Юдит с трудом поднялась на ноги и отошла от края дыры. Услышав ее шаги, Кезуар сказала:
– Куда ты?
– Просто хочу отойти от колодца, – сказала Юдит, прижимая лоб и ладони к желанной прохладе стены.
– Ты знаешь, кто я? – спросила она у Кезуар спустя некоторое время.
– Да... – прозвучал тихий ответ. – Ты – это я, которую я потеряла. Ты другая Юдит.
– Верно. – Юдит обернулась и увидела, что, несмотря на боль, на лице Кезуар светилась улыбка.
– Это хорошо, – сказала Кезуар. – Если мы останемся в живых, то, может быть, ты все начнешь сначала за нас обеих. Может быть, ты увидишь те видения, к которым я повернулась спиной.
– Какие видения?
Кезуар вздохнула.
– Когда-то меня любил великий Маэстро, – сказала она. – Он показывал мне ангелов. Они обычно прилетали к нашему столу в солнечных лучах. И я думала тогда, что мы будем жить вечно, и мне откроются все тайны моря. Но я позволила ему увести себя от солнечного света. Я позволила ему убедить меня в том, что духи не имеют никакого значения. Что имеет значение только наша воля, и если она хочет причинить боль, то в этом и состоит мудрость. Я потеряла себя за такой короткий срок, Юдит. Такой короткий срок. – Она поежилась. – Мои преступления ослепили меня задолго до того, как это сделал нож.
Юдит с жалостью посмотрела на изуродованное лицо сестры.
– Надо найти кого-нибудь, кто помог бы промыть твои раны, – сказала она.
– Сомневаюсь, что хоть один доктор остался в живых в Изорддеррексе, – сказала в ответ Кезуар. – Они ведь всегда первыми идут в революцию, правда? Доктора, сборщики налогов, поэты...
– Если никого не найдем, я сама этим займусь, – сказала Юдит, отважившись покинуть безопасную стену и направляясь под уклон к тому месту, где сидела Кезуар.
– Я думала, что видела вчера Иисуса Христа, – сказала она. – Он стоял на крыше с широко раскинутыми руками. Я думала, он пришел за мной, чтобы я смогла исповедоваться. Поэтому я и пришла сюда. Чтобы найти Иисуса. Я слышала его вестника.
– Это была я.
– Ты была... в моих мыслях?
– Да.
– Стало быть, вместо Христа, я нашла тебя. Похоже, это еще более великое чудо. – Она потянулась к Юдит, и та взяла ее за руки. – Не правда ли, сестра?
– Пока я в этом не уверена, – сказала Юдит. – Этим утром я была самой собой. А кто я теперь? Копия, подделка.
Последнее слово вызвало воспоминание о Блудном Сыне Клейна – Миляге, мастере подделок, человеке, наживающемся на таланте других людей. Может быть, именно поэтому он пылал к ней такой страстью? Не увидел ли он в ней какой-то тонкий намек на свою собственную подлинную природу? Не последовал ли он за ней из любви к тому обману, которым она была?
– Я была счастлива, – сказала она, думая о тех временах, которые она провела вместе с ним. – Наверное, я никогда этого не понимала, но я была счастлива. Я была самой собой.
– И осталась.
– Нет, – сказала Юдит, чувствуя, что отчаяние подступило к ней так близко, как никогда на ее памяти. – Я – часть кого-то другого.
– Все мы – лишь фрагменты, – сказала Кезуар. – Независимо от того, рождены мы или сотворены. – Она сжала руку Юдит. – И все мы надеемся снова обрести целостность. Отведи меня, пожалуйста, во дворец. Там нам будет безопаснее.
– Пошли, конечно, – сказала Юдит, помогая ей подняться на ноги.
– Ты знаешь, куда идти?
Она ответила, что знает. Сквозь мрак и дым, стены дворца по-прежнему нависали над городом, и даже расстояние не скрывало их огромности.
– Нам предстоит долгий подъем, – сказала Юдит. – Можем добраться только к утру.
– В Изорддеррексе долгие ночи, – сказала Кезуар в ответ.
– Но не вечно же они длятся, – сказал Юдит.
– Для меня – вечно.
– Извини. Я не подумала. Я не хотела...
– Не извиняйся, – сказал Кезуар. – Мне нравится темнота. В ней мне легче вспоминать солнце. Солнце и ангелов за столом. Не возьмешь ли ты меня под руку, сестра? Я не хочу снова потерять тебя.
Глава 38
В любом другом месте такое множество наглухо закрытых дверей могло бы произвести на Милягу угнетающее впечатление, но по мере того, как Лазаревич подводил его все ближе к Башне Оси, атмосфера ужаса становилась настолько густой, что ему оставалось только радоваться, что эти двери прячут от него те кошмары, которые, без сомнения, за ними скрывались. Его проводник почти ничего не говорил. Если он и нарушал молчание, то только для того, чтобы предложить Миляге проделать оставшуюся часть пути в одиночестве.
