Ее перевели сюда из двухместной
камеры, где постоянно менялись подсадные сокамерники, настолько очевидные,
что однажды она не выдержала и рассмеялась, впервые со дня ареста. Если
это и есть пример русского коварства, перед которой Запад дрожал сто лет,
то Запад заслужил, что его затмила Азия, подумала она тогда.
Первой было Хильда из Восточной Германии, улыбчивая, со светлой
челкой и кукольными голубыми глазами.
- Я твой друг. Я здесь по ошибке. Я знакома с очень важными людьми и
я смогу помочь тебе, когда меня освободят. Но сначала я хочу знать о тебе
побольше. Как тебя зовут? Откуда ты?...
Потом была Люба, арестованная якобы за подрывную пропаганду среди
студентов в Ростове. Эта запугивала:
- Они твердят миру, что они изменились, но это не так. Ничего не
изменилось. Они все такие же гады. Они не дадут тебе спать неделю, а то и
больше, посадят тебя в камеру, где мороз ниже нуля, будут морить тебя
голодом, пока ты не сдашься. К тому времени, как тебя передадут вашим, на
тебе уже не останется никаких следов пыток, но ты скажешь им все, что они
захотят узнать. Ты мне нравишься. Я не хочу, чтобы ты причиняла себе боль.
Почему бы просто не облегчить свою участь?
Эффект был противоположен тому, на что они рассчитывали.
Первоначальный страх Полы уступил место решимости, выросшей из чувства
презрения. Бесконечные допросы продолжались и продолжались, на одной и той
же ноте, и постепенно с Протворнова и его труппы упала маска, они стали
похожи на плохих актеров, исполняющих механические и стилизованные роли.
Изнуряющая монотонность была вовсе не специальным, как ей сперва казалось,
приемом, чтобы измотать ее. От допросов в памяти остались разрозненные
неопределенные воспоминания, допрашивавшие рассуждали о религии,
общественных науках, вещах, которые не имели никакого отношения ни к ней,
ни к ее положению - похоже, о чем угодно, лишь бы убить время. Судя по
всему, им больше было нечего сказать, и они просто ждали, пока кто-то
другой решит, что делать дальше.
Она наклонилась вперед, подоткнула одеяло под ноги, натянула его на
плечи. В камере было то жарко, то холодно, но никогда не было нормальной
комнатной температуры. Она тихо фыркнула. Вот, значит, как с ней борются.
Если так, то это не только посредственно, но и просто по-детски. Можно
оказать себе медвежью услугу, переоценивая соперника. Может быть, именно
этим Запад занимался последние сто лет.
Все эти дни, недели, месяцы - сколько уже она там заперта, - чтобы
хоть чем-то заняться, она прокручивала в голове старые споры. Она
вспомнила статьи о чудо-счетчиках и пыталась изобретать новые способы
быстрого счета. Одна индуска перемножала в уме две тринадцатизначные цифры
за двадцать восемь секунд. Пола пришла к выводу, что лучше всего считать
слева направо, прибавляя частные суммы в прогрессии, а не так, как учили в
школе, справа налево. Может быть, в школе учили считать именно так, потому
что это занимало меньше места на бумаге. Она играла со словами. Сколько
можно сложить палиндромов? Вспоминала бесполезные факты. Сколько имен
собственных начинается на Г? Занималась абстрактными научными
рассуждениями. Как выглядел бы мир, если бы постоянные Планка были в
миллион раз больше? И просто вновь переживала свою жизнь.
Из всей жизни в Массачуссетсе ей запомнились теплые летние субботние
вечера, портовый рынок в Бостоне. Она уходила туда со своими случайными
ухажерами, они шли в толпе, по тротуару мимо небольших ресторанчиков,
заходили в один или два бара, потом соображали, где же наконец поужинать.
Веселые придурки с бесцветными шутками для знакомства долго не
удерживались. У тех, кому было что сказать, получалось лучше. Эрншоу не
хотел вписываться ни в одну из этих категорий. Пола часто думала, что с
ним случилось после Первого Мая. Может быть, он уже не на "Терешковой".
Ее раздумья прервал звук отпираемой двери. Дверь открылась внутрь, и
охранник с пустым восточным лицом шагнул в камеру, на секунду задержавшись
снаружи.
- Ты... давай выходи.
Пола вздохнула, сбросила одеяло и поднялась. Она, как могла,
попыталась расправить помятую рубашку и брюки, автоматически смахнув со
лба вечно сбивающуюся прядь. Охранник шагнул к ней и протянул руку, как
будто собираясь вытянуть ее из камеры, Пола отступила и смерила его долгим
взглядом. Охранник заколебался и отошел в сторону. Они вышли в знакомый
серый коридор с нумерованными дверями.
