С Серенко он обычно встречался раз в месяц на планерках и был удивлен, когда однажды утром, в середине сентября, секретарша председателя сообщила ему по внутреннему телефону, что шеф хочет его видеть.
«Русалко» арендовала помещение в Институте информационных технологий возле Донского монастыря в громоздком, старой постройки здании с запутанными переходами с этажа на этаж, с обшарпанными аудиториями. Вход в ассоциацию был отдельный, с улицы, в узком коридоре теснились бухгалтерия, плановый и юридический отделы, компьютерный центр. Там же размещался кабинет Панкратова, который он делил с тремя своими сотрудниками, бывшими операми ГУВД Москвы. Приемная и кабинет Серенко по другую сторону гулкого вестибюля впечатляли своими размерами и евроремонтом, у входа был пост охраны, что было призвано создавать у посетителей впечатление, что они пришли в очень серьезную организацию.
Когда Панкратов вошел в приемную, там никого не было, но секретарша, крупная крашеная блондинка с выразительным бюстом, знающая, как и все секретарши, о напряженных отношениях начальника с шефом службы безопасности, сухо сообщила, что нужно подождать, так как Николай Евдокимович сейчас занят.
– Дайте мне знать, когда он освободится, – равнодушно произнес Панкратов и направился к выходу.
– Минутку, спрошу… Панкратов, – сообщила она по интеркому. – Примете?.. Входите, Николай Евдокимович вас ждет.
Приподнявшись из-за стола, Серенко пожал Панкратову руку, жестом указал на кресло для посетителей и сразу перешел к делу.
– Не кажется ли вам, Михаил Юрьевич, что мы нерационально тратим средства ассоциации? В наших расходах финансовая помощь милиции составляет значительную часть. Очень значительную. Мы покупаем им машины, компьютеры, средства связи, а отдача? Какова отдача? Да, если посмотреть отчеты, работа идет, выявляются сотни производителей «левой» водки, часть подвергается преследованию в административном порядке, часть дел передается в суд. Но почему-то положение на рынке не меняется. Как вы думаете, почему?
– Я вас внимательно слушаю, – сказал Панкратов.
– Вы сами знаете, почему, – продолжал Серенко. – Для этого достаточно внимательно рассмотреть отчеты. Что мы увидим? Что в милицейские сети попадает исключительно мелочь, разливающая бодяжную водку дома в ваннах или в лучшем случае в гаражах. А подпольные цеха и подпольные заводы как работали, так и продолжают работать. А ведь именно они, а не мелкие кустари, определяют ситуацию на алкогольном рынке, уводят большую половину его в тень. Почему? Милиция не знает о них? Прекрасно знает. Почему же ничего не предпринимает?
Панкратов молча слушал, погрузив будто бы потяжелевшее тело в кресло. То же самое, почти слово в слово, он две недели назад говорил Пекарскому, встретившись с ним в его особняке на Волхонке. Предложение Панкратова, которое он хотел обсудить с человеком, принимающем решения, заключалось в том, чтобы связывать финансовую помощь милиции не с количественными, а с качественными результатами ее работы. Оперативно-розыскные части должны быть заинтересованы в выявлении и пресечении деятельности крупных подпольных производств. Материальные стимулы должны быть очень серьезными, потому что занятым этим оперативникам придется вступать в конфликты с местной милицией, обеспечивающей «крышу» подпольным водкозаводчикам. Работа нервная, опасная, недолго словить пулю не только от бандитов, но и от своих, за такую работу нужно хорошо платить. А подпольных цехов и заводов не так уж много, порядка девятисот – тысячи. При правильном подходе с ними можно покончить года за три.
– «Левую» водку выпускают не только подпольные производители, – заметил Пекарский.
– Выпускают, – согласился Панкратов. – Но это уже другая проблема.
– Интересно, нужно подумать, – заключил разговор Пекарский.
– Без этого деятельность ассоциации «Русалко» теряет смысл, – предупредил Панкратов. – Разумеется, если вы хотите видеть в ней действенный инструмент, а не пустую говорильню.
– Не боитесь, что останетесь без работы?
– Нет, не боюсь.
Он действительно не боялся. За время службы в «Русалко» он оброс надежными связями, вник во все тонкости взаимоотношений водкозаводчиков с налоговиками, прокуратурой и милицией, за консультацией к нему обращались известные юристы, специализирующиеся на алкогольных делах. Приходилось и самому разруливать проблемы знакомых бизнесменов, запутавшихся в попытках обойти налоговое законодательство: подсказывал нужные ходы, сводил с людьми, от которых зависело разрешение дела. Денег за эти услуги он никогда не брал, хотя и предлагали, но иногда подумывал, что открой он что-нибудь вроде консультационной конторы, отбоя от клиентов не будет.
