Догадался, исходя из прошлых наблюдений?
- По тому, что ты читаешь. - Уотерхауз указывает на книгу. - «Справочник по радиолампам».
Алан хлопает глазами.
- Мы с ней неразлучны. Ты должен изучить радиолампы, Лоуренс! Без них твое образование неполно. Только подумать, сколько лет я убил на шестеренки! Господи!
- Ты про свою машину для дзета-функции? - спрашивает Лоуренс. - По-моему, она была прекрасна.
- Как многие другие музейные экспонаты, - говорит Алан.
- Это было шесть лет назад. Ты вынужден был обходиться имеющимися технологиями.
- Ах, Лоуренс! Ты меня удивляешь! Если на создание машины по имеющейся технологии уходит десять лет, а по новой - только пять и нужно всего два года на разработку новой технологии, можно уложиться в семь лет, если начать с разработки.
- Убедил.
- Вот она, новая технология. - Алан демонстрирует справочник, словно Моисей - Скрижали Завета. - Хвати у меня духа ее использовать, я бы построил машину для дзета-функции куда раньше, да и другие в придачу.
- Что за машину ты придумываешь теперь? - спрашивает Лоуренс.
- Я играю в шахматы с неким Дональдом Мичи - и постоянно проигрываю. Однако человек всегда создавал орудия, чтобы расширить свои возможности. Почему бы не построить машину, которая помогает играть в шахматы?* [Алан Тьюринг очень любил шахматы, но, несмотря на все свои невероятные усилия и гигантский интеллект, оставался довольно посредственным шахматистом. Вскоре после окончания войны он написал алгоритм, с помощью которого можно было бы обучить машину игре в шахматы. Поскольку на тот момент еще не существовало компьютера, способного выполнять подобные алгоритмы, он решил сам выступить в этой роли. Следуя своим же инструкциям, Тьюринг действовал как «человек-компьютер», и у него уходило более получаса на то, чтобы совершить один ход.
Дональд Мичи (р. 1923) - английский криптограф, работал вместе с Тьюрингом и Джеком Гудом над «Колоссом» и предложил способ программирования этой машины.]
- А у Дональда Мичи тоже будет машина?
- Пусть изобретет свою! - возмущается Алан.
Лоуренс внимательно оглядывает паб. Других посетителей нет, и трудно поверить, что миссис Рамшо - шпионка.
- Не имеет ли это отношения к... - Он кивает в сторону Блетчли-парка.
- Они строят - я помогал им строить - машину под названием «Колосс».
- Мне сразу подумалось, что это твой почерк.
- Она основана на старых идеях, тех, что мы обсуждали в Нью-Джерси, - говорит Алан. Тон резкий, лицо мрачное. Одной рукой он прижимает к сердцу справочник, другой чиркает в блокноте. Уотерхауз думает, что справочник, как ядро на цепи, тянет Алана назад. Работая с чистыми идеями, как положено математику, он бы двигался со скоростью мысли. Однако Алан увлечен воплощением математических идей в физическом мире. Математика, описывающая Вселенную, - как свет, бьющий в окно. Алан выпускает сигаретный дым, чтобы свет стал видимым. Он сидит на лугу, глядит на цветы и шишки, выводит математические закономерности их структуры и грезит об электронных ветрах, реющих между анодами и катодами радиоламп; ветры то затихают, то усиливаются, запечатлевая нечто, происходящее у него в мозгу. Тьюринг не смертный и не бог. Он - Антей. В том, что он соединяет математику с физическим миром, - его сила и его слабость.
- Что такой мрачный? - спрашивает Алан. - Над чем работаешь?
- Те же идеи в другом контексте. - В нескольких словах Уотерхауз итожит все, что сделал за это время для победы. - По счастью, я набрел на что-то по-настоящему занятное.
Алан сразу приободряется, как будто последние десять лет в мире не было ничего занятного и Уотерхауз чудом наткнулся на такую диковину.
- Рассказывай.
- Криптоаналитическая задача. Не «Энигма». - Он рассказывает про листки с U-553. - Сегодня утром я заглянул в Блетчли-парк и выяснил, что они все это время бьются над ней так же безрезультатно.
Алан разочарован.
- Должно быть, одноразовый шифрблокнот. - В голосе сквозит укоризна.
- Нет. Шифртекст не лишен закономерностей, - говорит Уотерхауз.
- Н-да? - отзывается Алан, встрепенувшись.
