Поэтому
сохранение власти является абсолютным условием, в контексте которо-
го только и могут восприниматься и решаться любые проблемы.
Таким образом, российское цивилизапионное пространство не меня-
ется в одном решающем качестве: при любых режимах оно остается
пространством воспроизводства неограниченной власти. Местные ре-
форматоры хотели сменить этатистскую доминанту этого пространства
на европейскую, сделать его рыночным. Понадобилось всего два-три
года, чтобы все стало на свои места. Европейская модель локализован-
ной власти, готовой уступить частным, не связанным с нею экономиче-
ским и прочим инициативам, у нас не прошла. Восторжествовало ста-
рое правило: политический победитель получает все, проигравший те-
ряет все. Понятно поэтому, что ставки в нашей политической игре не-
сравненно превышают западные. В таких условиях не могут действовать
известные нормы западной демократической политической культуры: ее
светский (т.е. иронически-отстраненный) характер, готовность к ком-
промиссам, периодическая самоустраненность от власти. Это возможно
лишь там, где в политике решается четко очерченный и достаточно
узкий круг вопросов, а остальные сферы сохраняют гарантированную
автономию от властных вмешательств. В России, где в политике реша-
319
ется, по существу, все, она неминуемо сакрализуется (или демонизиру-
ется), обретая предельно идеологизированный характер. Ее аргументы
неизменно носят мироспасательный характер, необходимый для оправ-
дания столь неумеренных властных амбиций. Поэтому и нашей полити-
ческой аналитике приличествует жанр "жесткого текста". В этом жанре
мы и попытаемся сформулировать свое заключение.
Главный парадокс российской современной политической истории
состоит в том, что основателям августовского режима 1991 г. для со-
хранения своей власти предстоит в ближайшем будущем занять позиции
прямо противоположные тем, с которыми они начинали свою реформа-
торскую деятельность. Неистовые "западники" станут "восточниками",
предающими анафеме "вавилонскую блудницу" - Америку. Либералы,
адепты теории "государство-минимум" станут законченными этатиста-
ми. Мондиалисты и космополиты станут националистами, да в такой
степени, что это превзойдет все, до сих пор виденное в России. Критики
империи, сторонники демократического федерализма и нового мирового
порядка станут воинствующими империалистами и централистами-
державниками, наследниками традиций Ивана Калиты и Ивана Грозно-
го. Но ведь нечто подобное произошло и с большевиками! По-
видимому, наше евразийское пространство обладает мощной специфи-
ческой энергетикой, порождающей закономерные инверсии первона-
чальных замыслов и позиций благонамеренного прогрессизма.
Итак, сегодня перед властвующей элитой стоит жесткая дилемма:
сохранение своей монополии на власть или эшафот. В этих условиях
понятна ее готовность пойти буквально на все для сохранения свой
власти. Сильная власть должна заполучить особо сильные аргументы
для оправдания своей неограниченности. Главным, если не единствен-
ным оправданием в настоящее время может быть только лозунг:
"Отечество в опасности!" Поскольку оно действительно в опасности,
такой лозунг имеет все шансы быть воспринятым обществом и обеспе-
чить власти так недостающую ей харизму. Поэтому уже в ближайшее
время следует ожидать рокировки в среде властвующей элиты и выдви-
жения на авансцену решительных государственников, не считающих
патриотизм бранным словом.
Кроме того, элита, ориентированная всецело на власть, не имеет ка-
ких-либо естественных добродетелей, связанных с традицией или мора-
лью. Лишь включившись в предельно намагниченное поле власти, она
воспринимает те или иные ценности всерьез. Однако "строительство"
сильной власти требует не только массового идеологического вооду-
шевления и порыва, но и повседневной жертвенности. Поэтому сле-
дующей мишенью нашей власти станет потребительско-гедонистический
комплекс. Когда требовалось отвоевать власть у старого коммунистиче-
ского режима, этот комплекс активно использовался. Коммунистиче-
ская аскеза (пресловутая "сознательность") была высмеяна как фаль-
320
шивая, обусловленная необходимостью оправдания экономической не-
эффективности социализма. Но теперь, когда "демократические" экспе-
рименты в хозяйственной сфере загнали в гетто нищеты большинство
населения и выход пока что не просматривается, нищета непременно
должна снова превратиться в добродетель.
