Может быть, его больше занимал пролом в стене, к которому они подошли, впрочем, Магда чувствовала, что причина в другом — в том, что она женщина. Магда вздохнула и умолкла. Она по опыту знала, что женщину редко принимают всерьез. Похоже, у немецких мужчин много общего с румынскими. Может, вообще все мужчины одинаковы?.
— Еще вопрос, профессор, — обратился капитан к отцу. — Как вы думаете, почему в замке совсем нет птиц?
— Честно говоря, я никогда прежде этого не замечал. — Тут Магда подумала, что во время их приезда в замок она действительно никогда не видела здесь птиц, но ей не казалось это странным... до настоящего момента.
Обломки возле проломленной стены были аккуратно собраны в кучи. Катя между ними коляску, Магда Почувствовала, как повеяло холодом из дырки в полу за стеной, и вытдщила из кармана на спинке коляски кожаные перчатки.
— Лучше надень их, — сказала она, остановившись и протягивая их отцу.
— Но на нем уже есть перчатки! — рявкнул Кэмпффер, раздраженный задержкой.
— Его руки очень чувствительны к холоду, — пояснила Магда. — Это связано с его болезнью.
— А что, собственно, это за болезнь? — поинтересовался Ворманн.
— Склеродерма, — ответила Магда. Недоумение на лицах немцев было вполне естественным. Это название ничего им не говорило.
Уладив вопрос с перчатками, отец пояснил:
— Я сам впервые услышал об этом заболевании лишь когда мне поставили диагноз. Вообще-то говоря, первые два врача, обследовавшие меня, тоже ошиблись с диагнозом. Ну, я не буду вдаваться в подробности, а если вкратце, то эта болезнь поражает не только руки.
— Но как она действует на ваши руки? — настойчиво продолжал Ворманн.
— При резком падении температуры в пальцах сразу нарушается кровообращение, практически совсем прекращается. Мне сказали, что руки надо беречь, не то разовьется гангрена и придется их ампутировать. Поэтому я и ношу перчатки круглый год, за исключением, может быть, только самого теплого летнего месяца. Не снимаю их даже ночью. — Он огляделся по сторонам. — Ну-с, я готов.
Магда поежилась от холода, идущего снизу из подвала.
— Мне кажется, там слишком холодно для тебя, папа.
— Ну уж ради него мы не станем тащить трупы, сюда, — бросил Кэмпффер и махнул рукой солдатам. Эсэсовцы вновь подхватили коляску вместе с седоком и протащили сквозь пролом. Капитан Ворманн с керосиновой лампой шел впереди. Майор Кэмпффер, тоже с лампой, замыкал цепочку. Магда неохотно двинулась вперед, держась поближе к отцу. Она опасалась, как бы солдаты не оступились на скользких ступеньках и не уронили его, лишь когда колеса коляски коснулись твердой поверхности пола, вздохнула с облегчением.
Один из эсэсовцев покатил коляску к каким-то восьми предметам, накрытым простынями. Магда осталась у подножия лестницы на маленьком освещенном пятачке. Предстоящее зрелище было не для нее.
Она заметила, что капитан Ворманн чем-то явно смущен: подойдя к загадочным предметам, оказавшимся мертвецами, он наклонился и начал расправлять на них простыни. Этот подвал... Они с отцом облазили весь замок вдоль и поперек за эти годы, но даже не подозревали о существовании еще одного подвала. Магда потерла ладонями локти и плечи,'пытаясь согреться. Ну и холод!
Она внимательно огляделась, ища следы крыс. В новом районе Бу-ареста, куда они вынуждены были переехать, подвалы буквально кишели крысами, чего нельзя было сказать об их прежнем доме возле университета. Магда патологически боялась крыс и понимала, что это смешно, но ничего, не могла с собой поделать. Один их вид вызывал омерзение... то, как они двигались, голые, волочащиеся по земле хвосты — Магду просто тошнило от всего этого.
Но, к счастью, здесь их не было. Капитан одну за другой приподнимал простыни так, чтобы были видны головы и шея, и что-то говорил при этом. Но Магда, слава Богу, ничего не видела и не слышала.
Наконец мужчины вернулись к лестнице, и она услышала голос отца:
— ...вряд ли эти раны связаны с каким-то ритуалом. За исключением обезглавленного солдата все остальные умерли от разрыва основных кровеносных сосудов шеи и гортани. Следов зубов, звериных или человеческих, я не обнаружил. Но при этом совершенно очевидно, что раны не нанесены каким-либо острым или режущим предметом. Глотки просто разорваны или даже вырваны, если хотите. Но каким образом, я определить не в состоянии.
