Отношения приязни, царившие в селении Екуаны,
сохранились и здесь. В пути не стихали веселые песни, велись задушевные
беседы.
Нам предстоял еще день пути до Каиивы, когда Ориноко, более похожая в
устье на громадный залив, стала принимать приметы реки, правда, реки
шириной в несколько миль, но все-таки уже явно реки. Следов человека мы до
сих пор не заметили ни разу, но из чащи теперь часто доносились звуки
барабанов. Это нас приветствовали жители прибрежных селений, таившиеся в
зарослях.
Екуана, явно довольный, обращаясь ко мне, говорил:
- Слышишь - это приветствуют тебя, Белый Ягуар! Ты наш брат!
- Там варраулы?
- О-ей!
Порой от берега отчаливала какая-нибудь небольшая лодка с двумя-тремя
гребцами, которые жестами выражали нам издалека свое дружеское
расположение.
Прежде чем мы достигли резиденции Оронапи, я собрал на совет Манаури,
Арнака и Вагуру.
- Скажите мне, варраулы всегда поддерживали такую дружбу с араваками?
- спросил я.
- Нет, - кратко ответил вождь. - Прежде они часто с нами враждовали.
- Чем же объяснить их поведение теперь?
- Теперь все изменилось.
- А тебя не удивляет такая внезапная перемена?
- Меня удивляет, - вмешался Арнак.
- А я говорю вам - все правильно, - решительно успокоил нас Манаури,
таинственно улыбаясь, словно ему ведомо было нечто неизвестное нам. - И
дело здесь не в араваках, а прежде всего в тебе, Ян. Это тебя они
приветствуют!
- Это мне и непонятно.
- А мне понятно. Ты помнишь, Екуана говорил: война подстерегает за
каждым кустом? Это не была шутка, а о тебе идет слава великого вождя.
- Это ты наговорил им обо мне всяких небылиц! - возмутился я.
- Манаури говорил правду. Так нужно, - возразил вождь.
- О какой войне идет речь? С испанцами?
- Нет.
- С кем же, черт побери?
- Пока не знаю. Но разве в лесах мало диких карибов?
- А варраулы - это карибское племя?
- Нет.
Вероятность оказаться втянутым в какую-то сомнительную авантюру мне
не особенно нравилась, но создавалось впечатление, что это льет воду на
мельницу Манаури. Не полагает ли вождь, что в обстановке войны ему проще
будет завоевать влияние в своем племени?
Но мере приближения к селению Оронапи, которое варраулы называли
Каиивой, барабаны на берегу били все громче, не стихая даже ночью, а порой
они слышались сразу с нескольких сторон, и тогда впрямь начинало казаться,
что это сам лес готовит нам триумфальную и торжественную встречу.
Когда мы подплывали уже к самой Каииве, мне опять пришлось облачиться
в шитый золотом капитанский мундир, на ноги надеть тяжелые башмаки, на
голову - шкуру ягуара, не запамятовать о серебряном пистолете и шпаге,
украшенной перламутром, а главное, как поучал меня Манаури, напустить на
себя грозный и надменный вид.
В Каииве не было такого помоста, как в селении Екуаны, и все хижины
стояли вразброс на вбитых в землю сваях. Под сенью самой большой из них,
стоявшей шагах в двухстах от берега реки, нас ожидал Оронапи во главе
целой свиты своих старейшин. Все, и особенно Оронапи, были разряжены в
разноцветные перья и ожерелья, на их телах - свеженанесенная раскраска,
сбоку - палицы с богатой резьбой. Как и предписывал церемониал, верховный
вождь сидел на табурете, а по бокам от него стояло несколько свободных
табуретов.
Когда мы сошли на берег, Оронапи не встал нам навстречу, как Екуана у
себя в деревне, а продолжал сидеть горделиво и важно, не сводя взгляда с
нашей группы. Неторопливым шагом я шествовал к нему в сопровождении
Манаури, Екуаны, Арнака, Вагуры и Фуюди. Оронапи продолжал сидеть. Как
видно, он себя ценил высоко и намерен был сидеть, пока мы не подойдем
вплотную.
Когда мы прошли уже примерно половину пути, Манаури шепотом
посоветовал мне остановиться. Я так и поступил. Тогда Екуана, несмотря на
свою тучность, проворно подскочил ко мне и стал горячо убеждать идти
дальше. Но Манаури оборвал его, предложив идти одному, без нас. Екуана
умолк и горестно сопел, не зная, что предпринять.
