Страницы, которые несколько дней назад казались никчемной чепухой, теперь стали предметом тщательного изучения, в надежде, что в причудливых излишествах весьма своеобразной прозы Чэнта, находящейся не в ладах с правилами пунктуации, скрывается некий ключ, который может дать ему новое понимание нашей эпохи и ее движущих сил. Чьим богом был, к примеру, этот самый Хапексамендиос, которому Чэнт заклинал Эстабрука обращать молитвы и хвалы? За ним тянулся целый хвост синонимов. Незримый. Исконный. Странник. И что это был за величественный план, частью которого Чэнту хотелось себя считать в свои последние часы?
«Я ГОТОВ к смерти в этом ДОМИНИОНЕ, – писал он, – лишь бы быть уверенным в том что Незримый использовал меня в качестве Своего ОРУДИЯ. Восславим во веки веков ХАПЕКСАМЕНДИОСА. Ибо он посетил Страну Желанной Скалы и оставил здесь Своих детей, обрекая их на СТРАДАНИЕ и я страдал здесь и страдание УБЬЕТ меня».
По крайней мере последняя фраза соответствовала истине. Этот человек знал, что смерть его близка, что в свою очередь заставляло предположить, что он мог знать и своего убийцу. Думал ли он, что им станет Пай-о-па? Маловероятно. О Пае также говорилось в письме, но не в качестве палача Чэнта. Собственно говоря, при первом чтении Миляга даже не понял, что в этом отрывке речь идет о Пай-о-па, но при повторном знакомстве с текстом письма это казалось вполне очевидным.
«Вы заключили соглашение с одним из тех существ, которые очень РЕДКО встречаются в этом ДОМИНИОНЕ как впрочем и в других, и я не знаю является ли моя приближающаяся смерть наказанием или наградой за посредничество в этом деле. Но будьте крайне осмотрительны с ним потому что эта сила очень своенравна, будучи мешаниной самых разнообразных вариантов и возможностей, не являясь чем-то ОПРЕДЕЛЕННЫМ, во всех своих проявлениях, и обладая радужной и переменчивой природой. Отступник до мозга костей.
Я никогда не был другом этой силы – у нее есть только ПОЧИТАТЕЛИ И ЛИКВИДАТОРЫ – но она доверилась мне как своему представителю и я причинил ей столько же вреда, сколько и вам. И даже больше, я думаю, потому что это существо одиноко и оно страдает в этом ДОМИНИОНЕ, как приходилось страдать и мне. У вас есть друзья, которые знают, кто вы, и вам не надо скрывать свою ПОДЛИННУЮ ПРИРОДУ. Держитесь за них крепче и за их любовь к вам, ибо вскоре Страна Желанной Скалы будет сотрясаться и дрожать, а в такие времена все что есть у души – это сообщество любящего друга. Я говорю это, потому что мне уже пришлось жить в такое время, и я РАД, что если оно снова наступит в ПЯТОМ ДОМИНИОНЕ, то я буду уже мертв и мое лицо будет обращено к бессмертной славе НЕЗРИМОГО.
Восславим ХАПЕКСАМЕНДИОСА.
А вам, сэр, в настоящий момент я могу предложить свое раскаяние и свои молитвы».
Там было еще немного текста, но с этого места как почерк, так и синтаксис стали стремительно ухудшаться, словно Чэнт нацарапал эти строчки, надевая пальто. Однако в более связных отрывках содержалось достаточно намеков, чтобы не дать Миляге уснуть. Особенно насторожили его описания Пай-о-па:
«РЕДКОЕ существо... мешанина самых разнообразных вариантов и возможностей...»
Что это было, как не подтверждение того, что его чувства испытали в Нью-Йорке? А если это действительно было так, то что же это было за существо, которое стояло перед ним обнаженным и единым, но таило в себе множественность? Что же это была за сила, у которой, по словам Чэнта, не может быть друзей (у нее есть только ПОЧИТАТЕЛИ И ЛИКВИДАТОРЫ, – писал он) и которой в этом деле причинили столько же вреда (вновь слова Чэнта), сколько и Эстабруку, которому Чэнт предлагал свое раскаяние и свои молитвы? Во всяком случае, природа ее не была человеческой. Она не происходила ни из одного племени, ни из одной нации, которые были известны Миляге. Он перечитал письмо еще и еще, и с каждым разом возможность веры подкрадывалась все ближе. Он чувствовал, как она близка. Она только что пришла к нему из той страны, существование которой он впервые заподозрил в Нью-Йорке. Тогда мысль о том, что он может попасть в нее, испугала его. Но больше он этого не боялся, потому что наступало утро Рождества – самое время для появления чуда, которое изменит мир.
