– Должен вам признаться, красавицей она не была, но все мои отцы ее любили.
Снизу раздался какой-то шум, и бедняга подскочил чуть не до потолка.
– Все в порядке, – сказал ему Миляга. – Это просто Клем закрывает ставни.
– Я хочу приносить какую-то пользу. Чем я могу помочь?
– Делай то, что делаешь. Наблюдай за улицей. Увидишь там кого-нибудь...
– Я знаю. Бить тревогу.
* * *
С закрытыми ставнями дом неожиданно погрузился в сумрак, в котором Клем, Понедельник и Миляга трудились без слов и без передышек. К тому времени, когда все камни были подняты наверх, на улице также начало смеркаться, и Миляга застал Отдохни Немного за странным занятием: он высовывался из окна, сдирал с деревьев полные кулачки листьев и швырял их в комнату. Когда Миляга спросил, в чем заключается цель его действий, Отдохни Немного объяснил, что с наступлением сумерек становится трудно различать улицу сквозь листву, вот он и решил ее уничтожить.
– Когда я начну Примирение, тебе, наверное, надо будет перенести свой пост на верхний этаж, – сказал Миляга.
– Как скажете, Освободитель, – сказал Отдохни Немного, соскальзывая с подоконника. – Но прежде чем я туда отправлюсь, если вы позволите, у меня есть одна крошечная просьба.
– Да?
– Вопрос очень деликатный.
– Давай же, не бойся.
– Я знаю, что вы собираетесь начать ритуал, и мне приходит в голову мысль, что, возможно, в последний раз я имею честь находиться в вашем обществе. Когда Примирение будет закончено, вы станете великим человеком. Конечно, я вовсе не хочу сказать, что сейчас вы не великий, – поспешил он добавить. – Конечно! Конечно, Великий! Но после этой ночи все будут знать, что вы – Примиритель и свершили то, что оказалось не под силу Самому Христу. Вас сделают Папой, и вы сядете писать мемуары... – Миляга расхохотался. – ...и я никогда вас больше не увижу. И так оно, конечно, и должно быть. Это правильно и справедливо. Но прежде чем вы станете таким безнадежно знаменитым и перед вами преклонятся народы и государства, я вот было подумал... не могли бы вы меня... благословить?
– Благословить? Тебя?
Отдохни Немного замахал своими длиннопалыми ручками.
– Понимаю! Понимаю! – воскликнул он. – Вы и так проявили ко мне безмерную доброту...
– Дело не в этом, – сказал Миляга, опускаясь перед ним на корточки точно так же, как когда тот был под каблуком у Юдит. – Я бы выполнил твою просьбу, если б мог. Но, Дохлик, я даже не знаю как! Я никогда не был священником, не проповедовал Евангелие и не воскрешал мертвых.
– Но у вас же есть апостолы, – сказал Отдохни Немного.
– Нет. У меня были друзья, способные меня выносить, и любовницы, которые сумели ко мне приноровиться. Но я никогда не обладал способностью вдохновлять людей, вести их за собой. Все силы уходили на соблазнение. У меня нет права кого-нибудь благословлять.
– Прошу прощения, – сказал Отдохни Немного. – Я никогда больше об этом не упомяну.
Потом он взял руку Миляги и приложился к ней лбом – точно так же, как после своего вызволения.
– Я готов отдать за тебя жизнь, Освободитель.
– Надеюсь, в этом не будет необходимости.
Отдохни Немного поднял на него взгляд.
– Между нами говоря, – сказал он, – я тоже на это надеюсь.
Покончив с клятвами, Отдохни Немного принялся собирать брошенные на пол листья и сделал себе из них затычки для носа, чтобы не чувствовать запаха Ин Ово. Миляга попросил его не подбирать оставшуюся листву. Запах ее сока будет куда слаще той вони, которая пропитает дом, если (или, вернее, когда) появится Сартори. При упоминании имени врага Отдохни Немного стремительно вскарабкался на подоконник.
– Какие-нибудь признаки? – спросил у него Миляга.
– Ничего не вижу.
– А что ты чувствуешь?
– Аx! – сказал он, глядя на небо сквозь полог листвы. – Такая чудная ночь, Освободитель. Но он попытается ее нам испортить.
– Наверное, ты прав. Останься здесь еще на какое-то время, хорошо? Я хочу обойти дом вместе с Клемом. Если что-нибудь увидишь...
– Мой крик услышат в Л'Имби, – пообещал Отдохни Немного.
