— Цапля склонилась к нему и тяжело уставилась ему прямо в глаза.
— Что тогда?
— Они не тебя слышали. Они слышали свой собственный голос, звавший их умереть.
— Что ты хочешь сказать? — растерянно спросил он, вороша пламя длинным прутом.
— Я хочу сказать, что первейшее правило всякого волшебства, всякого Сна — это что все есть Единая Жизнь. — Быстрым и резким движением она подбросила в огонь еще один кусок дерева. Поднялись искры.
Она ждала от него какого-то ответа, но мысли его совершенно смешались. Ему нечего было сказать.
— Продолжай, — только и произнес он.
— Ты видел, как мать кидает камнем в Дедушку Белого Медведя, если он хватает одного из ее детей? Он кивнул.
— Зачем она делает это?
— Чтобы спасти свое дитя.
Цапля раздраженно плюнула в огонь:
— Великий Мамонт, конечно же нет! Бегущий-в-Свете опустил голову. Что у нее на уме? Он задумался.
— Я не… не понимаю.
— Она делает это, чтобы спасти себя.
— Но ведь Дедушка Белый Медведь схватил ее ребенка!
— Ребенок — это и есть она сама, — возразила Цапля. — Люди иногда прикасаются к Единой Жизни, когда чувствуют себя неразрывно связанными с другими людьми или с местом. В этом-то все и дело. — Она широко развела руками и кольнула его своим пронзительным взглядом. — Потому-то и карибу пришли к тебе. В какое-то мгновение ты прикоснулся к Единому, и, когда ты попросил их прийти и отдать себя на съедение людям, они услышали свой собственный голос и пошли на него.
— Но если есть Единая Жизнь, почему же не все чувствуют это? Почему не каждый может соприкоснуться с ней?
Цапля окинула взглядом пещеру, наконец-то заметив Обрубленную Ветвь, которая тихонько сидела в уголке и жарила мясо.
— Чтобы что-то понять, надо выбрать верную дорогу. Люди сами мешают себе видеть Сны своим неверием, они закрывают свои души Единому и не слышат его голоса. Если они прислушаются к себе, они услышат его, но человеку мешают стены, которыми он сам себя окружил. Так происходит с большинством. Истина слишком тяжела. Люди предпочитают занимать себя ничтожными заботами, болтовней, сведением счетов.
— Но ведь люди отличаются от других тварей! — возразил Волчий Сновидец, задумчиво сплетая пальцы. — Никто больше не умеет пользоваться копьями для охоты. Или разводить огонь…
Цапля дотянулась до побелевшего от времени черепа, стоявшего у стены:
— Вот этот человеческий. Она взяла другой череп:
— А этот медвежий. У обоих есть зубы, у обоих одинаковые кости… Только разной формы. Два глаза. Видишь? Один нос. Сними с медведя шкуру, и он будет совсем как человек. И у ног кости одинаковые. В общем, у животных все более или менее одинаковое — только кости разной формы, да еще у одних есть меховая шуба, а у других, как вот у людей к примеру, — нет. У тебя есть ногти. А у медведя — когти. А у карибу — копыта. Но это — мелочи. А по сути, разницы никакой нет.
При этих словах лицо Обрубленной Ветви загорелось.
— Есть сказание, — прошептала она, — что все твари земные сотворены были в один час из одной звездной пыли. Отец Солнце бросил нас с неба на землю и вдохнул в нас жизнь. Люди были самыми слабыми из всех. Отец Солнце забыл дать нам меховую шубу. Но карибу разрешили нам надевать на себя их мех и есть их мясо. Это был их дар братьям. У нас нет клыков, как у мамонтов. Но нам дарованы были руки, чтобы мы сделали себе оружие.
— Я помню, Бабушка, — кивнул Волчий Сновидец. Цапля ткнула пальцем ему в лицо:
— Помнишь? Какая же именно твоя часть помнит? Он указал на свой живот:
— Печень. Я…
— Ба! — возмущенно воскликнула она, рубанув пальцем воздух. — Я знаю, что Народ верит в это, но это не правда. Это мозги твои помнят — и Сон.
— Почему ты так думаешь?
Она подалась вперед, недовольно поджав губы:
— Что случается с человеком, если ударить его по голове? Он теряет память. А если ему отрубить руку, он ничего не забудет! Если у него болит живот, мысли его от этого не меняются. А если у него заболит голова, он сразу начинает думать не так, как прежде. А уж если его ранить в голову как следует, он и вовсе становится дурачком. И у других тварей так же. Ударь карибу в голову — он умрет. Так что никаких сомнений быть не может.
— Пожалуй, да…
— Никаких «пожалуй»! Не гадай. Прислушивайся к себе. Учись. И не верь ничему, что тебе говорили. Задавай вопросы!
Обрубленная Ветвь ощетинилась:
— Ты хочешь сказать, что я не правду сказала насчет Отца Солнца и звездной пыли?
Цапля лениво моргнула, будто не придавая значения ее словам:
— Нет. На сей раз ты, против обыкновения, сказала дельную вещь.
