Возродилось спецподразделение «Белая стрела», которое вело зачистку? Генпрокурор России на пресс-конференции объявил «Белую стрелу» мифом, выдумкой падких на сенсации журналистов, а участившиеся убийства лидеров крупных криминальных группировок объяснил обострившейся борьбой за передел сфер влияния.
Так-то оно так, случались и массовые, до десятков бойцов с той и другой стороны, разборки с применением гранатометов, и странные дорожно-транспортные происшествия. Но не только они были причиной резкого сокращения популяции воров и авторитетов и появления на подмосковных кладбищах «аллей героев» с величественными гранитными обелисками. Нет, не только. Кому нужно, те знали. Воспоминания о той поре сидели глубоко в памяти оставшихся в живых, и при малейшем намеке на опасность, не имевшую объяснений, заставляли тревожно сжиматься сердца, как у вернувшихся с войны солдат при далеких раскатах грома.
Не похоже было на возвращение «Белой стрелы». Да и с чего? Криминальный мир, представлявший серьезную угрозу стабильности государства, давно уже был оттеснен в сторону. Одни легализовались, обзавелись банками и недвижимостью, ушли в большой бизнес, другие остались крышевать оптовые ярмарки, контролировать казино, торговлю наркотиками, проституцию – занятия небезобидные, но государственным устоям не угрожающие. Стрельба и взрывы перенеслись туда, где шел передел серьезной собственности, нынче убивали не воров, а крупных предпринимателей, политиков, губернаторов.
Это успокаивало. Но и оставить без внимания исчезновение Гиви Кутаисского и особенно убийство опытного, осторожного, как зверь, Тенгиза было нельзя. Непонятое опасно. А случайностью здесь и не пахло. Не могло быть случайным появление обоих в захолустном Поти, где и раньше-то нечего было ловить, а теперь и подавно.
Работу и средства для существования жителям Поти и окрестных селений всегда давали порт, мандарины, хорошо растущие на осушенных болотах Колхиды, да отдыхающие в летний сезон. С началом войны в Абхазии отдыхающие исчезли, мандарины некуда стало девать, а грузооборот порта сократился практически до нуля. После прихода к власти Гамсахурдия, с ликованием встреченного грузинским народом, почти все заводы независимой Грузии встали. После возвращения Шеварнадзе, встреченного с таким же всеобщим ликованием, они продолжали стоять. Не чаще чем раз в неделю из Чиатури в Поти приходил состав с марганцевой рудой, работы портовикам хватало на два дня. Хлынувшие из Абхазии беженцы заняли все пансионаты и казармы военно-морской базы, разоренные местными жителями после того, как Россия передала Грузии охрану морской границы. Безработица стала всеобщей. Электричество в дома включали на два часа в сутки, воду давали раз в три дня, отопление не работало. Было вообще непонятно, как люди умудряются выживать. И в этот нищий город отправились два серьезных человека, бросив доходный и хорошо отлаженный бизнес в Москве?
Тем же утром, когда стало известно о взрыве «мерседеса» Тенгиза, смотрящий грузинской общины Реваз Гудава, старый опытный вор в законе, лет двадцать просидевший в тюрьмах и лагерях, отправил в Поти своего порученца, шустрого остроглазого парня по кличке Лис. Ревазу он приходился дальним родственником по материнской линии. Восемнадцатилетним мальчишкой Лис залетел на попытке вооруженного грабежа, схлопотал семь лет строгого режима. По слезной просьбе престарелой матери Реваз дал кому надо денег, вытащил его из лагеря. С тех пор Лис верно служил ему, почитал как отца, что несентиментального и не верящего в людскую благодарность Реваза поначалу настораживало, но за много лет Лис ни разу не дал повода усомниться в его искренней преданности. Пронырливый, сообразительный, он был как раз тем человеком, который сумеет быстро узнать, каким медом намазано это Поти. И он был единственным, кому Реваз доверял – в той мере, в какой вообще можно доверять людям.
Вечером Реваз собрал самых авторитетных грузинских воров в банкетном зале своего загородного ресторана на Киевском шоссе. Долго судили-рядили, но ни к чему не пришли. Появление в Поти Тенгиза можно было с большой натяжкой объяснить тем, что родом он из тех мест, из небольшого предгорного селенья между Батуми и Поти. Ну, допустим, одолела тоска по родине. А кой черт понес туда этого отморозка Гиви? Тоже тоска по родине? Но где Кутаиси и где Поти! Как ни крути, а получалось – случайность.
