Густо-зеленые склоны Кинакуты встают из почти неподвижной синевы и тут же взмывают ввысь: горные вершины присыпаны снегом, хотя остров всего в семи градусах от экватора. Сразу понятно, что имел в виду Ави, когда говорил о мусульманском населении по краям и анимистах в центре. Что-то похожее на современный город можно построить только в равнинной части, которая охватывает остров непрерывной, почти плоской полосой - бежевая оправа исполинского изумруда. Она шире всего на северо-восточном краю острова, где широкая пойма главной реки переходит в аллювиальную дельту, на милю-две вдающуюся в море Сулу.
Рэнди перестает считать нефтяные вышки за десять минут до того, как в иллюминаторе показывается город Кинакута. Сверху они похожи на горящие надолбы, сброшенные в прибойную полосу, чтобы остановить морскую пехоту. Самолет снижается; теперь это скорее фабрики на сваях, увенчанные трубами, в которых сжигают попутный газ. Возникает жутковатое чувство, что пилот летит между огненными столбами, способными зажарить «Боинг-777», как голубя, на лету.
Город Кинакута куда более современный, чем все, что можно увидеть в Америке. Рэнди пытался о нем читать, но нашел совсем мало: пару заметок в энциклопедии, несколько мимолетных упоминаний в связи со Второй мировой войной, злые, хотя в целом хвалебные статьи в «Экономист». Пустив в ход изрядно подзабытые навыки межбиблиотечного абонемента, он раскопал в Библиотеке Конгресса единственную книгу, полностью посвященную Кинакуте, и заказал ксерокопию. Это воспоминания очевидца, которых столько появилось после войны, ни разу не переизданные. Читать пока было некогда, и пятисантиметровая стопка страниц мертвым грузом лежит в сумке.
Ни одна из виденных им карт не дает представления о современном городе Кинакута. Все, что было тут во время войны, снесли. Реку направили в новое русло. Гору под названием Пик Элиза срыли, а обломки сгребли бульдозерами в океан, так что получилось несколько квадратных миль суши, большую часть которых занял аэропорт. Взрывы были такими громкими, что вызвали протест со стороны правительств Филиппин и Малайзии, в сотнях миль от Кинакуты. «Гринпис» возмущался, что султан распугивает китов в центральной части Тихого океана. Рэнди ожидал увидеть на месте Кинакуты дымящуюся воронку, но ничего подобного. Остатки Пика Элиза аккуратно замостили и по приказу султана воздвигли на нем Техноград. У тамошних стеклянных небоскребов, как и у остальных в городе, - островерхие крыши. Такими были традиционные здания, которые давно снесены и пошли на строительство насыпи. Единственное архитектурное сооружение, которому на вид больше десяти лет, - дворец султана, но он по-настоящему древний. В окружении голубых стеклянных небоскребов он смотрится вмерзшей в лед красновато-бежевой мошкой.
Как только Рэнди видит дворец, все встает на свои места. Он наклоняется и с риском схлопотать замечание от стюардессы вытаскивает из-под кресла ксерокопию. На первой странице - карта Кинакуты тысяча девятьсот сорок пятого года, дворец султана - точно посередине. Рэнди начинает крутить карту, как запаниковавший водитель - баранку автомобиля. Вот река. Вот Пик Элиза, где у японцев были локаторы и подразделение радиоразведки. Вот бывшее взлетное поле японских Вспомогательных Воздушных Сил Флота. До последнего времени здесь располагался Кинакутский аэродром. Теперь это стайка желтых кранов над синей туманностью железных конструкций, освещенной изнутри белыми созвездиями сварки.