Он одержал свое обещание. Не успел Миляга дойти до конца лестницы, как он издал такой оглушительный вопль, что со стропил посыпалась пыль. Прокричав Понедельнику и Клему, чтобы они проверили, закрыты ли двери, Миляга ринулся вверх по лестнице и оказался на площадке как раз в тот момент, когда дверь Комнаты Медитации распахнулась и оттуда попятился Отдохни Немного, продолжая пронзительно визжать. Какой бы смысл ни скрывался в его предупредительном крике, Миляга не стал пытаться его расшифровать и бросился в комнату, набирая полные легкие воздуха, на случай если там окажутся подручные Сартори. Когда он вбежал, в окне никого не было видно, но о круге этого сказать было нельзя. В центре его обрастали плотью две человеческие фигуры. Он никогда не видел со стороны процесса перехода, и им овладело удивление, смешанное с отвращением. Зрелище освежеванных остовов нельзя было назвать слишком приятным, но он не отводил глаза и следил за ними со все возрастающим возбуждением, задолго до окончательного воплощения узнав в одном из путешественников Юдит. Другим же оказалась косоглазая девушка лет семнадцати, которая, лишь только ощутив, что мускулы вернулись к ней, тут же упала на колени, рыдая от ужаса и облегчения. Даже Юдит, совершавшая это путешествие в четвертый раз, тряслась с головы до ног и, шагнув из круга, непременно рухнула бы на пол, не подхвати ее Миляга.
– Ин Ово... – выдохнула она, – почти достало нас...
Голень ее была изранена и кровоточила.
– ...Какая-то тварь... ей удалось меня укусить...
– Все в порядке, – сказал Миляга. – Главное, обе ноги на месте. Клем! Клем!
Он был уже в дверях, из-за его плеча выглядывал Понедельник.
– У нас есть чем это перевязать?
– Конечно! Я сейчас...
– Нет, – сказала Юдит. – Отведите меня вниз. Этот пол не должен быть залит кровью.
Клем и Миляга понесли Юдит к двери, а Понедельник остался утешать Хои-Поллои.
– Никогда не видела Ин Ово таким, – сказала она. – Они неистовствуют...
– Сартори там побывал, – сказал Миляга. – Набирал себе армию.
– Он их здорово расшевелил.
– Мы уж было потеряли надежду тебя дождаться, – сказал Клем.
Юдит подняла голову. Лицо ее было восковым от пережитого потрясения, а улыбка выглядела слишком неуверенной, чтобы назвать ее радостной. Но все-таки она улыбалась.
– Никогда не теряй надежду на вестника, – сказала она. – В особенности, когда у него хорошие вести.
* * *
До полуночи оставалось три часа и четыре минуты, и времени на разговоры не было, но Миляга хотел услышать от нее хотя бы краткое объяснение того, что заставило ее отправиться в Изорддеррекс. Ее уложили в комнате напротив входа, которая, благодаря набегам Понедельника, была снабжена подушками, запасами еды и даже стопкой журналов, и там, пока Клем бинтовал ее ногу, она постаралась вкратце изложить события, произошедшие с того момента, как она покинула Убежище.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321
Снизу раздался какой-то шум, и бедняга подскочил чуть не до потолка.
– Все в порядке, – сказал ему Миляга. – Это просто Клем закрывает ставни.
– Я хочу приносить какую-то пользу. Чем я могу помочь?
– Делай то, что делаешь. Наблюдай за улицей. Увидишь там кого-нибудь...
– Я знаю. Бить тревогу.
* * *
С закрытыми ставнями дом неожиданно погрузился в сумрак, в котором Клем, Понедельник и Миляга трудились без слов и без передышек. К тому времени, когда все камни были подняты наверх, на улице также начало смеркаться, и Миляга застал Отдохни Немного за странным занятием: он высовывался из окна, сдирал с деревьев полные кулачки листьев и швырял их в комнату. Когда Миляга спросил, в чем заключается цель его действий, Отдохни Немного объяснил, что с наступлением сумерек становится трудно различать улицу сквозь листву, вот он и решил ее уничтожить.
– Когда я начну Примирение, тебе, наверное, надо будет перенести свой пост на верхний этаж, – сказал Миляга.
– Как скажете, Освободитель, – сказал Отдохни Немного, соскальзывая с подоконника. – Но прежде чем я туда отправлюсь, если вы позволите, у меня есть одна крошечная просьба.
– Да?
– Вопрос очень деликатный.
– Давай же, не бойся.
– Я знаю, что вы собираетесь начать ритуал, и мне приходит в голову мысль, что, возможно, в последний раз я имею честь находиться в вашем обществе. Когда Примирение будет закончено, вы станете великим человеком. Конечно, я вовсе не хочу сказать, что сейчас вы не великий, – поспешил он добавить. – Конечно! Конечно, Великий! Но после этой ночи все будут знать, что вы – Примиритель и свершили то, что оказалось не под силу Самому Христу. Вас сделают Папой, и вы сядете писать мемуары... – Миляга расхохотался. – ...и я никогда вас больше не увижу. И так оно, конечно, и должно быть. Это правильно и справедливо. Но прежде чем вы станете таким безнадежно знаменитым и перед вами преклонятся народы и государства, я вот было подумал... не могли бы вы меня... благословить?
– Благословить? Тебя?
Отдохни Немного замахал своими длиннопалыми ручками.
– Понимаю! Понимаю! – воскликнул он. – Вы и так проявили ко мне безмерную доброту...
