Когда же, семь месяцев спустя после исчезновения Галиндеса, в международной прессе всплыло имя Мэрфи, как пилота того самолета, на котором накаченный наркотиками Галиндес был переправлен из Соединенных Штатов в Доминиканскую Республику, Антонио, познакомившийся с Мэрфи через Тавито – они втроем как-то ели паэлью и запивали вином «Риоха» в испанском ресторане на улице Биллини, – вскочил в свой грузовичок и из Тироли, – что близ гаитянской границы, рванул в Сьюдад-Трухильо, чувствуя, что голова вот-вот лопнет от самых дурных предположений. Он нашел Тавито дома, совершенно спокойно играющим в бридж со своей женой Альтаграсией. Чтобы не волновать золовку, он повел Тавито в шумный ресторан «Типико Нахайо», где благодаря громкой музыке Рамона Гальардо и певцу Рафаэлю Мартинесу можно было разговаривать, не опасаясь чужих ушей. И там, заказав прежде жаркое из козлятины и пару пива «Президент», Антонио, не тратя лишних слов, посоветовал Тавито просить убежища в каком-нибудь посольстве. Младший брат расхохотался: какая чушь! Он даже не знал, что имя Мэрфи мусолит уже вся пресса США. И ничуть не встревожился. Его вера в Трухильо была не менее удивительна, чем его наивность.
– Надо предупредить нашего гринго, – услышал изумленный Антонио. – Он сейчас все распродает, решил вернуться в Штаты, хочет жениться. У него невеста в Орегоне. Отправляться сейчас туда – все равно что лезть к волку в пасть. А здесь ничего не случится. Здесь, братец, правит Хозяин.
Антонио пресек его браваду. Не повышая голоса, чтобы не привлекать внимание соседних столиков, сдерживая глухую ярость от такой наивности, постарался ему внушить:
– Ты что, не понимаешь, болван? Дело серьезное. С похищением Галиндеса Трухильо здорово промахнулся. У всех участников похищения жизнь висит на волоске. Вы с Мэрфи – опаснейшие свидетели. И ты, может, даже опаснее, чем Мэрфи. Потому что доставил Галиндеса в Головное имение, в дом самого Трухильо. О чем ты думаешь?
– Я не доставлял никакого Галиндеса, – упрямился брат, чокаясь со стаканом Антонио. – Я доставил типа, который сам не знал, кто он, жалкого пьяницу. А я – знать ничего не знаю. И почему я должен не доверять Хозяину? Разве он не доверил мне такую важную миссию?
Когда в ту ночь они расставались у дома Тавито, тот наконец, поддавшись настойчивости старшего брата, пообещал, что, ладно, он подумает над тем, что говорил ему Антонио. И пусть брат не беспокоится: он будет держать язык за зубами.
В ту ночь Антонио последний раз видел его живым. Три дня спустя исчез Мэрфи. Когда Антонио вернулся в Сьюдад-Трухильо, Тавито был уже арестован. Он был заключен в тюрьму Виктория, и свидания с ним не разрешали. Антонио пошел просить аудиенции у Генералиссимуса, но тот его не принял. Он хотел поговорить с полковником Кобианом Паррой, начальником Службы военной разведки, но тот словно превратился в невидимку и вскоре был убит солдатом в собственном кабинете по приказу Трухильо. Следующие сорок восемь часов Антонио звонил по телефонам или ходил по всем руководящим и высокопоставленным деятелям режима, с которыми был знаком, – от председателя сената Агустина Кабраля до президента Доминиканской партии Альвареса Пиньи. Все проявляли одинаковую озабоченность и говорили одно и то же: самое лучшее, если он ради собственной безопасности и их безопасности перестанет звонить и ходить к людям, которые ничем ему помочь не могут, но которых он своим поведением тоже подвергает опасности. «Как будто бился головой об стену», – сказал Антонио позднее генералу Хуану Томасу Диасу. Если бы Трухильо принял его, он бы умолял его, на колени бы упал, все что угодно сделал, лишь бы спасти Тавито.
А через некоторое время на рассвете автомобиль СВОРы с одетыми в штатское и вооруженными автоматами calies остановился перед дверью дома Тавито де-ла-Масы. Из машины выволокли его труп и без лишних церемоний выбросили в палисадник у входа, прямо на тринитарии. И его жене Альтаграсии, которая в ужасе выбежала из дому в ночной рубашке, крикнули, отъезжая:
– Ваш муж повесился в камере. Возьмите его и похороните, как положено.
«Но и это было еще не самое страшное», – подумал Антонио. Увидеть мертвого Тавито с веревкой на шее, якобы покончившего с собой, которого, как собаку, бросила у порога его дома банда патентованных негодяев из СВОРы, – и это было еще не самое страшное. Эти слова Антонио повторял про себя десятки, сотни раз на протяжении четырех с половиной лет, когда днем и ночью, собрав воедино остатки рассудка и разума, строил планы мести, которая сегодня ночью – благослови, Господи, – должна осуществиться. Самым страшным была вторая смерть Тавито через несколько дней после первой, когда, запустив на полные обороты весь информационный и пропагандистский механизм – газеты «Карибе» и «Насьон», телевидение и радио «Вое Доминикана», радиостанции «Вое дель Тропике», «Радио Карибе» и десяток мелких газетенок и местных радиостанций, – режим в самом мерзком, свойственном ему людоедском духе, распространил текст письма, якобы написанного самим Октавио де-ла-Масой, объясняющим причины своего самоубийства. Его замучили угрызения совести за то, что он собственноручно убил пилота Мэрфи, своего друга и товарища по работе в авиакомпании «Доминикана де Авиасьон»! Козел не удовольствовался тем, что приказал убить его, но, заметая следы истории с Галиндесом, прибегнул к утонченно-зловещему фарсу, выставив Тавито убийцей. Таким образом он освобождался сразу от двух опасных свидетелей. А для того чтобы все выглядело еще более мерзко, письмо Тавито объясняло, почему он убил Мэрфи: гомосексуальные страсти. Мэрфи якобы так приставал к его младшему брату, в которого был влюблен, что Тавито, как истинный мужчина, не выдержал и кровью омыл свою честь, прикончив выродка, а преступление свое замаскировал под несчастный случай.
Ему пришлось согнуться на сиденье и прижать автомат к животу, чтобы не заметили, как вдруг заболел желудок. Жена настаивала, чтобы он пошел ко врачу, боли могли быть от язвы или чего-нибудь еще более серьезного, но он все не шел. Незачем было ходит ко врачу, и без того ясно, что последние годы подорвали его здоровье, а все потому, что был подорван дух. После того, что случилось с Тавито, он потерял последние иллюзии, пал духом, утратил радость жизни – и этой, и вообще какой бы то ни было. Только мысль о мщении поддерживала его на плаву; он жил исключительно ради того, чтобы выполнить клятву, которую дал прилюдно в Моке, напугав до смерти соседей, пришедших выразить свое соболезнование роду де-ла-Маса – родителям, братьям, сестрам, своякам и свояченицам, племянницам, детям, внукам, дядьям и теткам:
– Клянусь Богом, я собственными руками убью мерзавца, который сделал это!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135