К концу затянувшегося ужина, когда обсуждение пошло уже по десятому кругу, Тенгиза позвали к телефону. Через минуту он вернулся и подвел итог:
– Того не избежать, что кому на роду написано. Чего в жизни не бывает. Все бывает. Случайность – на то она и случайность. Что мы можем? Только одно: отдать дань уважения нашему дорогому другу Тенгизу, почтить его похороны своим присутствием. Он говорил, что хочет быть погребенным на родине. Мы должны выполнить его волю.
На лицах участников совещания отразилось глубокое уважение к памяти дорогого друга Тенгиза, но горячего желания почтить его похороны своим присутствием не выразил никто.
Реваз спросил:
– Есть ли возражения, если наше братство буду представлять я?
Возражений не было. Тут же, за столом, скинулись на гроб, достойный уважаемого Тенгиза, стоя, не чокаясь, выпили поминальную. Перед тем как разойтись по машинам, подходили к Ревазу, молча пожимали ему руку, выражая соболезнование, как если бы погибший был его близким родственником.
На следующий день Реваз с тремя охранниками на зафрахтованном самолете вылетел в Батуми.
В аэропорту его встретил Лис, возбужденный успешным выполнением поручения. У кого-то из местных он взял по доверенности две «Нивы» – четырехдверную «ВАЗ-2131» для шефа и обычную для охранников. Привыкший к дорогим просторным машинам Реваз недовольно поморщился:
– Ты бы еще «Запорожца» пригнал. Получше ничего не нашел?
– Нам нужно светиться? – обиделся Лис. – Тогда возьмем «бумер». Или «мерина»?
– Ладно, трогай, – кивнул Реваз, втискивая свое грузное тело на заднее сиденье тесной для него «Нивы».
Но едва отъехали от аэровокзала, будто хляби небесные развезлись и обрушили на землю ливень такой силы, что остановился весь транспорт – «дворники» не успевали смахивать воду с лобовых стекол. Такие ливни не прекращались ни летом, ни теплой зимой, они-то и создали Батуми и Поти репутацию писсуаров Черного моря.
Пока стояли в потоках воды, Лис с подробностями ввел Реваза в курс дела. Он выяснил, что притянуло в Поти Гиви Кутаисского и Тенгиза. Американский спирт. Под разгрузку в Поти встал уже второй танкер со спиртом. Танкер малый, на семь тысяч тонн. Малый – по морским меркам. А спирта в нем, считая по доллару двадцать центов за литр, – на восемь с лишним миллионов «зеленых».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
Так-то оно так, случались и массовые, до десятков бойцов с той и другой стороны, разборки с применением гранатометов, и странные дорожно-транспортные происшествия. Но не только они были причиной резкого сокращения популяции воров и авторитетов и появления на подмосковных кладбищах «аллей героев» с величественными гранитными обелисками. Нет, не только. Кому нужно, те знали. Воспоминания о той поре сидели глубоко в памяти оставшихся в живых, и при малейшем намеке на опасность, не имевшую объяснений, заставляли тревожно сжиматься сердца, как у вернувшихся с войны солдат при далеких раскатах грома.
Не похоже было на возвращение «Белой стрелы». Да и с чего? Криминальный мир, представлявший серьезную угрозу стабильности государства, давно уже был оттеснен в сторону. Одни легализовались, обзавелись банками и недвижимостью, ушли в большой бизнес, другие остались крышевать оптовые ярмарки, контролировать казино, торговлю наркотиками, проституцию – занятия небезобидные, но государственным устоям не угрожающие. Стрельба и взрывы перенеслись туда, где шел передел серьезной собственности, нынче убивали не воров, а крупных предпринимателей, политиков, губернаторов.
Это успокаивало. Но и оставить без внимания исчезновение Гиви Кутаисского и особенно убийство опытного, осторожного, как зверь, Тенгиза было нельзя. Непонятое опасно. А случайностью здесь и не пахло. Не могло быть случайным появление обоих в захолустном Поти, где и раньше-то нечего было ловить, а теперь и подавно.
Работу и средства для существования жителям Поти и окрестных селений всегда давали порт, мандарины, хорошо растущие на осушенных болотах Колхиды, да отдыхающие в летний сезон. С началом войны в Абхазии отдыхающие исчезли, мандарины некуда стало девать, а грузооборот порта сократился практически до нуля. После прихода к власти Гамсахурдия, с ликованием встреченного грузинским народом, почти все заводы независимой Грузии встали. После возвращения Шеварнадзе, встреченного с таким же всеобщим ликованием, они продолжали стоять. Не чаще чем раз в неделю из Чиатури в Поти приходил состав с марганцевой рудой, работы портовикам хватало на два дня. Хлынувшие из Абхазии беженцы заняли все пансионаты и казармы военно-морской базы, разоренные местными жителями после того, как Россия передала Грузии охрану морской границы. Безработица стала всеобщей. Электричество в дома включали на два часа в сутки, воду давали раз в три дня, отопление не работало. Было вообще непонятно, как люди умудряются выживать. И в этот нищий город отправились два серьезных человека, бросив доходный и хорошо отлаженный бизнес в Москве?