- Я искал закономерности по обычной методике «Криптономикона». Ничего определенного - просто намеки. В отчаянии я решил начать с чистого листа. Думать, как Алан Тьюринг. Обычно мы стараемся свести задачу к числам, а потом бросить на нее всю мощь математического анализа. Так что я стал переводить сообщения в цифры. Обычно это произвольный процесс. Присваиваешь каждой букве численное значение, как правило, от нуля до двадцати пяти, потом сочиняешь некий произвольный алгоритм, который превращает ряды маленьких чисел в большие. Однако это сообщение иного рода - в нем использованы тридцать два символа - степень двойки; у каждого символа есть единственное двоичное представление в пять разрядов длиной.
- Как в коде Бодо* [Код Бодо (международный телеграфный код) используется в телетайпах. Каждому из тридцати двух символов, включающих буквы и специальные знаки, присвоен определенный номер. Этот номер может быть представлен в виде пятизначного двоичного числа, то есть пятью нулями или единицами, а также (что практичнее) пятью пробитыми либо непробитыми дырочками в бумажной ленте. Кроме того, эти числа можно выразить чередованием плюсовых и минусовых электрических сигналов, которые передаются по проводам или через радиоволны и распечатываются на другом конце. В последнее время немцы используют зашифрованные телеграфные сообщения для связи между высокими командными постами, например, Берлином и штабами различных армейских соединений. В Блетчли-парке эта категория шифров зовется «Рыба»; «Колосс» строят специально для их расшифровки.], - говорит Алан. Он вновь проявляв сдержанный интерес.
- Поэтому я перевел каждую букву в число от одного до тридцати двух по коду Бодо. У меня получились длинные ряды маленьких чисел. Однако я хотел перевести все числа ряда в одно большое, просто чтобы узнать, есть ли в нем интересные закономерности. Но это проще пареной репы! Если первая буква R код Бодо для нее - 01011, а вторая - F, и для нее код - 10111, то я могу просто составить их в десятизначное двоичное число 0101110111. Потом могу взять код следующей буквы, приставить его сзади и получить пятнадцатизначное число. И так далее. Буквы написаны группами по пять - двадцатипятизначное двоичное число на группу. Шесть групп в строке - сто пятьдесят двоичных разрядов на строку. Двадцать строк на странице, всего три тысячи двоичных цифр. То есть о каждой странице можно думать не как о ряде из шестисот букв, но как о закодированном представлении одного числа, порядка двух в трехтысячной степени, или примерно десяти в девятисотой.
- Ладно, - говорит Алан. - Согласен, что использование тридцатидвухбуквенного кода предполагает двоичную схему шифровки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
- По тому, что ты читаешь. - Уотерхауз указывает на книгу. - «Справочник по радиолампам».
Алан хлопает глазами.
- Мы с ней неразлучны. Ты должен изучить радиолампы, Лоуренс! Без них твое образование неполно. Только подумать, сколько лет я убил на шестеренки! Господи!
- Ты про свою машину для дзета-функции? - спрашивает Лоуренс. - По-моему, она была прекрасна.
- Как многие другие музейные экспонаты, - говорит Алан.
- Это было шесть лет назад. Ты вынужден был обходиться имеющимися технологиями.
- Ах, Лоуренс! Ты меня удивляешь! Если на создание машины по имеющейся технологии уходит десять лет, а по новой - только пять и нужно всего два года на разработку новой технологии, можно уложиться в семь лет, если начать с разработки.
- Убедил.
- Вот она, новая технология. - Алан демонстрирует справочник, словно Моисей - Скрижали Завета. - Хвати у меня духа ее использовать, я бы построил машину для дзета-функции куда раньше, да и другие в придачу.
- Что за машину ты придумываешь теперь? - спрашивает Лоуренс.
- Я играю в шахматы с неким Дональдом Мичи - и постоянно проигрываю. Однако человек всегда создавал орудия, чтобы расширить свои возможности. Почему бы не построить машину, которая помогает играть в шахматы?* [Алан Тьюринг очень любил шахматы, но, несмотря на все свои невероятные усилия и гигантский интеллект, оставался довольно посредственным шахматистом. Вскоре после окончания войны он написал алгоритм, с помощью которого можно было бы обучить машину игре в шахматы. Поскольку на тот момент еще не существовало компьютера, способного выполнять подобные алгоритмы, он решил сам выступить в этой роли. Следуя своим же инструкциям, Тьюринг действовал как «человек-компьютер», и у него уходило более получаса на то, чтобы совершить один ход.
Дональд Мичи (р. 1923) - английский криптограф, работал вместе с Тьюрингом и Джеком Гудом над «Колоссом» и предложил способ программирования этой машины.]
- А у Дональда Мичи тоже будет машина?
- Пусть изобретет свою! - возмущается Алан.
Лоуренс внимательно оглядывает паб. Других посетителей нет, и трудно поверить, что миссис Рамшо - шпионка.