Чем ближе они подползали (вера и утро), тем больше он жалел о том, что оттолкнул убийцу, когда тот так явно стремился к контакту. Единственные ключи к этой тайне, которые у него были, содержались в письме Чэнта, и после стократного прочтения они были исчерпаны. Ему оставалось полагаться только на свои воспоминания о мозаичном лице Пай-о-па, которые вскоре начнут тускнеть в его забывчивой голове. Он должен закрепить их! Вот главная задача: зафиксировать видение, прежде чем оно успеет ускользнуть от него.
Он отшвырнул письмо прочь и подошел взглянуть на «Ужин в Эммаусе». Был ли способен какой-нибудь из этих стилей передать то, что он видел? Вряд ли. Для того чтобы изобразить то, что он видел, ему потребуется изобрести новый стиль. Вдохновленный этой честолюбивой задачей, он водрузил перед собой «Ужин» и стал выдавливать жженую умбру прямо на полотно. Потом он стал равномерно распределять ее по холсту с помощью шпателя, пока изображенная сцена не исчезла окончательно. На ее месте была теперь темная грунтовка, на которой он процарапал очертания фигуры. Он никогда подробно не изучал анатомию. Мужское тело не представляло для него особого эстетического интереса, а женское было таким изменчивым и непостоянным, так зависело от своих движений (или от движений света сквозь него), что любая попытка его статического изображения казалась ему изначально обреченной. Но сейчас он хотел выполнить невозможную задачу – изобразить протеическую, изменчивую форму, хотел найти способ запечатлеть то, что он видел на пороге своего номера, когда многочисленные лица Пай-о-па замелькали перед ним, как карты в колоде фокусника. Если он воссоздаст это зрелище или по крайней мере попытается это сделать, возможно, ему удастся совладать с наваждением, во власти которого он оказался.
В настоящей лихорадке он работал в течение двух часов, творя с краской такие вещи, которые раньше никогда бы не пришли ему в голову. Он размазывал ее шпателем и даже пальцами, пытаясь воссоздать хотя бы очертания и пропорции головы и шеи загадочного существа. Его образ стоял перед глазами Миляги достаточно ясно (с той ночи ни одно из воспоминаний его не потускнело), но даже самый приблизительный набросок не давался его руке. Он был слишком плохо подготовлен для выполнения стоящей перед ним задачи. Слишком долго он был паразитом, который занимался только тем, что копировал чужие видения. Теперь наконец у него появилось свое – правда, одно единственное, но тем более драгоценное, – а он даже не смог его воссоздать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321
«Я ГОТОВ к смерти в этом ДОМИНИОНЕ, – писал он, – лишь бы быть уверенным в том что Незримый использовал меня в качестве Своего ОРУДИЯ. Восславим во веки веков ХАПЕКСАМЕНДИОСА. Ибо он посетил Страну Желанной Скалы и оставил здесь Своих детей, обрекая их на СТРАДАНИЕ и я страдал здесь и страдание УБЬЕТ меня».
По крайней мере последняя фраза соответствовала истине. Этот человек знал, что смерть его близка, что в свою очередь заставляло предположить, что он мог знать и своего убийцу. Думал ли он, что им станет Пай-о-па? Маловероятно. О Пае также говорилось в письме, но не в качестве палача Чэнта. Собственно говоря, при первом чтении Миляга даже не понял, что в этом отрывке речь идет о Пай-о-па, но при повторном знакомстве с текстом письма это казалось вполне очевидным.
«Вы заключили соглашение с одним из тех существ, которые очень РЕДКО встречаются в этом ДОМИНИОНЕ как впрочем и в других, и я не знаю является ли моя приближающаяся смерть наказанием или наградой за посредничество в этом деле. Но будьте крайне осмотрительны с ним потому что эта сила очень своенравна, будучи мешаниной самых разнообразных вариантов и возможностей, не являясь чем-то ОПРЕДЕЛЕННЫМ, во всех своих проявлениях, и обладая радужной и переменчивой природой. Отступник до мозга костей.
Я никогда не был другом этой силы – у нее есть только ПОЧИТАТЕЛИ И ЛИКВИДАТОРЫ – но она доверилась мне как своему представителю и я причинил ей столько же вреда, сколько и вам. И даже больше, я думаю, потому что это существо одиноко и оно страдает в этом ДОМИНИОНЕ, как приходилось страдать и мне. У вас есть друзья, которые знают, кто вы, и вам не надо скрывать свою ПОДЛИННУЮ ПРИРОДУ. Держитесь за них крепче и за их любовь к вам, ибо вскоре Страна Желанной Скалы будет сотрясаться и дрожать, а в такие времена все что есть у души – это сообщество любящего друга. Я говорю это, потому что мне уже пришлось жить в такое время, и я РАД, что если оно снова наступит в ПЯТОМ ДОМИНИОНЕ, то я буду уже мертв и мое лицо будет обращено к бессмертной славе НЕЗРИМОГО.