Тем же утром, когда стало известно о взрыве «мерседеса» Тенгиза, смотрящий грузинской общины Реваз Гудава, старый опытный вор в законе, лет двадцать просидевший в тюрьмах и лагерях, отправил в Поти своего порученца, шустрого остроглазого парня по кличке Лис. Ревазу он приходился дальним родственником по материнской линии. Восемнадцатилетним мальчишкой Лис залетел на попытке вооруженного грабежа, схлопотал семь лет строгого режима. По слезной просьбе престарелой матери Реваз дал кому надо денег, вытащил его из лагеря. С тех пор Лис верно служил ему, почитал как отца, что несентиментального и не верящего в людскую благодарность Реваза поначалу настораживало, но за много лет Лис ни разу не дал повода усомниться в его искренней преданности. Пронырливый, сообразительный, он был как раз тем человеком, который сумеет быстро узнать, каким медом намазано это Поти. И он был единственным, кому Реваз доверял – в той мере, в какой вообще можно доверять людям.
Вечером Реваз собрал самых авторитетных грузинских воров в банкетном зале своего загородного ресторана на Киевском шоссе. Долго судили-рядили, но ни к чему не пришли. Появление в Поти Тенгиза можно было с большой натяжкой объяснить тем, что родом он из тех мест, из небольшого предгорного селенья между Батуми и Поти. Ну, допустим, одолела тоска по родине. А кой черт понес туда этого отморозка Гиви? Тоже тоска по родине? Но где Кутаиси и где Поти! Как ни крути, а получалось – случайность.
К концу затянувшегося ужина, когда обсуждение пошло уже по десятому кругу, Тенгиза позвали к телефону. Через минуту он вернулся и подвел итог:
– Того не избежать, что кому на роду написано. Чего в жизни не бывает. Все бывает. Случайность – на то она и случайность. Что мы можем? Только одно: отдать дань уважения нашему дорогому другу Тенгизу, почтить его похороны своим присутствием. Он говорил, что хочет быть погребенным на родине. Мы должны выполнить его волю.
На лицах участников совещания отразилось глубокое уважение к памяти дорогого друга Тенгиза, но горячего желания почтить его похороны своим присутствием не выразил никто.
Реваз спросил:
– Есть ли возражения, если наше братство буду представлять я?
Возражений не было. Тут же, за столом, скинулись на гроб, достойный уважаемого Тенгиза, стоя, не чокаясь, выпили поминальную. Перед тем как разойтись по машинам, подходили к Ревазу, молча пожимали ему руку, выражая соболезнование, как если бы погибший был его близким родственником.
На следующий день Реваз с тремя охранниками на зафрахтованном самолете вылетел в Батуми.
В аэропорту его встретил Лис, возбужденный успешным выполнением поручения. У кого-то из местных он взял по доверенности две «Нивы» – четырехдверную «ВАЗ-2131» для шефа и обычную для охранников. Привыкший к дорогим просторным машинам Реваз недовольно поморщился:
– Ты бы еще «Запорожца» пригнал. Получше ничего не нашел?
– Нам нужно светиться? – обиделся Лис. – Тогда возьмем «бумер». Или «мерина»?
– Ладно, трогай, – кивнул Реваз, втискивая свое грузное тело на заднее сиденье тесной для него «Нивы».
Но едва отъехали от аэровокзала, будто хляби небесные развезлись и обрушили на землю ливень такой силы, что остановился весь транспорт – «дворники» не успевали смахивать воду с лобовых стекол. Такие ливни не прекращались ни летом, ни теплой зимой, они-то и создали Батуми и Поти репутацию писсуаров Черного моря.
Пока стояли в потоках воды, Лис с подробностями ввел Реваза в курс дела. Он выяснил, что притянуло в Поти Гиви Кутаисского и Тенгиза. Американский спирт. Под разгрузку в Поти встал уже второй танкер со спиртом. Танкер малый, на семь тысяч тонн. Малый – по морским меркам. А спирта в нем, считая по доллару двадцать центов за литр, – на восемь с лишним миллионов «зеленых».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145