Здесь опять-таки нужно различать конъюнктурные запросы власти, с
одной стороны, и инвариант евразийского пространства - с другой.
Долговременный исторический опыт показывает, что это пространство
обладает особой геополитической жесткостью: чтобы выжить в нем,
нужна государственность, существенно отличающаяся от того "государ-
ство-минимум", которое стало принципом западного либерализма. В
нашем евразийском пространстве требуется существенно иной баланс
общественно необходимого времени: доля ратно-служилого времени
здесь значительно выше, чем в более стабильном западном пространст-
ве, доля трудового времени соответственно ниже. Поэтому внимая сар-
кастическим выпадам российских "западников" в адрес "антиэкономи-
ки", следует четко различать то, что в самом деле достойно "списания в
архив", от того, что принадлежит к неотъемлемым особенностям нашего
народного самосознания.
Дело не в отсутствии аскезы и прилежания в отечественной культу-
ре, а в их специфике. Трудовая аскеза протестантского типа является
индивидуальной и методической - эти особенности продуктивны в хо-
зяйственном отношении. Аскеза служилого государства по необходимо-
сти является коллективной и по определению не может быть столь же
методической: политик и воин живут не в линейном, а в цикличном
времени, когда фазы предельной мобилизации сменяются фазами зати-
шья и расслабленности. Поэтому и сам труд у нас нередко приобретал
несвойственные ему черты аритмичной "героики": сказывается доми-
нанта служилой аскезы. Пропорции между служилым и трудовым
(хозяйственным) временем могут и должны меняться, но все же, по-
видимому, они у нас никогда не достигнут тех значений, которые опре-
делились на Западе в "постгероическую" позитивистскую эпоху.
Сегодня, когда кризис государства и деформация геополитического
пространства достигли своего предела, потребуется, вероятно, новое
повышение роли служилого времени в бюджете национального времени
и сопутствующая этому рокировка доминирующих общественных типов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156
сохранение власти является абсолютным условием, в контексте которо-
го только и могут восприниматься и решаться любые проблемы.
Таким образом, российское цивилизапионное пространство не меня-
ется в одном решающем качестве: при любых режимах оно остается
пространством воспроизводства неограниченной власти. Местные ре-
форматоры хотели сменить этатистскую доминанту этого пространства
на европейскую, сделать его рыночным. Понадобилось всего два-три
года, чтобы все стало на свои места. Европейская модель локализован-
ной власти, готовой уступить частным, не связанным с нею экономиче-
ским и прочим инициативам, у нас не прошла. Восторжествовало ста-
рое правило: политический победитель получает все, проигравший те-
ряет все. Понятно поэтому, что ставки в нашей политической игре не-
сравненно превышают западные. В таких условиях не могут действовать
известные нормы западной демократической политической культуры: ее
светский (т.е. иронически-отстраненный) характер, готовность к ком-
промиссам, периодическая самоустраненность от власти. Это возможно
лишь там, где в политике решается четко очерченный и достаточно
узкий круг вопросов, а остальные сферы сохраняют гарантированную
автономию от властных вмешательств. В России, где в политике реша-
319
ется, по существу, все, она неминуемо сакрализуется (или демонизиру-
ется), обретая предельно идеологизированный характер. Ее аргументы
неизменно носят мироспасательный характер, необходимый для оправ-
дания столь неумеренных властных амбиций. Поэтому и нашей полити-
ческой аналитике приличествует жанр "жесткого текста". В этом жанре
мы и попытаемся сформулировать свое заключение.
