– Не знаю, помните вы или нет.
– Сразу вспомнила, – ответила Юдит.
– С тех пор я подстригла волосы, и, клянусь, теперь половина друзей меня не узнает.
– Вам идет.
– Клейн говорит, что надо было их сохранить и сделать из них какие-нибудь украшения. В начале века волосяные брошки были последним писком моды.
– Только в качестве memento mori, – сказала Юдит. Симона посмотрела на нее непонимающим взглядом. – Волосы обычно срезали с головы умершего.
Одурманенной шампанским Симоне потребовалось некоторое время, чтобы ухватить смысл слов Юдит, но когда это все-таки произошло, она застонала от отвращения.
– Наверное, это отвечает его представлениям о юморе. У этого мужика нет никакого представления о порядочности, так его мать! – В этот момент Клейн вышел через заднюю дверь, неся с собой шампанское. – Да, твою, твою! – закричала Симона. – Ты что, несерьезно относишься к смерти?
– Я, очевидно, пропустил какую-то важную часть разговора? – осторожно предположил Клейн.
– Каким безвкусным старым пердуном ты бываешь иногда! – продолжала Симона, швырнув стакан себе под ноги и направляясь к Клейну.
– Да что я такого сделал? – спросил Клейн.
Луис ринулся ему на помощь, пытаясь успокоить Симону нежными речами. У Юдит не было никакого желания во все это ввязываться. Она пошла по одной из дорожек и, отойдя подальше от кампании, опустила руку в карман юбки, где лежало яйцо синего камня. Она зажала его в кулаке и наклонилась, чтобы понюхать одну из совершенных роз. Она ничем не пахла – не было даже запаха жизни. Юдит потрогала лепестки – они оказались сухими на ощупь. Она выпрямилась, окидывая взглядом цветущий сад. Подделка, вплоть до последнего цветка.
Кошачий концерт Симоны прекратился некоторое время назад, а теперь смолкла и болтовня Луиса. Юдит оглянулась и увидела, как, выходя из дома навстречу теплому вечернему воздуху, на пороге появился Миляга.
– Спаси меня, – услышала она завывания Клейна, – прежде чем с меня живьем снимут кожу.
На лице Миляги засияла его коронная улыбка, и он раскрыл объятия навстречу Клейну.
– Больше никаких ссор, – сказал он, похлопывая Клейна по плечу.
– Скажи это Симоне, – ответил Клейн.
– Симона! Ты дразнишь Честера?
– Но он вел себя, как последний ублюдок.
– Поцелуй меня и скажи, что ты его прощаешь.
– Я прощаю его.
– Да воцарится мир на земле, и пусть все возлюбят Честера.
Раздался общий смех, и Миляга стал обходить всю компанию, целуясь, обнимаясь, пожимая руки – приберегая для Ванессы последнее, самое долгое и, возможно, самое жестокое свое объятие.
– Ты кое-кого пропустил, – сказал Клейн и указал Миляге на Юдит.
Он не стал расточать на нее свою улыбку. Все его шуточки были ей прекрасно известны, и он знал об этом. Поэтому он просто посмотрел на нее едва ли не виновато и поднял в ее направлении стакан, который Клейн уже успел вложить ему в руку. Он всегда ловко умел перевоплощаться (возможно, виной тому были способности Маэстро, проявлявшиеся и в повседневной жизни), и за сутки, миновавшие с тех пор, как она оставила его на ступеньках его дома, он сумел создать себя заново. Растрепанные волосы были приведены в порядок; он смыл с лица въевшуюся грязь и копоть и побрился. В своем белом костюме он выглядел, словно только что вернувшийся с поля игрок в крикет, излучающий энергию и радость победы. Она внимательно посмотрела на него в поисках следов того измученного человека, которым он был еще прошлым вечером, но все его волнения и беспокойства он спрятал глубоко внутри, что не могло не вызвать ее восхищения. Этим вечерам он предстал в обличье того любовника, которого нарисовало ее воображение, когда она лежала в постели Кезуар, и это пробудило в ней знакомое волнение. Сон уже однажды толкнул ее в его объятия; привело это, как известно, к боли и слезам. Напрашиваться на повторение этого эксперимента было чем-то вроде особой формы мазохизма – и способом отвлечься от более важных дел.
И все-таки, и все-таки. Не должны ли они неизбежно упасть друг другу в объятия, рано или поздно? А если так, то тогда, возможно, эта игра взглядов – лишь напрасная трата времени, и не лучше ли им отбросить это кокетливое ухаживание и раз и навсегда признать, что они неразделимы? На этот раз их не будет травить неизвестное им обоим прошлое; теперь каждый из них знает свою историю, и они смогут построить свои отношения на прочном фундаменте. Разумеется, если ему этого захочется.
