, прежде всего, что будет с его братом Гуаро, который об этом – ни сном, ни духом? Генерал Гуаронье Эстрельа Садкала раньше был начальником адъютантского корпуса Трухильо, а сейчас командовал второй бригадой в Ла-Веге. Если заговор провалится, репрессии будут беспощадны. Но почему он должен провалиться? Готовились тщательнейшим образом. Как только его начальник, генерал Хосе Рене Роман сообщит, что Трухильо мертв и что военно-гражданская хунта взяла власть, Гуаро должен поставить все вооруженные силы северного округа на службу новому режиму. Произойдет ли это? И снова Сальвадор пал духом, конечно же, в том было повинно ожидание.
Прикрыв глаза, он молился, не шевеля губами. Он молился по несколько раз в день, молился вслух, просыпаясь и ложась спать, и молча, про себя, все остальные разы. Читал «Отче наш», «Аве Мариа» и другие молитвы, которые придумывал сам, по обстоятельствам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
Очень медленно, поведя округ себя рассеянным взглядом, он придвигал правую руку к стакану с водой. И совсем медленно, еле заметно подвинул стакан на самый край стола, так что при малейшем движении стакан должен был опрокинуться. Вспомнилось вдруг, что первая его дочь, Флор де-Оро, от Аминты Ледесмы, его первой жены, эта психованная, с телом женщины и мужскою душой, которая меняла мужей, как перчатки, писалась в постели почти до самой школы. Ему хватило духу посмотреть на штаны еще раз. Но вместо срамного зрелища, вместо пятна, которого он ожидал -а зрение у него оставалось превосходным, как и память, – он увидел: ширинка и пах сухие. Совершенно сухие. Впечатление оказалось ложным, виноват был панический страх, что «отойдут воды», как говорят о роженицах. Его захлестнула радость, воодушевление. День, начавшийся скверно, с дурных знамений, прояснился и засиял, как бывает на взморье, когда после проливного дождя выглянет солнце.
Он поднялся на ноги, и, как солдаты по команде, все остальные сделали то же самое. Наклоняясь, чтобы помочь Дороти Гиттлеман подняться со стула, он твердо, от души, решил: «Ну, уж сегодня в Доме Каобы девчонка будет у меня визжать, как двадцать лет назад». И ему показалось: яйца уже набухают, а жезл – твердеет.
XII
Сальвадор Эстрельа Садкала подумал, что, видно, не узнать ему уже Ливана, и эта мысль опечалила его. С самых ранних детских лет он мечтал, что в один прекрасный день поедет в Верхний Ливан, в тот город, а может быть, и село Баскинту, откуда были родом все Садкала и откуда в конце прошлого века предки его матери были изгнаны за то, что были католиками. Сальвадор вырос под рассказы мамы Паулины об опасностях и бедах, обрушившихся на преуспевавших торговцев, какими было семейство Садкала в Ливане; о том, как они потеряли все, и как пропали скорняжные мастерские, и как Абрахам Садкала со всеми чадами и домочадцами бежал от преследований, которым мусульманское большинство подвергало христианское меньшинство. Они обошли полмира, храня верность Господу и святому Кресту, пока не оказались в Гаити, а потом – в Доминиканской Республике. В Сантьяго де-лос-Кабальерос они пустили корни и, работая честно и упорно, что было свойственно их роду, снова достигли процветания и уважения на принявшей их земле. И хотя Сальвадор мало видел своих родственников по материнской линии, он, завороженный рассказами мамы Паулины, всегда чувствовал, что он – Садкала. И потому мечтал когда-нибудь увидеть это загадочное место – Баскинту, которого не находил на картах Среднего Востока. Почему же сейчас у него возникло ощущение, что он никогда не ступит на землю экзотической страны его предков?
– По-моему, я заснул, – услышал он с переднего сиденья голос Антонио де-ла-Масы. И увидел, как тот трет глаза.
– Заснули все, – отозвался Сальвадор. – Не беспокойся, я внимательно слежу за машинами, которые появляются со стороны Сьюдад-Трухильо.
– И я – тоже, – сказал рядом с ним лейтенант Амадо Гарсиа Герреро. – Это только кажется, что я уснул, потому что я не двигаюсь и даю отдых голове. Это – способ расслабиться, меня научили ему в армии.
– А ты уверен, что он приедет, Амадито? – поддел его сидевший за рулем Антонио Имберт. И Турок уловил в его тоне упрек. Как несправедливо! Можно подумать, Амадито виноват, если Трухильо вдруг раздумает ехать в Сан-Кристобаль.
– Да, Тони, – с фанатичной уверенностью ответил лейтенант. – Он приедет.
Турок, пожалуй, не был так уверен: они ждали уже час с четвертью. По-видимому, потерян еще один день, день душевного подъема, надежд и тревожной тоски. Сорокадвухлетний Сальвадор был старшим из семерых, поджидавших Трухильо в трех автомобилях на шоссе в Сан-Кристобаль. Он не чувствовал себя старым, ничуть не чувствовал. Был так же недюжинно силен, как и в тридцать лет, когда в поместье Лос-Альмасигос говорили, что Турок может убить осла одним ударом кулака – за ухом. О мощи его мускулов ходили легенды. Его силу знали не понаслышке те, кому случалось, надев боксерские перчатки, выйти с ним на ринг исправительной тюрьмы в Сантьяго, где его стараниями приучали к спорту, а юные преступники и правонарушители добились в нем поразительных успехов. Именно оттуда вышел Кид-Динамит, завоевавший Золотую перчатку, известный на весь Карибский регион боксер.
Сальвадор любил семейство Садкала и гордился своей арабской, ливанской кровью, но семейство Садкала не хотело его рождения; оно было решительно против, когда Паулина дала им понять, что за нею ухаживает Пиро Эстрельа, мулат, военный и политический деятель, и именно эти три качества – Турок улыбнулся – были ненавистны им до судорог. Из-за этого семейного афронта Пиро Эстрелье пришлось украсть маму Паулину, отвезти ее в Моку, под дулом пистолета притащить приходского священника и заставить его обвенчать их. Со временем семейства Садкала и Эстрельа помирились. Когда в 1936 году мама Паулина умерла, в семье Эстрельа Садкала было уже десять детей. Генерал Пиро Эстрельа ухитрился родить еще семерых во втором браке, так что у Турка оказалось шестнадцать законных братьев и сестер. Что будет с ними, если сегодняшнее дело провалится? И, прежде всего, что будет с его братом Гуаро, который об этом – ни сном, ни духом? Генерал Гуаронье Эстрельа Садкала раньше был начальником адъютантского корпуса Трухильо, а сейчас командовал второй бригадой в Ла-Веге. Если заговор провалится, репрессии будут беспощадны. Но почему он должен провалиться? Готовились тщательнейшим образом. Как только его начальник, генерал Хосе Рене Роман сообщит, что Трухильо мертв и что военно-гражданская хунта взяла власть, Гуаро должен поставить все вооруженные силы северного округа на службу новому режиму. Произойдет ли это? И снова Сальвадор пал духом, конечно же, в том было повинно ожидание.
Прикрыв глаза, он молился, не шевеля губами. Он молился по несколько раз в день, молился вслух, просыпаясь и ложась спать, и молча, про себя, все остальные разы. Читал «Отче наш», «Аве Мариа» и другие молитвы, которые придумывал сам, по обстоятельствам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135