Ничем конкретным разговор с Пекарским не кончился, но отголоски его, видимо, дошли до Серенко и теперь он излагал их как свои мысли, рожденные в трудных раздумьях о путях выхода отрасли из затяжного кризиса.
– Так почему же ничего не предпринимает милиция, хотя прекрасно знает обо всех подпольных заводах? Не может не знать, это же не иголка в стоге сена, это завод, его не спрячешь в гараже! – вопрошал Серенко, поглядывая на собеседника с начальственной снисходительностью.
Панкратову надоело.
– Потому что сама милиция эти заводы крышует, – буркнул он. – Вы пригласили меня только затем, чтобы это сказать?
– Нет, не только. Хотя сказать это счел необходимым, так как именно ваша служба курирует милицию. Ко мне обратился один предприниматель. Он сравнительно недавно в Москве, чуть больше трех лет, но сумел наладить серьезное производство в районе Рузы. Водка «Дорохово». Говорит вам что-нибудь это название?
Панкратов кивнул. Эта водка, новая на московском рынке, довольно быстро приобрела популярность из-за низкой цены и занимала место по рейтингу продаж в первой двадцатке, что было очень неплохо для нераскрученного товара.
– Так вот, – продолжал Серенко. – Он сделал заказ в Красногорскую типографию на новую партию этикеток. Заказ приняли, но очень удивились, так как такой же заказ на эти этикетки выполнили совсем недавно. Показали клише и оттиски. Этикетки были один в один с оригиналом. Предприниматель понял, что кто-то выпускает водку с его названием. И выпускает много. Заказ был на двести тысяч этикеток. Представляете? Это уже не кустарное производство. Его люди прошерстили ярмарки Москвы и обнаружили несколько бутылок поддельной водки. Анализ показал, что она изготовлена из синтетического спирта, плохо очищенного, с примесями. Он пришел ко мне за советом, что ему делать…
– Почему к вам?
– А почему не ко мне? Он член ассоциации, платит взносы. К кому же, как не к нам, ему обращаться за советом и помощью?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
«Русалко» арендовала помещение в Институте информационных технологий возле Донского монастыря в громоздком, старой постройки здании с запутанными переходами с этажа на этаж, с обшарпанными аудиториями. Вход в ассоциацию был отдельный, с улицы, в узком коридоре теснились бухгалтерия, плановый и юридический отделы, компьютерный центр. Там же размещался кабинет Панкратова, который он делил с тремя своими сотрудниками, бывшими операми ГУВД Москвы. Приемная и кабинет Серенко по другую сторону гулкого вестибюля впечатляли своими размерами и евроремонтом, у входа был пост охраны, что было призвано создавать у посетителей впечатление, что они пришли в очень серьезную организацию.
Когда Панкратов вошел в приемную, там никого не было, но секретарша, крупная крашеная блондинка с выразительным бюстом, знающая, как и все секретарши, о напряженных отношениях начальника с шефом службы безопасности, сухо сообщила, что нужно подождать, так как Николай Евдокимович сейчас занят.
– Дайте мне знать, когда он освободится, – равнодушно произнес Панкратов и направился к выходу.
– Минутку, спрошу… Панкратов, – сообщила она по интеркому. – Примете?.. Входите, Николай Евдокимович вас ждет.
Приподнявшись из-за стола, Серенко пожал Панкратову руку, жестом указал на кресло для посетителей и сразу перешел к делу.
– Не кажется ли вам, Михаил Юрьевич, что мы нерационально тратим средства ассоциации? В наших расходах финансовая помощь милиции составляет значительную часть. Очень значительную. Мы покупаем им машины, компьютеры, средства связи, а отдача? Какова отдача? Да, если посмотреть отчеты, работа идет, выявляются сотни производителей «левой» водки, часть подвергается преследованию в административном порядке, часть дел передается в суд. Но почему-то положение на рынке не меняется. Как вы думаете, почему?
– Я вас внимательно слушаю, – сказал Панкратов.