Клейн поманил ее, но она осталась в окружении поддельных цветов, заметив, как не терпится ему понаблюдать за развитием подстроенной им драмы. Он, Луис и Дункан играли роль зрителей. Спектакль, который они пришли посмотреть, назывался «Суд Париса». Роли Богинь исполняли Ванесса, Симона и она сама. Миляга же, разумеется, и был героем, которому предстояло сделать между ними выбор. Затея отдавала нелепым гротеском, и она решила держаться подальше от сцены, укрывшись где-нибудь в дальнем конце сада, пока на лужайке будет продолжаться веселье. Неподалеку от стены она набрела на странное зрелище. В искусственных джунглях была расчищена небольшая полянка, и на ней был посажен куст роз – настоящий, хотя и куда менее роскошный, чем окружающие его подделки. Пока она размышляла над этой загадкой, за спиной у нее появился Луис со стаканом шампанского.
– Одна из его кошек, – сказал Луис. – Глорианна. В марте ее задавила машина. Он был в полном отчаянии. Не мог спать. Даже ни с кем не разговаривал. Я думал, он убьет себя.
– Странный он человек, – сказала Юдит, оглядываясь через плечо на Клейна, который в этот момент обнимал Милягу за плечи и громогласно смеялся. – Он делает вид, что все для него – только игра...
– Это потому, что он все принимает слишком близко к сердцу, – ответил Луис.
– Сомневаюсь, – сказала она.
– Мы ведем с ним дела уже двадцать один, нет, двадцать два года. Мы ссорились. Потом мирились. Потом снова ссорились. Поверьте мне, он хороший человек. Но он так боится расчувствоваться, что должен все обращать в шутку. Вы ведь не англичанка?
– Англичанка.
– Тогда вы должны это понять, – сказал он. – У вас ведь тоже есть свои маленькие тайные могилки. – Он рассмеялся.
– Тысячи, – ответила она, наблюдая за тем, как Миляга возвращается в дом. – Не могли бы вы извинить меня на секундочку? – спросила она и направилась к лужайке, преследуемая Луисом. Клейн сделал движение, чтобы перехватить ее, но она только вручила ему свой пустой стакан и вошла внутрь.
Миляга был на кухне. Он копался в холодильнике, снимая крышки с кастрюль и банок и изучая их содержимое.
– Столько разговоров о невидимости... – сказала Юдит.
– Ты предпочла бы, чтобы я не пришел?
– Ты хочешь сказать, что если б я действительно предпочла это, ты бы остался дома?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321
– Сразу вспомнила, – ответила Юдит.
– С тех пор я подстригла волосы, и, клянусь, теперь половина друзей меня не узнает.
– Вам идет.
– Клейн говорит, что надо было их сохранить и сделать из них какие-нибудь украшения. В начале века волосяные брошки были последним писком моды.
– Только в качестве memento mori, – сказала Юдит. Симона посмотрела на нее непонимающим взглядом. – Волосы обычно срезали с головы умершего.
Одурманенной шампанским Симоне потребовалось некоторое время, чтобы ухватить смысл слов Юдит, но когда это все-таки произошло, она застонала от отвращения.
– Наверное, это отвечает его представлениям о юморе. У этого мужика нет никакого представления о порядочности, так его мать! – В этот момент Клейн вышел через заднюю дверь, неся с собой шампанское. – Да, твою, твою! – закричала Симона. – Ты что, несерьезно относишься к смерти?
– Я, очевидно, пропустил какую-то важную часть разговора? – осторожно предположил Клейн.
– Каким безвкусным старым пердуном ты бываешь иногда! – продолжала Симона, швырнув стакан себе под ноги и направляясь к Клейну.
– Да что я такого сделал? – спросил Клейн.
Луис ринулся ему на помощь, пытаясь успокоить Симону нежными речами. У Юдит не было никакого желания во все это ввязываться. Она пошла по одной из дорожек и, отойдя подальше от кампании, опустила руку в карман юбки, где лежало яйцо синего камня. Она зажала его в кулаке и наклонилась, чтобы понюхать одну из совершенных роз. Она ничем не пахла – не было даже запаха жизни. Юдит потрогала лепестки – они оказались сухими на ощупь. Она выпрямилась, окидывая взглядом цветущий сад. Подделка, вплоть до последнего цветка.
Кошачий концерт Симоны прекратился некоторое время назад, а теперь смолкла и болтовня Луиса. Юдит оглянулась и увидела, как, выходя из дома навстречу теплому вечернему воздуху, на пороге появился Миляга.
– Спаси меня, – услышала она завывания Клейна, – прежде чем с меня живьем снимут кожу.
На лице Миляги засияла его коронная улыбка, и он раскрыл объятия навстречу Клейну.
– Больше никаких ссор, – сказал он, похлопывая Клейна по плечу.
– Скажи это Симоне, – ответил Клейн.
– Симона! Ты дразнишь Честера?
