Шамиль понял, что он сходит с ума. Что однажды уже недостаточно будет поспешно включить свет и выйти из этого нескончаемого кошмара. Но он ничего не мог с собой поделать. Его тянуло в ужас пережитого и не пережитого. Что-то подсказывало ему, что пока он способен снова и снова переживать кошмар как реальность, он еще жив. Как только он утратит эту способность, он умрет. Он еще будет ходить, говорить, дышать, но это уже будет не он, а всего лишь его оболочка, как высохшая стрекоза.
Он потерял ощущение времени. И когда однажды, заслышав шум машины и голоса, отодвинул портьеру и выглянул в окно, увидел, что весь двор в снегу. Вот, безучастно отметил он, уже зима. В воротах стояла белая «Нива», от нее к крыльцу тянулась цепочках следов. К хозяевам дома никто на машине никогда не приезжал, в деревушке вообще легковых машин не было, ездили на одноконных упряжках и тракторах с прицепными тележками, поэтому Шамиль сразу понял, что это к нему. Он удивился, его адреса не знал никто. Но не насторожился, на сильные эмоции не было сил. Еще больше удивился, когда в комнату ввалился майор Клименко – громоздкий, в дубленке, в пыжиковой шапке, свежий с мороза, шумный, с широкой добродушной улыбкой:
– Здорово, затворник! Далеко забрался, еле тебя нашел.
– Раздевайся, – сдержанно предложил Шамиль. – Чаю?
– Некогда мне распивать чаи, – отказался майор, лишь сняв с лысоватой головы шапку и расстегнув дубленку. – Тебе, кстати, тоже некогда.
– Как ты меня нашел?
– Да ведь кто ищет, тот всегда найдет. Знаешь такую песню? К делу, Шамиль. Тебя ищут.
– ФСБ?
– Может, ФСБ. Может, не ФСБ. За информацию о тебе объявили тридцать тысяч долларов.
– Кто?
– Не знаю.
– Они меня не найдут.
– Я же нашел. Чего нельзя сделать за деньги, можно сделать за большие деньги. Тридцать тысяч – хороший стимул. Способствует. Тебе нельзя здесь оставаться.
– Ты приехал, чтобы меня предупредить? Спасибо, я подумаю.
– Не въехал, – констатировал Клименко. – Некогда думать. Нужно брать ноги в руки и мотать как можно быстрее и как можно дальше.
– Куда?
– Не знаю. И не хочу знать. В Москву. Или за бугор. В Лондон. Тебя там примут. Жертва режима.
Шамиль рассеянно оглядел комнату, в которой провел… сколько? Три месяца? Четыре? Полгода? Даже шевелиться не было сил, не то чтобы срываться с места и куда-то бежать. Что ему делать в Москве? Что ему делать в Лондоне? В Лондоне хорошо работать, ему хорошо работалось, когда он писал монографию о депортации ингушей.
Взгляд его упал на стопку видеокассет возле телевизора, на лазерные диски у ноутбука. И он вдруг понял, что ему делать в Лондоне. Писать книгу. Да, книгу о Беслане. Только он знает правду. Он один. В книге будет вся правда и ничего кроме правды. Правду узнает весь мир. Это будет сенсация.
– Ожил, – заметил Клименко. – Глаз заблестел. Таким ты мне больше нравишься. А то – как зимняя муха.
– Посиди, я быстро. Захватишь меня отсюда?
– Отчего же не захватить? Только мы не решили один вопрос.
– Какой?
– Ты забыл, с чего я начал? За информацию о тебе объявили тридцать тысяч долларов.
– Понял. Ты хочешь получить их с меня?
– Вообще-то мне все равно, с кого их получить. Но лучше с тебя. Не чужие люди. Только не говори, что бабок у тебя нет. Есть. Тебе доверяли. И правильно делали. Честного человека в наше время еще поискать.
– Это деньги политсовета, – предупредил Шамиль.
– Политсовету они уже ни к чему, – отмахнулся Клименко. – . Политсовет сгорел в Беслане. А кто остался, тем они долго не понадобятся. Примерно лет двадцать. А нам с тобой еще жить.
Шамиль вышел в чулан и достал из тайника деньги. Их было немного – около пятидесяти тысяч долларов. Раньше казна политсовета была на порядок богаче. Но большая часть ушла на оружие, взрывчатку, транспорт, связь, экипировку и обучение боевиков, на их гонорары, пришлось заплатить вперед. Поколебавшись, Шамиль отделил десять тысяч, остальные сунул в карман. Вернувшись в комнату, бросил пачку на колени Клименко:
– Десять штук. Все. Больше нет.
– Тридцать и десять – есть разница. А?
– Не хочешь, не бери. Заложи меня за тридцать тысяч. Только учти, если меня заберут, на следующий день сядешь ты. Берешь?
– Вот что мне в тебе всегда нравилось – умеешь ты убеждать, – со вздохом проговорил майор, пряча доллары во внутренний карман пиджака. – Ладно, согласен. Быстро собирайся. Лишнего не бери. Куда тебя забросить?
– В Назрань, на вокзал, к московскому поезду.
Дорога до Назрани заняла больше двух часов. До отправления поезда на Москву оставалось полтора часа. Места в кассе были, но Шамиль не рискнул покупать билет по своему паспорту. Майор Клименко, ставший вдруг необыкновенно услужливым, взял билет в купе на свое имя. Когда объявили посадку, вошел в вагон вместе с Шамилем, посидел с ним до отправления. Когда по радио объявили: «Поезд до Москвы отправляется через пять минут, просим провожающих выйти из вагонов», – вышел вместе с другими провожающими и дружески помахал Шамилю через стекло.
Последний вагон втянулся в ночную темноту, оставив на перроне запах дымка от титанов, которые проводники топили углем. Клименко согнал с лица уже ненужную добродушную улыбку, вернулся в свою «Ниву» на привокзальной площади и набрал на мобильнике номер. Услышав короткое «Вас слушают», проговорил:
– Мне сказали, что вы интересуетесь человеком, которого зовут Шамиль Рузаев. Это еще актуально?
– Да. Вы знаете, где он?
– Случайно знаю. Еще мне сказали, что вы готовы заплатить за информацию некую сумму. Это условие не изменилось?
– Нет. Откуда вы звоните?
– Из Назрани.
– Подъезжайте к Черменскому кругу. Я буду там через час. Успеете?
– Вполне. Как я вас узнаю?
– Никак. Вам меня знать не нужно. А мне вас нужно. Я плачу. Я должен знать, кому плачу. И если информация окажется недостоверной… Продолжать?
– Что ж, вы правы, – немного подумав, ответил Клименко. – Я буду ждать вас на ингушской стороне в белой «Ниве»…
Через час к «Ниве» майора, приткнувшейся на темной обочине метрах в ста от ингушского блок-поста, подошел человек с непокрытой головой в коротком светлом пальто, стукнул в стекло ключами от машины. Клименко открыл дверь. В салоне ненадолго зажегся плафон. При его свете майор успел разглядеть молодое лицо с насмешливо привздернутой губой. Он молча передал три пачки долларов в банковских бандеролях, терпеливо подождал, пока майор убедится, что это не «кукла» и что все доллары настоящие.
– Все в порядке?
– Похоже, да, – ответил Клименко и протянул незнакомцу листок. Объяснил: – Номер поезда, номер вагона, номер места. Поезд прибывает в Москву послезавтра днем. Интересующий вас человек в черном кожаном пальто, в черной шляпе, из вещей только кейс. Едет по чужому билету, но паспорт у него свой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145