– Вы сами знаете, почему, – продолжал Серенко. – Для этого достаточно внимательно рассмотреть отчеты. Что мы увидим? Что в милицейские сети попадает исключительно мелочь, разливающая бодяжную водку дома в ваннах или в лучшем случае в гаражах. А подпольные цеха и подпольные заводы как работали, так и продолжают работать. А ведь именно они, а не мелкие кустари, определяют ситуацию на алкогольном рынке, уводят большую половину его в тень. Почему? Милиция не знает о них? Прекрасно знает. Почему же ничего не предпринимает?
Панкратов молча слушал, погрузив будто бы потяжелевшее тело в кресло. То же самое, почти слово в слово, он две недели назад говорил Пекарскому, встретившись с ним в его особняке на Волхонке. Предложение Панкратова, которое он хотел обсудить с человеком, принимающем решения, заключалось в том, чтобы связывать финансовую помощь милиции не с количественными, а с качественными результатами ее работы. Оперативно-розыскные части должны быть заинтересованы в выявлении и пресечении деятельности крупных подпольных производств. Материальные стимулы должны быть очень серьезными, потому что занятым этим оперативникам придется вступать в конфликты с местной милицией, обеспечивающей «крышу» подпольным водкозаводчикам. Работа нервная, опасная, недолго словить пулю не только от бандитов, но и от своих, за такую работу нужно хорошо платить. А подпольных цехов и заводов не так уж много, порядка девятисот – тысячи. При правильном подходе с ними можно покончить года за три.
– «Левую» водку выпускают не только подпольные производители, – заметил Пекарский.
– Выпускают, – согласился Панкратов. – Но это уже другая проблема.
– Интересно, нужно подумать, – заключил разговор Пекарский.
– Без этого деятельность ассоциации «Русалко» теряет смысл, – предупредил Панкратов. – Разумеется, если вы хотите видеть в ней действенный инструмент, а не пустую говорильню.
– Не боитесь, что останетесь без работы?
– Нет, не боюсь.
Он действительно не боялся. За время службы в «Русалко» он оброс надежными связями, вник во все тонкости взаимоотношений водкозаводчиков с налоговиками, прокуратурой и милицией, за консультацией к нему обращались известные юристы, специализирующиеся на алкогольных делах. Приходилось и самому разруливать проблемы знакомых бизнесменов, запутавшихся в попытках обойти налоговое законодательство: подсказывал нужные ходы, сводил с людьми, от которых зависело разрешение дела. Денег за эти услуги он никогда не брал, хотя и предлагали, но иногда подумывал, что открой он что-нибудь вроде консультационной конторы, отбоя от клиентов не будет.
Ничем конкретным разговор с Пекарским не кончился, но отголоски его, видимо, дошли до Серенко и теперь он излагал их как свои мысли, рожденные в трудных раздумьях о путях выхода отрасли из затяжного кризиса.
– Так почему же ничего не предпринимает милиция, хотя прекрасно знает обо всех подпольных заводах? Не может не знать, это же не иголка в стоге сена, это завод, его не спрячешь в гараже! – вопрошал Серенко, поглядывая на собеседника с начальственной снисходительностью.
Панкратову надоело.
– Потому что сама милиция эти заводы крышует, – буркнул он. – Вы пригласили меня только затем, чтобы это сказать?
– Нет, не только. Хотя сказать это счел необходимым, так как именно ваша служба курирует милицию. Ко мне обратился один предприниматель. Он сравнительно недавно в Москве, чуть больше трех лет, но сумел наладить серьезное производство в районе Рузы. Водка «Дорохово». Говорит вам что-нибудь это название?
Панкратов кивнул. Эта водка, новая на московском рынке, довольно быстро приобрела популярность из-за низкой цены и занимала место по рейтингу продаж в первой двадцатке, что было очень неплохо для нераскрученного товара.
– Так вот, – продолжал Серенко. – Он сделал заказ в Красногорскую типографию на новую партию этикеток. Заказ приняли, но очень удивились, так как такой же заказ на эти этикетки выполнили совсем недавно. Показали клише и оттиски. Этикетки были один в один с оригиналом. Предприниматель понял, что кто-то выпускает водку с его названием. И выпускает много. Заказ был на двести тысяч этикеток. Представляете? Это уже не кустарное производство. Его люди прошерстили ярмарки Москвы и обнаружили несколько бутылок поддельной водки. Анализ показал, что она изготовлена из синтетического спирта, плохо очищенного, с примесями. Он пришел ко мне за советом, что ему делать…
– Почему к вам?
– А почему не ко мне? Он член ассоциации, платит взносы. К кому же, как не к нам, ему обращаться за советом и помощью?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145