Охранник провел ее вверх по лестнице, за угол, и вдоль другого
коридора в узкий холл с кушетками у стенок. Дверь в комнату генерала
Протворнова была открыта и Пола увидела его уже сидящим внутри за столом с
сигаретой в зубах. Охранник махнул ей рукой, но не успела она сделать и
шаг вперед, как в комнате раздался телефонный звонок и в двери показался
второй офицер, таким же жестом остановивший ее. Он захлопнул дверь и Пола
отступила. Двое охранников перешли в режим зомби и стояли в нескольких
ярдах, глядя в разные стороны, и вероятно, понятия не имея, что будет
дальше. Она села на скамейку, ожидая их реакции, но они никак не
отреагировали.
Из-за другой двери вдруг послышался громкий разговор, она подняла
голову, и в этот момент дверь открылась и наружу вышел русский лейтенант.
Ему вслед летел саркастический женский голос, Пола поняла только несколько
фраз, ее русский был не настолько хорош:
- Правильно, давай беги, зови охрану... боишься, укушу? А мы-то
думали, что вы защищаете нас!
- Сядьте, пожалуйста. - Вмешался другой, мужской, голос.
Лейтенант вернулся к двери.
- Вы хотели поговорить с компетентным специалистом? Так вот, сейчас я
найду такого специалиста. У нас ведь компетенции не хватает.
- Мозгов у вас не хватает! - выругалась женщина. - Я вам что -
карманник или блядь? Я старший научный сотрудник, из Новосибирска. Вам это
о чем-то говорит?
Пола подняла брови. Новосибирск был одним из крупных советских
научных центров, особенно в области физики.
- Меня бросили сюда по политическим причинам, мои права нарушены, и я
протестую против того, как со мной обращаются. Я требую встречи с
начальником этого заведения. Вы что, не соображаете? За такое вас могут
отправить обратно на Землю, на десять лет в лагеря!
- Потерпите немного, если можете. Я получу инструкции. - с этими
словами лейтенант окончательно вышел из комнаты. Охрана вытянулась.
- Вольно, вольно. - буркнул лейтенант. - Присмотрите, чтоб эта сучка
не смылась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
камеры, где постоянно менялись подсадные сокамерники, настолько очевидные,
что однажды она не выдержала и рассмеялась, впервые со дня ареста. Если
это и есть пример русского коварства, перед которой Запад дрожал сто лет,
то Запад заслужил, что его затмила Азия, подумала она тогда.
Первой было Хильда из Восточной Германии, улыбчивая, со светлой
челкой и кукольными голубыми глазами.
- Я твой друг. Я здесь по ошибке. Я знакома с очень важными людьми и
я смогу помочь тебе, когда меня освободят. Но сначала я хочу знать о тебе
побольше. Как тебя зовут? Откуда ты?...
Потом была Люба, арестованная якобы за подрывную пропаганду среди
студентов в Ростове. Эта запугивала:
- Они твердят миру, что они изменились, но это не так. Ничего не
изменилось. Они все такие же гады. Они не дадут тебе спать неделю, а то и
больше, посадят тебя в камеру, где мороз ниже нуля, будут морить тебя
голодом, пока ты не сдашься. К тому времени, как тебя передадут вашим, на
тебе уже не останется никаких следов пыток, но ты скажешь им все, что они
захотят узнать. Ты мне нравишься. Я не хочу, чтобы ты причиняла себе боль.
Почему бы просто не облегчить свою участь?
Эффект был противоположен тому, на что они рассчитывали.
Первоначальный страх Полы уступил место решимости, выросшей из чувства
презрения. Бесконечные допросы продолжались и продолжались, на одной и той
же ноте, и постепенно с Протворнова и его труппы упала маска, они стали
похожи на плохих актеров, исполняющих механические и стилизованные роли.
Изнуряющая монотонность была вовсе не специальным, как ей сперва казалось,
приемом, чтобы измотать ее. От допросов в памяти остались разрозненные
неопределенные воспоминания, допрашивавшие рассуждали о религии,
общественных науках, вещах, которые не имели никакого отношения ни к ней,
ни к ее положению - похоже, о чем угодно, лишь бы убить время. Судя по
всему, им больше было нечего сказать, и они просто ждали, пока кто-то
другой решит, что делать дальше.
Она наклонилась вперед, подоткнула одеяло под ноги, натянула его на
плечи. В камере было то жарко, то холодно, но никогда не было нормальной
комнатной температуры. Она тихо фыркнула. Вот, значит, как с ней борются.