Ну как может отец спокойно рассуждать о таких страшных вещах! —
ужаснулась Магда.
Голос майора Кэмпффера прозвучал уверенно и угрожающе:
— Опять ты умудрился наговорить кучу слов и при этом не сказать
абсолютно ничего путного!
— У вас недостаточно материла для работы. Может быть, есть что-нибудь еще?
Майор двинулся наверх, не потрудившись ответить, однако капитан Ворманн, словно вспомнив что-то, щелкнул пальцами и воскликнул:
— Слова! Слова на стене — те самые, написанные кровью на языке, которого никто не понимает!
Глаза профессора мгновенно загорелись.
— Я должен их немедленно увидеть!
Коляску подняли наверх, и Магда снова поплелась в хвосте до выхода во двор. Там она опять взялась за ручки и покатила коляску вслед за немцами к задней стене замка. Вскоре они оказались в конце тупикового коридора перед буро-коричневой надписью на стене.
Буквы были разной толщины и, совершенно очевидно, написаны пальцем. От этой мысли Магда вздрогнула и стала изучать надпись. Она узнала язык и была уверена, что сможет ее перевести, если, конечно, сосредоточится и перестанет думать о том, что автор надписи использовал вместо чернил.
— У вас есть какие-нибудь идеи на этот счет? — спросил Ворманн. — Да! — кивнул профессор и замолчал, уставившись как загипнотизированный на письмена.
— Ну! — нетерпеливо рявкнул Кэмпффер.
Магда понимала, насколько ненавистна этому эсэсовцу зависимость от какого-то еврея, который к тому же еще и медлит с выводами. Только бы отец не вывел из себя немца каким-нибудь неосторожно сказанным словом.
— Здесь написано: «Чужаки, оставьте, мой дом!» Это повелительное наклонение, — произнес профессор бесстрастно, как автомат. Что-то в этой надписи встревожило старика.
Кэмпффер хлопнул рукой по кобуре.
— Ха! Значит, все-таки это убийства по политическим мотивам!
— Возможно. Только, видите ли, это предупреждение или требование— называйте, как хотите — написано на безукоризненном старославянском языке. А это — мёртвый язык. Такой же мертвый, как латынь. Буквы нисколько не отличаются от тех, что писали в глубокой древности. Это я знаю точно, поскольку видел много подлинных рукописей.
Теперь, когда отец назвал язык, Магда смогла наконец сосредоточиться на словах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
— Еще вопрос, профессор, — обратился капитан к отцу. — Как вы думаете, почему в замке совсем нет птиц?
— Честно говоря, я никогда прежде этого не замечал. — Тут Магда подумала, что во время их приезда в замок она действительно никогда не видела здесь птиц, но ей не казалось это странным... до настоящего момента.
Обломки возле проломленной стены были аккуратно собраны в кучи. Катя между ними коляску, Магда Почувствовала, как повеяло холодом из дырки в полу за стеной, и вытдщила из кармана на спинке коляски кожаные перчатки.
— Лучше надень их, — сказала она, остановившись и протягивая их отцу.
— Но на нем уже есть перчатки! — рявкнул Кэмпффер, раздраженный задержкой.
— Его руки очень чувствительны к холоду, — пояснила Магда. — Это связано с его болезнью.
— А что, собственно, это за болезнь? — поинтересовался Ворманн.
— Склеродерма, — ответила Магда. Недоумение на лицах немцев было вполне естественным. Это название ничего им не говорило.
Уладив вопрос с перчатками, отец пояснил:
— Я сам впервые услышал об этом заболевании лишь когда мне поставили диагноз. Вообще-то говоря, первые два врача, обследовавшие меня, тоже ошиблись с диагнозом. Ну, я не буду вдаваться в подробности, а если вкратце, то эта болезнь поражает не только руки.
— Но как она действует на ваши руки? — настойчиво продолжал Ворманн.
— При резком падении температуры в пальцах сразу нарушается кровообращение, практически совсем прекращается. Мне сказали, что руки надо беречь, не то разовьется гангрена и придется их ампутировать. Поэтому я и ношу перчатки круглый год, за исключением, может быть, только самого теплого летнего месяца. Не снимаю их даже ночью. — Он огляделся по сторонам. — Ну-с, я готов.
Магда поежилась от холода, идущего снизу из подвала.
— Мне кажется, там слишком холодно для тебя, папа.