– Но он вел себя, как последний ублюдок.
– Поцелуй меня и скажи, что ты его прощаешь.
– Я прощаю его.
– Да воцарится мир на земле, и пусть все возлюбят Честера.
Раздался общий смех, и Миляга стал обходить всю компанию, целуясь, обнимаясь, пожимая руки – приберегая для Ванессы последнее, самое долгое и, возможно, самое жестокое свое объятие.
– Ты кое-кого пропустил, – сказал Клейн и указал Миляге на Юдит.
Он не стал расточать на нее свою улыбку. Все его шуточки были ей прекрасно известны, и он знал об этом. Поэтому он просто посмотрел на нее едва ли не виновато и поднял в ее направлении стакан, который Клейн уже успел вложить ему в руку. Он всегда ловко умел перевоплощаться (возможно, виной тому были способности Маэстро, проявлявшиеся и в повседневной жизни), и за сутки, миновавшие с тех пор, как она оставила его на ступеньках его дома, он сумел создать себя заново. Растрепанные волосы были приведены в порядок; он смыл с лица въевшуюся грязь и копоть и побрился. В своем белом костюме он выглядел, словно только что вернувшийся с поля игрок в крикет, излучающий энергию и радость победы. Она внимательно посмотрела на него в поисках следов того измученного человека, которым он был еще прошлым вечером, но все его волнения и беспокойства он спрятал глубоко внутри, что не могло не вызвать ее восхищения. Этим вечерам он предстал в обличье того любовника, которого нарисовало ее воображение, когда она лежала в постели Кезуар, и это пробудило в ней знакомое волнение. Сон уже однажды толкнул ее в его объятия; привело это, как известно, к боли и слезам. Напрашиваться на повторение этого эксперимента было чем-то вроде особой формы мазохизма – и способом отвлечься от более важных дел.
И все-таки, и все-таки. Не должны ли они неизбежно упасть друг другу в объятия, рано или поздно? А если так, то тогда, возможно, эта игра взглядов – лишь напрасная трата времени, и не лучше ли им отбросить это кокетливое ухаживание и раз и навсегда признать, что они неразделимы? На этот раз их не будет травить неизвестное им обоим прошлое; теперь каждый из них знает свою историю, и они смогут построить свои отношения на прочном фундаменте. Разумеется, если ему этого захочется.
Клейн поманил ее, но она осталась в окружении поддельных цветов, заметив, как не терпится ему понаблюдать за развитием подстроенной им драмы. Он, Луис и Дункан играли роль зрителей. Спектакль, который они пришли посмотреть, назывался «Суд Париса». Роли Богинь исполняли Ванесса, Симона и она сама. Миляга же, разумеется, и был героем, которому предстояло сделать между ними выбор. Затея отдавала нелепым гротеском, и она решила держаться подальше от сцены, укрывшись где-нибудь в дальнем конце сада, пока на лужайке будет продолжаться веселье. Неподалеку от стены она набрела на странное зрелище. В искусственных джунглях была расчищена небольшая полянка, и на ней был посажен куст роз – настоящий, хотя и куда менее роскошный, чем окружающие его подделки. Пока она размышляла над этой загадкой, за спиной у нее появился Луис со стаканом шампанского.
– Одна из его кошек, – сказал Луис. – Глорианна. В марте ее задавила машина. Он был в полном отчаянии. Не мог спать. Даже ни с кем не разговаривал. Я думал, он убьет себя.
– Странный он человек, – сказала Юдит, оглядываясь через плечо на Клейна, который в этот момент обнимал Милягу за плечи и громогласно смеялся. – Он делает вид, что все для него – только игра...
– Это потому, что он все принимает слишком близко к сердцу, – ответил Луис.
– Сомневаюсь, – сказала она.
– Мы ведем с ним дела уже двадцать один, нет, двадцать два года. Мы ссорились. Потом мирились. Потом снова ссорились. Поверьте мне, он хороший человек. Но он так боится расчувствоваться, что должен все обращать в шутку. Вы ведь не англичанка?
– Англичанка.
– Тогда вы должны это понять, – сказал он. – У вас ведь тоже есть свои маленькие тайные могилки. – Он рассмеялся.
– Тысячи, – ответила она, наблюдая за тем, как Миляга возвращается в дом. – Не могли бы вы извинить меня на секундочку? – спросила она и направилась к лужайке, преследуемая Луисом. Клейн сделал движение, чтобы перехватить ее, но она только вручила ему свой пустой стакан и вошла внутрь.
Миляга был на кухне. Он копался в холодильнике, снимая крышки с кастрюль и банок и изучая их содержимое.
– Столько разговоров о невидимости... – сказала Юдит.
– Ты предпочла бы, чтобы я не пришел?
– Ты хочешь сказать, что если б я действительно предпочла это, ты бы остался дома?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321