Если так, то это не только посредственно, но и просто по-детски. Можно
оказать себе медвежью услугу, переоценивая соперника. Может быть, именно
этим Запад занимался последние сто лет.
Все эти дни, недели, месяцы - сколько уже она там заперта, - чтобы
хоть чем-то заняться, она прокручивала в голове старые споры. Она
вспомнила статьи о чудо-счетчиках и пыталась изобретать новые способы
быстрого счета. Одна индуска перемножала в уме две тринадцатизначные цифры
за двадцать восемь секунд. Пола пришла к выводу, что лучше всего считать
слева направо, прибавляя частные суммы в прогрессии, а не так, как учили в
школе, справа налево. Может быть, в школе учили считать именно так, потому
что это занимало меньше места на бумаге. Она играла со словами. Сколько
можно сложить палиндромов? Вспоминала бесполезные факты. Сколько имен
собственных начинается на Г? Занималась абстрактными научными
рассуждениями. Как выглядел бы мир, если бы постоянные Планка были в
миллион раз больше? И просто вновь переживала свою жизнь.
Из всей жизни в Массачуссетсе ей запомнились теплые летние субботние
вечера, портовый рынок в Бостоне. Она уходила туда со своими случайными
ухажерами, они шли в толпе, по тротуару мимо небольших ресторанчиков,
заходили в один или два бара, потом соображали, где же наконец поужинать.
Веселые придурки с бесцветными шутками для знакомства долго не
удерживались. У тех, кому было что сказать, получалось лучше. Эрншоу не
хотел вписываться ни в одну из этих категорий. Пола часто думала, что с
ним случилось после Первого Мая. Может быть, он уже не на "Терешковой".
Ее раздумья прервал звук отпираемой двери. Дверь открылась внутрь, и
охранник с пустым восточным лицом шагнул в камеру, на секунду задержавшись
снаружи.
- Ты... давай выходи.
Пола вздохнула, сбросила одеяло и поднялась. Она, как могла,
попыталась расправить помятую рубашку и брюки, автоматически смахнув со
лба вечно сбивающуюся прядь. Охранник шагнул к ней и протянул руку, как
будто собираясь вытянуть ее из камеры, Пола отступила и смерила его долгим
взглядом. Охранник заколебался и отошел в сторону. Они вышли в знакомый
серый коридор с нумерованными дверями.
Охранник провел ее вверх по лестнице, за угол, и вдоль другого
коридора в узкий холл с кушетками у стенок. Дверь в комнату генерала
Протворнова была открыта и Пола увидела его уже сидящим внутри за столом с
сигаретой в зубах. Охранник махнул ей рукой, но не успела она сделать и
шаг вперед, как в комнате раздался телефонный звонок и в двери показался
второй офицер, таким же жестом остановивший ее. Он захлопнул дверь и Пола
отступила. Двое охранников перешли в режим зомби и стояли в нескольких
ярдах, глядя в разные стороны, и вероятно, понятия не имея, что будет
дальше. Она села на скамейку, ожидая их реакции, но они никак не
отреагировали.
Из-за другой двери вдруг послышался громкий разговор, она подняла
голову, и в этот момент дверь открылась и наружу вышел русский лейтенант.
Ему вслед летел саркастический женский голос, Пола поняла только несколько
фраз, ее русский был не настолько хорош:
- Правильно, давай беги, зови охрану... боишься, укушу? А мы-то
думали, что вы защищаете нас!
- Сядьте, пожалуйста. - Вмешался другой, мужской, голос.
Лейтенант вернулся к двери.
- Вы хотели поговорить с компетентным специалистом? Так вот, сейчас я
найду такого специалиста. У нас ведь компетенции не хватает.
- Мозгов у вас не хватает! - выругалась женщина. - Я вам что -
карманник или блядь? Я старший научный сотрудник, из Новосибирска. Вам это
о чем-то говорит?
Пола подняла брови. Новосибирск был одним из крупных советских
научных центров, особенно в области физики.
- Меня бросили сюда по политическим причинам, мои права нарушены, и я
протестую против того, как со мной обращаются. Я требую встречи с
начальником этого заведения. Вы что, не соображаете? За такое вас могут
отправить обратно на Землю, на десять лет в лагеря!
- Потерпите немного, если можете. Я получу инструкции. - с этими
словами лейтенант окончательно вышел из комнаты. Охрана вытянулась.
- Вольно, вольно. - буркнул лейтенант. - Присмотрите, чтоб эта сучка
не смылась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127