— Ну уж ради него мы не станем тащить трупы, сюда, — бросил Кэмпффер и махнул рукой солдатам. Эсэсовцы вновь подхватили коляску вместе с седоком и протащили сквозь пролом. Капитан Ворманн с керосиновой лампой шел впереди. Майор Кэмпффер, тоже с лампой, замыкал цепочку. Магда неохотно двинулась вперед, держась поближе к отцу. Она опасалась, как бы солдаты не оступились на скользких ступеньках и не уронили его, лишь когда колеса коляски коснулись твердой поверхности пола, вздохнула с облегчением.
Один из эсэсовцев покатил коляску к каким-то восьми предметам, накрытым простынями. Магда осталась у подножия лестницы на маленьком освещенном пятачке. Предстоящее зрелище было не для нее.
Она заметила, что капитан Ворманн чем-то явно смущен: подойдя к загадочным предметам, оказавшимся мертвецами, он наклонился и начал расправлять на них простыни. Этот подвал... Они с отцом облазили весь замок вдоль и поперек за эти годы, но даже не подозревали о существовании еще одного подвала. Магда потерла ладонями локти и плечи,'пытаясь согреться. Ну и холод!
Она внимательно огляделась, ища следы крыс. В новом районе Бу-ареста, куда они вынуждены были переехать, подвалы буквально кишели крысами, чего нельзя было сказать об их прежнем доме возле университета. Магда патологически боялась крыс и понимала, что это смешно, но ничего, не могла с собой поделать. Один их вид вызывал омерзение... то, как они двигались, голые, волочащиеся по земле хвосты — Магду просто тошнило от всего этого.
Но, к счастью, здесь их не было. Капитан одну за другой приподнимал простыни так, чтобы были видны головы и шея, и что-то говорил при этом. Но Магда, слава Богу, ничего не видела и не слышала.
Наконец мужчины вернулись к лестнице, и она услышала голос отца:
— ...вряд ли эти раны связаны с каким-то ритуалом. За исключением обезглавленного солдата все остальные умерли от разрыва основных кровеносных сосудов шеи и гортани. Следов зубов, звериных или человеческих, я не обнаружил. Но при этом совершенно очевидно, что раны не нанесены каким-либо острым или режущим предметом. Глотки просто разорваны или даже вырваны, если хотите. Но каким образом, я определить не в состоянии.
Ну как может отец спокойно рассуждать о таких страшных вещах! —
ужаснулась Магда.
Голос майора Кэмпффера прозвучал уверенно и угрожающе:
— Опять ты умудрился наговорить кучу слов и при этом не сказать
абсолютно ничего путного!
— У вас недостаточно материла для работы. Может быть, есть что-нибудь еще?
Майор двинулся наверх, не потрудившись ответить, однако капитан Ворманн, словно вспомнив что-то, щелкнул пальцами и воскликнул:
— Слова! Слова на стене — те самые, написанные кровью на языке, которого никто не понимает!
Глаза профессора мгновенно загорелись.
— Я должен их немедленно увидеть!
Коляску подняли наверх, и Магда снова поплелась в хвосте до выхода во двор. Там она опять взялась за ручки и покатила коляску вслед за немцами к задней стене замка. Вскоре они оказались в конце тупикового коридора перед буро-коричневой надписью на стене.
Буквы были разной толщины и, совершенно очевидно, написаны пальцем. От этой мысли Магда вздрогнула и стала изучать надпись. Она узнала язык и была уверена, что сможет ее перевести, если, конечно, сосредоточится и перестанет думать о том, что автор надписи использовал вместо чернил.
— У вас есть какие-нибудь идеи на этот счет? — спросил Ворманн. — Да! — кивнул профессор и замолчал, уставившись как загипнотизированный на письмена.
— Ну! — нетерпеливо рявкнул Кэмпффер.
Магда понимала, насколько ненавистна этому эсэсовцу зависимость от какого-то еврея, который к тому же еще и медлит с выводами. Только бы отец не вывел из себя немца каким-нибудь неосторожно сказанным словом.
— Здесь написано: «Чужаки, оставьте, мой дом!» Это повелительное наклонение, — произнес профессор бесстрастно, как автомат. Что-то в этой надписи встревожило старика.
Кэмпффер хлопнул рукой по кобуре.
— Ха! Значит, все-таки это убийства по политическим мотивам!
— Возможно. Только, видите ли, это предупреждение или требование— называйте, как хотите — написано на безукоризненном старославянском языке. А это — мёртвый язык. Такой же мертвый, как латынь. Буквы нисколько не отличаются от тех, что писали в глубокой древности. Это я знаю точно, поскольку видел много подлинных рукописей.
Теперь, когда отец назвал язык, Магда смогла наконец сосредоточиться на словах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102