– Осталось совсем чуть-чуть, – повторил он несколько раз. – Я вам больше не нужен.
– Это против уговора, – напоминал ему Миляга, и Лазаревич принимался чертыхаться и скулить, но потом все-таки замолкал и возобновлял путешествие до тех пор, пока чей-то крик в одном из нижних коридоров или следы крови на полированном полу не заставляли его остановиться и вновь произнести свою маленькую речь.
Никто не окликнул их по дороге. Если эти безграничные просторы и заполнялись когда-нибудь деловитым гулом снующих туда-сюда людей (а принимая во внимание тот факт, что в них могли затеряться небольшие армии, это казалось Миляге маловероятным), то теперь они почти полностью обезлюдели, а те несколько слуг и чиновников, которые им все-таки встретились, торопливо семенили по коридорам, таща с собой прихваченное в спешке имущество, и явно не собирались задерживаться здесь надолго. Главной их задачей было выживание. Они едва удостаивали взглядом истекающего кровью солдата и его плохо одетого компаньона.
В конце концов они подошли к двери, в которую Лазаревич наотрез отказался войти.
– Это и есть Башня Оси, – сказал он едва слышным голосом.
– Откуда мне знать, что ты говоришь правду?
– А вы разве не чувствуете?
После этой фразы Миляга действительно ощутил нечто вроде легкого покалывания в кончиках пальцев, яичках и мышцах.
– Клянусь, это Башня, – прошептал Лазаревич.
Миляга поверил.
– Хорошо, – сказал он. – Ты выполнил свой долг, теперь можешь идти.
Лазаревич просиял.
– Вы серьезно?
– Да.
– О, спасибо! Спасибо вам, кто бы вы ни были.
Прежде чем он ускакал, Миляга схватил его руку и подтащил к себе.
– Скажи своим детям, – сказал он, – чтобы они не становились солдатами. Может быть, поэтами или чистильщиками сапог, но уж никак не солдатами. Понял?
Лазаревич яростно закивал, хотя Миляга и усомнился в том, дошло ли до него хоть одно слово. Единственное, что было у него на уме, это скорейшее бегство, и стоило Миляге отпустить его, не прошло и трех секунд, как он уже скрылся за поворотом. Повернувшись к дверям из кованой меди, Миляга приоткрыл их на несколько дюймов и проскользнул в образовавшуюся щель. Нервные окончания его мошонки и ладоней сообщили ему, что нечто очень значительное находится совсем рядом – то, что раньше было едва заметным покалыванием, теперь стало почти болью, – хотя разглядеть ему пока ничего не удавалось:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321
– Куда ты?
– Просто хочу отойти от колодца, – сказала Юдит, прижимая лоб и ладони к желанной прохладе стены.
– Ты знаешь, кто я? – спросила она у Кезуар спустя некоторое время.
– Да... – прозвучал тихий ответ. – Ты – это я, которую я потеряла. Ты другая Юдит.
– Верно. – Юдит обернулась и увидела, что, несмотря на боль, на лице Кезуар светилась улыбка.
– Это хорошо, – сказала Кезуар. – Если мы останемся в живых, то, может быть, ты все начнешь сначала за нас обеих. Может быть, ты увидишь те видения, к которым я повернулась спиной.
– Какие видения?
Кезуар вздохнула.
– Когда-то меня любил великий Маэстро, – сказала она. – Он показывал мне ангелов. Они обычно прилетали к нашему столу в солнечных лучах. И я думала тогда, что мы будем жить вечно, и мне откроются все тайны моря. Но я позволила ему увести себя от солнечного света. Я позволила ему убедить меня в том, что духи не имеют никакого значения. Что имеет значение только наша воля, и если она хочет причинить боль, то в этом и состоит мудрость. Я потеряла себя за такой короткий срок, Юдит. Такой короткий срок. – Она поежилась. – Мои преступления ослепили меня задолго до того, как это сделал нож.
Юдит с жалостью посмотрела на изуродованное лицо сестры.
– Надо найти кого-нибудь, кто помог бы промыть твои раны, – сказала она.
– Сомневаюсь, что хоть один доктор остался в живых в Изорддеррексе, – сказала в ответ Кезуар. – Они ведь всегда первыми идут в революцию, правда? Доктора, сборщики налогов, поэты...
– Если никого не найдем, я сама этим займусь, – сказала Юдит, отважившись покинуть безопасную стену и направляясь под уклон к тому месту, где сидела Кезуар.
– Я думала, что видела вчера Иисуса Христа, – сказала она. – Он стоял на крыше с широко раскинутыми руками. Я думала, он пришел за мной, чтобы я смогла исповедоваться. Поэтому я и пришла сюда. Чтобы найти Иисуса. Я слышала его вестника.
– Это была я.
– Ты была... в моих мыслях?
– Да.
– Стало быть, вместо Христа, я нашла тебя. Похоже, это еще более великое чудо. – Она потянулась к Юдит, и та взяла ее за руки. – Не правда ли, сестра?