Восславим ХАПЕКСАМЕНДИОСА.
А вам, сэр, в настоящий момент я могу предложить свое раскаяние и свои молитвы».
Там было еще немного текста, но с этого места как почерк, так и синтаксис стали стремительно ухудшаться, словно Чэнт нацарапал эти строчки, надевая пальто. Однако в более связных отрывках содержалось достаточно намеков, чтобы не дать Миляге уснуть. Особенно насторожили его описания Пай-о-па:
«РЕДКОЕ существо... мешанина самых разнообразных вариантов и возможностей...»
Что это было, как не подтверждение того, что его чувства испытали в Нью-Йорке? А если это действительно было так, то что же это было за существо, которое стояло перед ним обнаженным и единым, но таило в себе множественность? Что же это была за сила, у которой, по словам Чэнта, не может быть друзей (у нее есть только ПОЧИТАТЕЛИ И ЛИКВИДАТОРЫ, – писал он) и которой в этом деле причинили столько же вреда (вновь слова Чэнта), сколько и Эстабруку, которому Чэнт предлагал свое раскаяние и свои молитвы? Во всяком случае, природа ее не была человеческой. Она не происходила ни из одного племени, ни из одной нации, которые были известны Миляге. Он перечитал письмо еще и еще, и с каждым разом возможность веры подкрадывалась все ближе. Он чувствовал, как она близка. Она только что пришла к нему из той страны, существование которой он впервые заподозрил в Нью-Йорке. Тогда мысль о том, что он может попасть в нее, испугала его. Но больше он этого не боялся, потому что наступало утро Рождества – самое время для появления чуда, которое изменит мир.
Чем ближе они подползали (вера и утро), тем больше он жалел о том, что оттолкнул убийцу, когда тот так явно стремился к контакту. Единственные ключи к этой тайне, которые у него были, содержались в письме Чэнта, и после стократного прочтения они были исчерпаны. Ему оставалось полагаться только на свои воспоминания о мозаичном лице Пай-о-па, которые вскоре начнут тускнеть в его забывчивой голове. Он должен закрепить их! Вот главная задача: зафиксировать видение, прежде чем оно успеет ускользнуть от него.
Он отшвырнул письмо прочь и подошел взглянуть на «Ужин в Эммаусе». Был ли способен какой-нибудь из этих стилей передать то, что он видел? Вряд ли. Для того чтобы изобразить то, что он видел, ему потребуется изобрести новый стиль. Вдохновленный этой честолюбивой задачей, он водрузил перед собой «Ужин» и стал выдавливать жженую умбру прямо на полотно. Потом он стал равномерно распределять ее по холсту с помощью шпателя, пока изображенная сцена не исчезла окончательно. На ее месте была теперь темная грунтовка, на которой он процарапал очертания фигуры. Он никогда подробно не изучал анатомию. Мужское тело не представляло для него особого эстетического интереса, а женское было таким изменчивым и непостоянным, так зависело от своих движений (или от движений света сквозь него), что любая попытка его статического изображения казалась ему изначально обреченной. Но сейчас он хотел выполнить невозможную задачу – изобразить протеическую, изменчивую форму, хотел найти способ запечатлеть то, что он видел на пороге своего номера, когда многочисленные лица Пай-о-па замелькали перед ним, как карты в колоде фокусника. Если он воссоздаст это зрелище или по крайней мере попытается это сделать, возможно, ему удастся совладать с наваждением, во власти которого он оказался.
В настоящей лихорадке он работал в течение двух часов, творя с краской такие вещи, которые раньше никогда бы не пришли ему в голову. Он размазывал ее шпателем и даже пальцами, пытаясь воссоздать хотя бы очертания и пропорции головы и шеи загадочного существа. Его образ стоял перед глазами Миляги достаточно ясно (с той ночи ни одно из воспоминаний его не потускнело), но даже самый приблизительный набросок не давался его руке. Он был слишком плохо подготовлен для выполнения стоящей перед ним задачи. Слишком долго он был паразитом, который занимался только тем, что копировал чужие видения. Теперь наконец у него появилось свое – правда, одно единственное, но тем более драгоценное, – а он даже не смог его воссоздать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321