Серенко виновато пожал плечами:
– Неизвестно.
– Как они его ввозят?
– Неизвестно.
– Что нам известно?
– Практически ничего.
Формально председатель правления «Русалко» не зависел от хозяина Белоголовки, как и от других членов ассоциации, но на деле был напрямую ему подчинен. Пекарский и еще несколько крупнейших производителей водки, членов правления, финансировали «Русалко» и определяли ее политику. В их совещаниях Серенко участия не принимал, даже не знал, где и в какой форме они проводятся. Он получал уже готовые решения и точно их выполнял, понимая, что любая самодеятельность приведет к тому, что его заменят на посту председателя, а то и вовсе прикроют ассоциацию, если решат, что она не стоит тех денег, которые на нее тратятся. Для Серенко, рядового чиновника Минсельхоза, привлекшего внимание Пекарского своей исполнительностью, это было бы крахом карьеры, которая только-только начала идти в гору. Поэтому всякое недовольство хозяина Белоголовки он воспринимал болезненно даже в таких случаях, как сейчас, когда никакой его вины не было.
– На сколько упали продажи нашей водки? – спросил, помолчав, Пекарский, хотя эту информация получал каждое утро.
– В среднем на пятнадцать процентов.
– Серьезно.
– Очень серьезно, – согласился Серенко.
– С этим нужно кончать. На президента Галазова выходили?
– Стоит на своем, – доложил Серенко. – Водка вытягивает всю экономику Осетии. Перекрыть канал – значит вызвать всеобщее недовольство, подтолкнуть республику к союзу с Чечней.
– Эту лапшу он пусть вешает на уши Черномырдину. Когда у него выборы?
– Через два года, в девяносто восьмом.
– Дайте ему знать: если он хочет остаться президентом, пусть заканчивает этот бардак.
– Вряд ли это в его силах, – усомнился Серенко. – Дело зашло слишком далеко. Слишком большие деньги, все завязаны.
– Тогда пусть не мешает. Мы сами закончим.
– Дороговато будет.
– Не дороже денег.
– Вы уверены, что это правильное решение? – осторожно поинтересовался Серенко.
– У вас есть другое?
– Осетины работают на дешевом спирте. Если перехватить их канал и переадресовать нам…
– Нам – кому? – перебил Пекарский.
– Ну, всем.
– Всем не хватит.
– Тогда вам. Белоголовке.
– И вы полагаете, что мои партнеры с этим смирятся? Вы хотите, чтобы в одно прекрасное утро мой «мерседес» взлетел на воздух?
– Извините, не подумал, – смешался Серенко.
– Не извиняйтесь, – усмехнулся Пекарский. – Вы далеко пойдете, если научитесь додумывать все до конца. А сама мысль интересная. Очень интересная…
Он откинулся к спинке кресла, побарабанил пальцами по подлокотнику и распорядился:
– Вызывайте Панкратова.
II
Все, что из Москвы представляется туманным и даже таинственным, словно ночной город, на месте оказывается простым и понятным, как тот же город при утреннем свете. Уже на второй день после прилета во Владикавказ Панкратов мог бы ответить на вопросы, поставленные перед ним в «Русалко». Никаких усилий ему не пришлось прилагать, информация сама шла в руки.
Из аэропорта он позвонил по прямому служебному телефону, номер которого ему дал Тимур Русланов. Трубку никто не взял. Телефон Алихана Хаджаева тоже не отвечал. Панкратов сел в такси и поехал в офис фирмы, без особого интереса разглядывая окрестности. За годы службы где он только ни побывал, от Сахалина до Бреста и от Мурманска до Кушки. Все города были в общем-то на одно лицо, отличалась лишь местность. Где-то тайга, где-то тундра и сопки, здесь горы. Горы как горы, на Памире они куда величественнее.
Во всех городах, кроме самых новых в Сибири, были свои достопримечательности, памятники старины, но они не задерживали внимания Панкратова. Да и некогда было ими интересоваться. Он жил в мире, состоявшем из начальственных кабинетов, больших и малых, следственных изоляторов, пыльных бухгалтерий с тысячами архивных томов, в которых приходилось копаться, вылавливая мелкие нестыковки, которые выводили на след масштабных хозяйственных преступлений.
Владикавказ производил приятное впечатление: чистые пригороды в осенних садах, ухоженный центр. Много новых и недавно отремонтированных домов, много дорогих иномарок. Пожалуй, даже слишком много для провинциального города. Хорошие дороги, как и все дороги на юге, где морозы не разрушают асфальт. Много милицейских патрулей и вооруженных автоматами омоновцев.
– Террористов ловят, – объяснил немолодой русский водитель. – Про взрыв у нас на рынке слышали?
– Видел по телевизору.
– Вот и ловят. Будто террористы по улицам ходят. Их не после взрывов надо ловить, а до. Показуха это, а не борьба!.. Приехали, – остановил он машину возле небольшого особняка на центральном проспекте.
На вахте, оборудованной рамкой металлоискателя и мониторами камер наружного наблюдения, у Панкратова тщательно проверили документы и только после этого объяснили:
– Начальства нет, ни Русланова, ни Хаджаева. Никого нет.
– Сразу не могли сказать? – разозлился он. – Кто есть?
– Минутку. – Охранник связался с кем-то по внутреннему телефону, что-то доложил по-осетински. Панкратов уловил лишь свою фамилию и слово «Русалко», произнесенное с ударением на последнем слоге. – Подождите, сейчас придут.
Через несколько минут появился, заранее улыбаясь, рослый молодой осетин в элегантном сером костюме:
– Михаил Юрьевич! Вот неожиданность! Добро пожаловать! Это ко мне, – бросил он охраннику. – Входите!
В небольшом кабинете, примыкавшей к приемной, радушно достал из холодильника бутылку коньяка:
– По соточке, а?
– Спасибо, – отказался Панкратов, пытаясь вспомнить, где он этого молодого человека видел.
– Не узнали? – догадался тот. – Я Теймураз, начальник службы безопасности. Нас Тимур познакомил. В Ардоне, когда разгружали спирт. Помните?
– Теперь вспомнил. Вы были в камуфляже, поэтому не узнал. Здравствуйте, Теймураз. А где Тимур?
– Он в Беслане. Потом сразу поедет в Поти. Вернется примерно через неделю.
– Алихан?
Таймураз помрачнел.
– Его долго не будет. Сорок дней. Он недавно похоронил сына. Траур. Во время траура мужчина не выходит из дома, ни с кем не встречается. Такой обычай.
– Передайте ему мои соболезнования.
– Спасибо, передам. Вы к нам по каким делам? Опять приехали за спиртом?
– Вроде того, – уклонился от прямого ответа Панкратов.
– Очень вовремя. На днях приходит танкер. Большой, на двадцать тысяч тонн, спирта всем хватит.
– На двадцать тысяч тонн? – переспросил Панкратов. – Неслабо.
– По мелочам не работаем. Бывали посудины и побольше, на пятьдесят тысяч.
Пятьдесят тысяч тонн спирта. Пятьдесят миллионов литров. Если из каждого литра получается четыре с половиной бутылки… Это сколько же можно сделать водки, попытался сообразить Панкратов, но сразу запутался в нулях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145