— Ах ты, старая ведьма! Да я…
— Откуда ты все это знаешь? — перебил их Волчий Сновидец. Страх охватил его душу. Что же это он делает? Ведь так, поучившись у Цапли, он окончательно порвет связь с миром, который любил! — Почему другие не знают?
Цапля еще раз шикнула на Обрубленную Ветвь и задумчиво пожала плечами:
— Когда люди живут большим лагерем, ни у кого нет времени как следует задуматься. Нужны шкуры — надо дубить их, нужно мясо — надо охотиться, нужен мох на топливо — надо собирать его. У людей рождаются дети, и они то болеют, то дерутся, то вечно чем-то интересуются. А у Сновидца голова должна быть свободна. Он не должен думать о мелких сварах, не должен заботиться о пустяках. — Она почесала нос. — Здесь… пока Народ не вернулся, ты можешь погрузиться в себя, слушать, чувствовать. Весь мир течет вокруг тебя. Земля дышит, звери спешат своим путем. Времена года, дни, часы — и все это проходит. И все неразделимо. Там, куда падает мамонтовый помет, вырастает трава. Ветер разносит зерна. Мамонт ест траву и оставляет помет. Это знают все люди, но никто не понимает, что все это значит. Кто будет думать о Едином, когда трое детей просят есть, а в углу чума кто-то рассказывает смешные байки?
— Значит, все, что мне нужно, — это одиночество? — недоверчиво спросил он. Как-то слишком легко это получалось!
Цапля в ответ рассмеялась:
— Все, что тебе нужно, — это стать свободным.
— А как это сделать? Она надменно хмыкнула:
— Сначала научись ходить.
— Ходить? — пораженно спросил он.
— Разумеется, а потом придет время учиться Танцевать.
— Танцевать?
— Ага. А потом ты научишься прекращать Танец так, чтобы суметь с хорошей точки поглядеть на Танцующего.
Он покачал головой:
— О чем ты толкуешь? Я ни слова не пойму!
— О Единой Жизни. Все есть единый Танец, и ты должен почуять это прежде, чем поймешь умом.
— И ты считаешь, что я не умею ходить? Она снова хмыкнула:
— Волчий Сновидец, ты даже ползать пока что не Умеешь!
Он задумался, теребя мех, оторачивающий его парку, и собирая его в пучок.
— Ты меня научишь?
— А ты готов учиться?
Во рту у него стало как-то непривычно сухо. Готов ли он?
— Да.
— Идем!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125
— Что тогда?
— Они не тебя слышали. Они слышали свой собственный голос, звавший их умереть.
— Что ты хочешь сказать? — растерянно спросил он, вороша пламя длинным прутом.
— Я хочу сказать, что первейшее правило всякого волшебства, всякого Сна — это что все есть Единая Жизнь. — Быстрым и резким движением она подбросила в огонь еще один кусок дерева. Поднялись искры.
Она ждала от него какого-то ответа, но мысли его совершенно смешались. Ему нечего было сказать.
— Продолжай, — только и произнес он.
— Ты видел, как мать кидает камнем в Дедушку Белого Медведя, если он хватает одного из ее детей? Он кивнул.
— Зачем она делает это?
— Чтобы спасти свое дитя.
Цапля раздраженно плюнула в огонь:
— Великий Мамонт, конечно же нет! Бегущий-в-Свете опустил голову. Что у нее на уме? Он задумался.
— Я не… не понимаю.
— Она делает это, чтобы спасти себя.
— Но ведь Дедушка Белый Медведь схватил ее ребенка!
— Ребенок — это и есть она сама, — возразила Цапля. — Люди иногда прикасаются к Единой Жизни, когда чувствуют себя неразрывно связанными с другими людьми или с местом. В этом-то все и дело. — Она широко развела руками и кольнула его своим пронзительным взглядом. — Потому-то и карибу пришли к тебе. В какое-то мгновение ты прикоснулся к Единому, и, когда ты попросил их прийти и отдать себя на съедение людям, они услышали свой собственный голос и пошли на него.
— Но если есть Единая Жизнь, почему же не все чувствуют это? Почему не каждый может соприкоснуться с ней?
Цапля окинула взглядом пещеру, наконец-то заметив Обрубленную Ветвь, которая тихонько сидела в уголке и жарила мясо.
— Чтобы что-то понять, надо выбрать верную дорогу. Люди сами мешают себе видеть Сны своим неверием, они закрывают свои души Единому и не слышат его голоса. Если они прислушаются к себе, они услышат его, но человеку мешают стены, которыми он сам себя окружил. Так происходит с большинством. Истина слишком тяжела. Люди предпочитают занимать себя ничтожными заботами, болтовней, сведением счетов.