Главный парадокс российской современной политической истории
состоит в том, что основателям августовского режима 1991 г. для со-
хранения своей власти предстоит в ближайшем будущем занять позиции
прямо противоположные тем, с которыми они начинали свою реформа-
торскую деятельность. Неистовые "западники" станут "восточниками",
предающими анафеме "вавилонскую блудницу" - Америку. Либералы,
адепты теории "государство-минимум" станут законченными этатиста-
ми. Мондиалисты и космополиты станут националистами, да в такой
степени, что это превзойдет все, до сих пор виденное в России. Критики
империи, сторонники демократического федерализма и нового мирового
порядка станут воинствующими империалистами и централистами-
державниками, наследниками традиций Ивана Калиты и Ивана Грозно-
го. Но ведь нечто подобное произошло и с большевиками! По-
видимому, наше евразийское пространство обладает мощной специфи-
ческой энергетикой, порождающей закономерные инверсии первона-
чальных замыслов и позиций благонамеренного прогрессизма.
Итак, сегодня перед властвующей элитой стоит жесткая дилемма:
сохранение своей монополии на власть или эшафот. В этих условиях
понятна ее готовность пойти буквально на все для сохранения свой
власти. Сильная власть должна заполучить особо сильные аргументы
для оправдания своей неограниченности. Главным, если не единствен-
ным оправданием в настоящее время может быть только лозунг:
"Отечество в опасности!" Поскольку оно действительно в опасности,
такой лозунг имеет все шансы быть воспринятым обществом и обеспе-
чить власти так недостающую ей харизму. Поэтому уже в ближайшее
время следует ожидать рокировки в среде властвующей элиты и выдви-
жения на авансцену решительных государственников, не считающих
патриотизм бранным словом.
Кроме того, элита, ориентированная всецело на власть, не имеет ка-
ких-либо естественных добродетелей, связанных с традицией или мора-
лью. Лишь включившись в предельно намагниченное поле власти, она
воспринимает те или иные ценности всерьез. Однако "строительство"
сильной власти требует не только массового идеологического вооду-
шевления и порыва, но и повседневной жертвенности. Поэтому сле-
дующей мишенью нашей власти станет потребительско-гедонистический
комплекс. Когда требовалось отвоевать власть у старого коммунистиче-
ского режима, этот комплекс активно использовался. Коммунистиче-
ская аскеза (пресловутая "сознательность") была высмеяна как фаль-
320
шивая, обусловленная необходимостью оправдания экономической не-
эффективности социализма. Но теперь, когда "демократические" экспе-
рименты в хозяйственной сфере загнали в гетто нищеты большинство
населения и выход пока что не просматривается, нищета непременно
должна снова превратиться в добродетель.
Здесь опять-таки нужно различать конъюнктурные запросы власти, с
одной стороны, и инвариант евразийского пространства - с другой.
Долговременный исторический опыт показывает, что это пространство
обладает особой геополитической жесткостью: чтобы выжить в нем,
нужна государственность, существенно отличающаяся от того "государ-
ство-минимум", которое стало принципом западного либерализма. В
нашем евразийском пространстве требуется существенно иной баланс
общественно необходимого времени: доля ратно-служилого времени
здесь значительно выше, чем в более стабильном западном пространст-
ве, доля трудового времени соответственно ниже. Поэтому внимая сар-
кастическим выпадам российских "западников" в адрес "антиэкономи-
ки", следует четко различать то, что в самом деле достойно "списания в
архив", от того, что принадлежит к неотъемлемым особенностям нашего
народного самосознания.
Дело не в отсутствии аскезы и прилежания в отечественной культу-
ре, а в их специфике. Трудовая аскеза протестантского типа является
индивидуальной и методической - эти особенности продуктивны в хо-
зяйственном отношении. Аскеза служилого государства по необходимо-
сти является коллективной и по определению не может быть столь же
методической: политик и воин живут не в линейном, а в цикличном
времени, когда фазы предельной мобилизации сменяются фазами зати-
шья и расслабленности. Поэтому и сам труд у нас нередко приобретал
несвойственные ему черты аритмичной "героики": сказывается доми-
нанта служилой аскезы. Пропорции между служилым и трудовым
(хозяйственным) временем могут и должны меняться, но все же, по-
видимому, они у нас никогда не достигнут тех значений, которые опре-
делились на Западе в "постгероическую" позитивистскую эпоху.
Сегодня, когда кризис государства и деформация геополитического
пространства достигли своего предела, потребуется, вероятно, новое
повышение роли служилого времени в бюджете национального времени
и сопутствующая этому рокировка доминирующих общественных типов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156