– Дело не в этом, – сказал Миляга, опускаясь перед ним на корточки точно так же, как когда тот был под каблуком у Юдит. – Я бы выполнил твою просьбу, если б мог. Но, Дохлик, я даже не знаю как! Я никогда не был священником, не проповедовал Евангелие и не воскрешал мертвых.
– Но у вас же есть апостолы, – сказал Отдохни Немного.
– Нет. У меня были друзья, способные меня выносить, и любовницы, которые сумели ко мне приноровиться. Но я никогда не обладал способностью вдохновлять людей, вести их за собой. Все силы уходили на соблазнение. У меня нет права кого-нибудь благословлять.
– Прошу прощения, – сказал Отдохни Немного. – Я никогда больше об этом не упомяну.
Потом он взял руку Миляги и приложился к ней лбом – точно так же, как после своего вызволения.
– Я готов отдать за тебя жизнь, Освободитель.
– Надеюсь, в этом не будет необходимости.
Отдохни Немного поднял на него взгляд.
– Между нами говоря, – сказал он, – я тоже на это надеюсь.
Покончив с клятвами, Отдохни Немного принялся собирать брошенные на пол листья и сделал себе из них затычки для носа, чтобы не чувствовать запаха Ин Ово. Миляга попросил его не подбирать оставшуюся листву. Запах ее сока будет куда слаще той вони, которая пропитает дом, если (или, вернее, когда) появится Сартори. При упоминании имени врага Отдохни Немного стремительно вскарабкался на подоконник.
– Какие-нибудь признаки? – спросил у него Миляга.
– Ничего не вижу.
– А что ты чувствуешь?
– Аx! – сказал он, глядя на небо сквозь полог листвы. – Такая чудная ночь, Освободитель. Но он попытается ее нам испортить.
– Наверное, ты прав. Останься здесь еще на какое-то время, хорошо? Я хочу обойти дом вместе с Клемом. Если что-нибудь увидишь...
– Мой крик услышат в Л'Имби, – пообещал Отдохни Немного.
Он одержал свое обещание. Не успел Миляга дойти до конца лестницы, как он издал такой оглушительный вопль, что со стропил посыпалась пыль. Прокричав Понедельнику и Клему, чтобы они проверили, закрыты ли двери, Миляга ринулся вверх по лестнице и оказался на площадке как раз в тот момент, когда дверь Комнаты Медитации распахнулась и оттуда попятился Отдохни Немного, продолжая пронзительно визжать. Какой бы смысл ни скрывался в его предупредительном крике, Миляга не стал пытаться его расшифровать и бросился в комнату, набирая полные легкие воздуха, на случай если там окажутся подручные Сартори. Когда он вбежал, в окне никого не было видно, но о круге этого сказать было нельзя. В центре его обрастали плотью две человеческие фигуры. Он никогда не видел со стороны процесса перехода, и им овладело удивление, смешанное с отвращением. Зрелище освежеванных остовов нельзя было назвать слишком приятным, но он не отводил глаза и следил за ними со все возрастающим возбуждением, задолго до окончательного воплощения узнав в одном из путешественников Юдит. Другим же оказалась косоглазая девушка лет семнадцати, которая, лишь только ощутив, что мускулы вернулись к ней, тут же упала на колени, рыдая от ужаса и облегчения. Даже Юдит, совершавшая это путешествие в четвертый раз, тряслась с головы до ног и, шагнув из круга, непременно рухнула бы на пол, не подхвати ее Миляга.
– Ин Ово... – выдохнула она, – почти достало нас...
Голень ее была изранена и кровоточила.
– ...Какая-то тварь... ей удалось меня укусить...
– Все в порядке, – сказал Миляга. – Главное, обе ноги на месте. Клем! Клем!
Он был уже в дверях, из-за его плеча выглядывал Понедельник.
– У нас есть чем это перевязать?
– Конечно! Я сейчас...
– Нет, – сказала Юдит. – Отведите меня вниз. Этот пол не должен быть залит кровью.
Клем и Миляга понесли Юдит к двери, а Понедельник остался утешать Хои-Поллои.
– Никогда не видела Ин Ово таким, – сказала она. – Они неистовствуют...
– Сартори там побывал, – сказал Миляга. – Набирал себе армию.
– Он их здорово расшевелил.
– Мы уж было потеряли надежду тебя дождаться, – сказал Клем.
Юдит подняла голову. Лицо ее было восковым от пережитого потрясения, а улыбка выглядела слишком неуверенной, чтобы назвать ее радостной. Но все-таки она улыбалась.
– Никогда не теряй надежду на вестника, – сказала она. – В особенности, когда у него хорошие вести.
* * *
До полуночи оставалось три часа и четыре минуты, и времени на разговоры не было, но Миляга хотел услышать от нее хотя бы краткое объяснение того, что заставило ее отправиться в Изорддеррекс. Ее уложили в комнате напротив входа, которая, благодаря набегам Понедельника, была снабжена подушками, запасами еды и даже стопкой журналов, и там, пока Клем бинтовал ее ногу, она постаралась вкратце изложить события, произошедшие с того момента, как она покинула Убежище.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321