- Не имеет ли это отношения к... - Он кивает в сторону Блетчли-парка.
- Они строят - я помогал им строить - машину под названием «Колосс».
- Мне сразу подумалось, что это твой почерк.
- Она основана на старых идеях, тех, что мы обсуждали в Нью-Джерси, - говорит Алан. Тон резкий, лицо мрачное. Одной рукой он прижимает к сердцу справочник, другой чиркает в блокноте. Уотерхауз думает, что справочник, как ядро на цепи, тянет Алана назад. Работая с чистыми идеями, как положено математику, он бы двигался со скоростью мысли. Однако Алан увлечен воплощением математических идей в физическом мире. Математика, описывающая Вселенную, - как свет, бьющий в окно. Алан выпускает сигаретный дым, чтобы свет стал видимым. Он сидит на лугу, глядит на цветы и шишки, выводит математические закономерности их структуры и грезит об электронных ветрах, реющих между анодами и катодами радиоламп; ветры то затихают, то усиливаются, запечатлевая нечто, происходящее у него в мозгу. Тьюринг не смертный и не бог. Он - Антей. В том, что он соединяет математику с физическим миром, - его сила и его слабость.
- Что такой мрачный? - спрашивает Алан. - Над чем работаешь?
- Те же идеи в другом контексте. - В нескольких словах Уотерхауз итожит все, что сделал за это время для победы. - По счастью, я набрел на что-то по-настоящему занятное.
Алан сразу приободряется, как будто последние десять лет в мире не было ничего занятного и Уотерхауз чудом наткнулся на такую диковину.
- Рассказывай.
- Криптоаналитическая задача. Не «Энигма». - Он рассказывает про листки с U-553. - Сегодня утром я заглянул в Блетчли-парк и выяснил, что они все это время бьются над ней так же безрезультатно.
Алан разочарован.
- Должно быть, одноразовый шифрблокнот. - В голосе сквозит укоризна.
- Нет. Шифртекст не лишен закономерностей, - говорит Уотерхауз.
- Н-да? - отзывается Алан, встрепенувшись.
- Я искал закономерности по обычной методике «Криптономикона». Ничего определенного - просто намеки. В отчаянии я решил начать с чистого листа. Думать, как Алан Тьюринг. Обычно мы стараемся свести задачу к числам, а потом бросить на нее всю мощь математического анализа. Так что я стал переводить сообщения в цифры. Обычно это произвольный процесс. Присваиваешь каждой букве численное значение, как правило, от нуля до двадцати пяти, потом сочиняешь некий произвольный алгоритм, который превращает ряды маленьких чисел в большие. Однако это сообщение иного рода - в нем использованы тридцать два символа - степень двойки; у каждого символа есть единственное двоичное представление в пять разрядов длиной.
- Как в коде Бодо* [Код Бодо (международный телеграфный код) используется в телетайпах. Каждому из тридцати двух символов, включающих буквы и специальные знаки, присвоен определенный номер. Этот номер может быть представлен в виде пятизначного двоичного числа, то есть пятью нулями или единицами, а также (что практичнее) пятью пробитыми либо непробитыми дырочками в бумажной ленте. Кроме того, эти числа можно выразить чередованием плюсовых и минусовых электрических сигналов, которые передаются по проводам или через радиоволны и распечатываются на другом конце. В последнее время немцы используют зашифрованные телеграфные сообщения для связи между высокими командными постами, например, Берлином и штабами различных армейских соединений. В Блетчли-парке эта категория шифров зовется «Рыба»; «Колосс» строят специально для их расшифровки.], - говорит Алан. Он вновь проявляв сдержанный интерес.
- Поэтому я перевел каждую букву в число от одного до тридцати двух по коду Бодо. У меня получились длинные ряды маленьких чисел. Однако я хотел перевести все числа ряда в одно большое, просто чтобы узнать, есть ли в нем интересные закономерности. Но это проще пареной репы! Если первая буква R код Бодо для нее - 01011, а вторая - F, и для нее код - 10111, то я могу просто составить их в десятизначное двоичное число 0101110111. Потом могу взять код следующей буквы, приставить его сзади и получить пятнадцатизначное число. И так далее. Буквы написаны группами по пять - двадцатипятизначное двоичное число на группу. Шесть групп в строке - сто пятьдесят двоичных разрядов на строку. Двадцать строк на странице, всего три тысячи двоичных цифр. То есть о каждой странице можно думать не как о ряде из шестисот букв, но как о закодированном представлении одного числа, порядка двух в трехтысячной степени, или примерно десяти в девятисотой.
- Ладно, - говорит Алан. - Согласен, что использование тридцатидвухбуквенного кода предполагает двоичную схему шифровки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135