– Пока я в этом не уверена, – сказала Юдит. – Этим утром я была самой собой. А кто я теперь? Копия, подделка.
Последнее слово вызвало воспоминание о Блудном Сыне Клейна – Миляге, мастере подделок, человеке, наживающемся на таланте других людей. Может быть, именно поэтому он пылал к ней такой страстью? Не увидел ли он в ней какой-то тонкий намек на свою собственную подлинную природу? Не последовал ли он за ней из любви к тому обману, которым она была?
– Я была счастлива, – сказала она, думая о тех временах, которые она провела вместе с ним. – Наверное, я никогда этого не понимала, но я была счастлива. Я была самой собой.
– И осталась.
– Нет, – сказала Юдит, чувствуя, что отчаяние подступило к ней так близко, как никогда на ее памяти. – Я – часть кого-то другого.
– Все мы – лишь фрагменты, – сказала Кезуар. – Независимо от того, рождены мы или сотворены. – Она сжала руку Юдит. – И все мы надеемся снова обрести целостность. Отведи меня, пожалуйста, во дворец. Там нам будет безопаснее.
– Пошли, конечно, – сказала Юдит, помогая ей подняться на ноги.
– Ты знаешь, куда идти?
Она ответила, что знает. Сквозь мрак и дым, стены дворца по-прежнему нависали над городом, и даже расстояние не скрывало их огромности.
– Нам предстоит долгий подъем, – сказала Юдит. – Можем добраться только к утру.
– В Изорддеррексе долгие ночи, – сказала Кезуар в ответ.
– Но не вечно же они длятся, – сказал Юдит.
– Для меня – вечно.
– Извини. Я не подумала. Я не хотела...
– Не извиняйся, – сказал Кезуар. – Мне нравится темнота. В ней мне легче вспоминать солнце. Солнце и ангелов за столом. Не возьмешь ли ты меня под руку, сестра? Я не хочу снова потерять тебя.
Глава 38
В любом другом месте такое множество наглухо закрытых дверей могло бы произвести на Милягу угнетающее впечатление, но по мере того, как Лазаревич подводил его все ближе к Башне Оси, атмосфера ужаса становилась настолько густой, что ему оставалось только радоваться, что эти двери прячут от него те кошмары, которые, без сомнения, за ними скрывались. Его проводник почти ничего не говорил. Если он и нарушал молчание, то только для того, чтобы предложить Миляге проделать оставшуюся часть пути в одиночестве.
– Осталось совсем чуть-чуть, – повторил он несколько раз. – Я вам больше не нужен.
– Это против уговора, – напоминал ему Миляга, и Лазаревич принимался чертыхаться и скулить, но потом все-таки замолкал и возобновлял путешествие до тех пор, пока чей-то крик в одном из нижних коридоров или следы крови на полированном полу не заставляли его остановиться и вновь произнести свою маленькую речь.
Никто не окликнул их по дороге. Если эти безграничные просторы и заполнялись когда-нибудь деловитым гулом снующих туда-сюда людей (а принимая во внимание тот факт, что в них могли затеряться небольшие армии, это казалось Миляге маловероятным), то теперь они почти полностью обезлюдели, а те несколько слуг и чиновников, которые им все-таки встретились, торопливо семенили по коридорам, таща с собой прихваченное в спешке имущество, и явно не собирались задерживаться здесь надолго. Главной их задачей было выживание. Они едва удостаивали взглядом истекающего кровью солдата и его плохо одетого компаньона.
В конце концов они подошли к двери, в которую Лазаревич наотрез отказался войти.
– Это и есть Башня Оси, – сказал он едва слышным голосом.
– Откуда мне знать, что ты говоришь правду?
– А вы разве не чувствуете?
После этой фразы Миляга действительно ощутил нечто вроде легкого покалывания в кончиках пальцев, яичках и мышцах.
– Клянусь, это Башня, – прошептал Лазаревич.
Миляга поверил.
– Хорошо, – сказал он. – Ты выполнил свой долг, теперь можешь идти.
Лазаревич просиял.
– Вы серьезно?
– Да.
– О, спасибо! Спасибо вам, кто бы вы ни были.
Прежде чем он ускакал, Миляга схватил его руку и подтащил к себе.
– Скажи своим детям, – сказал он, – чтобы они не становились солдатами. Может быть, поэтами или чистильщиками сапог, но уж никак не солдатами. Понял?
Лазаревич яростно закивал, хотя Миляга и усомнился в том, дошло ли до него хоть одно слово. Единственное, что было у него на уме, это скорейшее бегство, и стоило Миляге отпустить его, не прошло и трех секунд, как он уже скрылся за поворотом. Повернувшись к дверям из кованой меди, Миляга приоткрыл их на несколько дюймов и проскользнул в образовавшуюся щель. Нервные окончания его мошонки и ладоней сообщили ему, что нечто очень значительное находится совсем рядом – то, что раньше было едва заметным покалыванием, теперь стало почти болью, – хотя разглядеть ему пока ничего не удавалось:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321