— Но ведь люди отличаются от других тварей! — возразил Волчий Сновидец, задумчиво сплетая пальцы. — Никто больше не умеет пользоваться копьями для охоты. Или разводить огонь…
Цапля дотянулась до побелевшего от времени черепа, стоявшего у стены:
— Вот этот человеческий. Она взяла другой череп:
— А этот медвежий. У обоих есть зубы, у обоих одинаковые кости… Только разной формы. Два глаза. Видишь? Один нос. Сними с медведя шкуру, и он будет совсем как человек. И у ног кости одинаковые. В общем, у животных все более или менее одинаковое — только кости разной формы, да еще у одних есть меховая шуба, а у других, как вот у людей к примеру, — нет. У тебя есть ногти. А у медведя — когти. А у карибу — копыта. Но это — мелочи. А по сути, разницы никакой нет.
При этих словах лицо Обрубленной Ветви загорелось.
— Есть сказание, — прошептала она, — что все твари земные сотворены были в один час из одной звездной пыли. Отец Солнце бросил нас с неба на землю и вдохнул в нас жизнь. Люди были самыми слабыми из всех. Отец Солнце забыл дать нам меховую шубу. Но карибу разрешили нам надевать на себя их мех и есть их мясо. Это был их дар братьям. У нас нет клыков, как у мамонтов. Но нам дарованы были руки, чтобы мы сделали себе оружие.
— Я помню, Бабушка, — кивнул Волчий Сновидец. Цапля ткнула пальцем ему в лицо:
— Помнишь? Какая же именно твоя часть помнит? Он указал на свой живот:
— Печень. Я…
— Ба! — возмущенно воскликнула она, рубанув пальцем воздух. — Я знаю, что Народ верит в это, но это не правда. Это мозги твои помнят — и Сон.
— Почему ты так думаешь?
Она подалась вперед, недовольно поджав губы:
— Что случается с человеком, если ударить его по голове? Он теряет память. А если ему отрубить руку, он ничего не забудет! Если у него болит живот, мысли его от этого не меняются. А если у него заболит голова, он сразу начинает думать не так, как прежде. А уж если его ранить в голову как следует, он и вовсе становится дурачком. И у других тварей так же. Ударь карибу в голову — он умрет. Так что никаких сомнений быть не может.
— Пожалуй, да…
— Никаких «пожалуй»! Не гадай. Прислушивайся к себе. Учись. И не верь ничему, что тебе говорили. Задавай вопросы!
Обрубленная Ветвь ощетинилась:
— Ты хочешь сказать, что я не правду сказала насчет Отца Солнца и звездной пыли?
Цапля лениво моргнула, будто не придавая значения ее словам:
— Нет. На сей раз ты, против обыкновения, сказала дельную вещь.
— Ах ты, старая ведьма! Да я…
— Откуда ты все это знаешь? — перебил их Волчий Сновидец. Страх охватил его душу. Что же это он делает? Ведь так, поучившись у Цапли, он окончательно порвет связь с миром, который любил! — Почему другие не знают?
Цапля еще раз шикнула на Обрубленную Ветвь и задумчиво пожала плечами:
— Когда люди живут большим лагерем, ни у кого нет времени как следует задуматься. Нужны шкуры — надо дубить их, нужно мясо — надо охотиться, нужен мох на топливо — надо собирать его. У людей рождаются дети, и они то болеют, то дерутся, то вечно чем-то интересуются. А у Сновидца голова должна быть свободна. Он не должен думать о мелких сварах, не должен заботиться о пустяках. — Она почесала нос. — Здесь… пока Народ не вернулся, ты можешь погрузиться в себя, слушать, чувствовать. Весь мир течет вокруг тебя. Земля дышит, звери спешат своим путем. Времена года, дни, часы — и все это проходит. И все неразделимо. Там, куда падает мамонтовый помет, вырастает трава. Ветер разносит зерна. Мамонт ест траву и оставляет помет. Это знают все люди, но никто не понимает, что все это значит. Кто будет думать о Едином, когда трое детей просят есть, а в углу чума кто-то рассказывает смешные байки?
— Значит, все, что мне нужно, — это одиночество? — недоверчиво спросил он. Как-то слишком легко это получалось!
Цапля в ответ рассмеялась:
— Все, что тебе нужно, — это стать свободным.
— А как это сделать? Она надменно хмыкнула:
— Сначала научись ходить.
— Ходить? — пораженно спросил он.
— Разумеется, а потом придет время учиться Танцевать.
— Танцевать?
— Ага. А потом ты научишься прекращать Танец так, чтобы суметь с хорошей точки поглядеть на Танцующего.
Он покачал головой:
— О чем ты толкуешь? Я ни слова не пойму!
— О Единой Жизни. Все есть единый Танец, и ты должен почуять это прежде, чем поймешь умом.
— И ты считаешь, что я не умею ходить? Она снова хмыкнула:
— Волчий Сновидец, ты даже ползать пока что не Умеешь!
Он задумался, теребя мех, оторачивающий его парку, и собирая его в пучок.
— Ты меня научишь?
— А ты готов учиться?
Во рту у него стало как-то непривычно сухо. Готов ли он?
— Да.
— Идем!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125