И вдруг что-то совсем из другого мира - клочок изумрудной зелени длиной в пару городских кварталов, обнесенный каменной стеной. У одного края тихий прудик (самолет летит так низко, что Рэнди может сосчитать кувшинки), крохотный синтоистский храм черного камня, бамбуковый чайный домик. Рэнди прижимается носом к стеклу и поворачивает голову, пока изумрудный пятачок не скрывается за высотным домом прямо под крылом самолета. На микросекунду он видит, как в отрытом окне кухни стройная женщина заносит над кокосовым орехом топорик.
Садику место на тысячу миль севернее, в Японии. Когда до Рэнди доходит, что это такое, волосы у него на загривке встают дыбом.
Он сел в самолет два часа назад, в Международном аэропорту Ниной Акино. Рейс задержали, у него было достаточно времени, чтобы рассмотреть попутчиков: трех белых, включая самого Рэнди, и два десятка малайцев (из Кинакуты или с Филиппин). Все остальные пассажиры - японцы. Некоторые, судя по виду, бизнесмены, но большинство - организованная тургруппа, которая прошла в посадочный зал ровно за сорок пять минут до назначенного времени отлета и выстроилась позади девушки с табличкой в руке. Пенсионеры.
Их цель - не Техноград, и не какой-то определенный островерхий небоскреб в деловой части города. Они направляются в японский садик за стеной, разбитый над братской могилой в том месте, где 23 августа 1945 года приняли смерть три с половиной тысячи японских солдат.
ЙГЛМСКИЙ ДВОРЕЦ
Уотерхауз стройными колоннами движется по тихому проулку, щурясь, читает бронзовые таблички на белых каменных домиках:
ОБЩЕСТВО УНИФИКАЦИИ ИСЛАМА И ИНДУИЗМА
АНГЛО-САМОЕДСКИЙ СОЮЗ
ОБЩЕСТВО ДРУЖБЫ «ЧАН ЦЗЕ»
КОРОЛЕВСКИЙ КОМИТЕТ ПО БОРЬБЕ С ИЗНОСОМ МОРСКИХ КРИВОШИПОВ
АНТИВАЛЛИЙСКАЯ ЛИГА
БОЛДЖЕРОВСКАЯ АССОЦИАЦИЯ ПО РАСПРОСТРАНЕНИЮ СТРЕКОЗ-СТРЕЛОК
АБ'ИДИНЕНИЕ ЗА РИФОРМУ АНГЛИЙСКАВА ПРАВАПИСАНИЯ
ОБЩЕСТВО ЗАЩИТЫ ГЛИСТОВ
ЦЕРКОВЬ ВЕДАНТИЧЕСКОГО ЭТИКО-КВАНТОВОГО СОЗНАНИЯ
ИМПЕРСКАЯ СЛЮДЯНАЯ КОЛЛЕГИЯ
Поначалу он принимает Йглмский дворец за сельскую промтоварную лавку. Над тротуаром, как боевой таран триремы, нависает эркер, в нем выставлены: безголовый женский манекен в чем-то, связанном, по-видимому, из пряденой стали (дань аскетизму военного времени?), кучка серой грязи с воткнутой в нее лопатой и еще один манекен (относительно новый, втиснутый в самый угол) в форме британского военно-морского флота, с фанерным контуром винтовки в руках.
Неделю назад Уотерхауз нашел в книжной лавке возле Британского музея источенный червями экземпляр «Большой Йглмской Энциклопедии», с тех пор таскает его в портфеле и впитывает по странице-две, как сильнодействующее лекарство. Главенствующих тем - три, они выпирают из каждого абзаца, как Три Схры - из Внешнего Йглма. Две из них - шерсть и гуано, хотя на древнем самобытном йглмском языке они зовутся иначе. Тут имеет место та самая лингвистическая гиперспециализация, которая, как уверяют, есть у эскимосов для снега, у арабов - для песка. «Большая Йглмская Энциклопедия» никогда не использует английские слова «шерсть» и «гуано», кроме как в уничижительном смысле, для грубых подделок, экспортируемых всякими там шотландиями в наглой попытке сбить с толку наивного покупателя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135