Оронапи, заметив издали происходящее, как видно, решил смирить свою
гордыню, быстро встал и направился к нам походкой менее важной, чем
надлежало, издали выражая свою радость и приветливо взывая:
- Добро пожаловать, друзья! Идите, идите! Идите смело и весело, смело
и весело, идите смело, весело и спокойно...
Повторяя без конца эти слова приветствия, он приблизился, взял меня
за руку и под доброжелательный гул собравшихся повел под сень навеса.
Холодок между нами если и появился, то вмиг растаял. Остановившись
перед табуретом Оронапи, я с показным вниманием стал рассматривать его,
словно какое-то диво, и наконец с нарочитой серьезностью спросил:
- Неужели на нем так удобно сидеть, что не хочется даже вставать?
Оронапи понял иронию и обратил ее в шутку, тут же предложив мне
самому сесть на этот табурет.
- Попробуй сам, Белый Ягуар!
Я уселся на его царственный табурет, и началось веселье: танцы,
песни, поглощение в неимоверных количествах печеной рыбы, всяческой дичи,
сладких плодов и, конечно же, кашири, которое я теперь лишь пригублял.
Празднество проходило столь радостно, с таким искренним и сердечным
радушием, что оставалось только удивляться.
Улучив минуту, я шепотом спросил у сидевшего рядом Арнака:
- Ты что-нибудь понимаешь? Я - нет!
- Да, что-то очень уж они стараются...
- В чем же дело? Может быть, предстоит война?
- Похоже на то. Кажется, на них кто-то готовится напасть...
Оронапи в отличие от жизнерадостного толстяка Екуаны производил,
пожалуй, впечатление человека хмурого, сурового и даже грубого, но в этот
день всячески стремился быть приветливым и обходительным. Он буквально
рассыпался в любезностях, стараясь нам угодить и понравиться. Его
заинтересованность в нас была настолько очевидной, что явные проявления ее
меня порой даже смешили.
Будучи и сам в состоянии приподнятом (как-никак толику кашири я
все-таки выпил), я в конце концов решил без обиняков, быть может,
несколько бесцеремонно, спросить, чему и каким добрым ветрам мы обязаны
столь гостеприимному и радушному приему?
Оронапи взглянул на меня озадаченно, захваченный врасплох таким
вопросом, но замешательство его длилось недолго. Он сразу стал серьезен, с
минуту задумчиво смотрел на тыкву с кашири, которую держал в руке, потом
выплеснул ее содержимое на землю далеко в сторону в знак того, что не
хочет больше пить.
- Мне нужен союз с тобой! - твердо проговорил он, глядя мне прямо в
глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179
сохранились и здесь. В пути не стихали веселые песни, велись задушевные
беседы.
Нам предстоял еще день пути до Каиивы, когда Ориноко, более похожая в
устье на громадный залив, стала принимать приметы реки, правда, реки
шириной в несколько миль, но все-таки уже явно реки. Следов человека мы до
сих пор не заметили ни разу, но из чащи теперь часто доносились звуки
барабанов. Это нас приветствовали жители прибрежных селений, таившиеся в
зарослях.
Екуана, явно довольный, обращаясь ко мне, говорил:
- Слышишь - это приветствуют тебя, Белый Ягуар! Ты наш брат!
- Там варраулы?
- О-ей!
Порой от берега отчаливала какая-нибудь небольшая лодка с двумя-тремя
гребцами, которые жестами выражали нам издалека свое дружеское
расположение.
Прежде чем мы достигли резиденции Оронапи, я собрал на совет Манаури,
Арнака и Вагуру.
- Скажите мне, варраулы всегда поддерживали такую дружбу с араваками?
- спросил я.
- Нет, - кратко ответил вождь. - Прежде они часто с нами враждовали.
- Чем же объяснить их поведение теперь?
- Теперь все изменилось.
- А тебя не удивляет такая внезапная перемена?
- Меня удивляет, - вмешался Арнак.
- А я говорю вам - все правильно, - решительно успокоил нас Манаури,
таинственно улыбаясь, словно ему ведомо было нечто неизвестное нам. - И
дело здесь не в араваках, а прежде всего в тебе, Ян. Это тебя они
приветствуют!
- Это мне и непонятно.
- А мне понятно. Ты помнишь, Екуана говорил: война подстерегает за
каждым кустом? Это не была шутка, а о тебе идет слава великого вождя.
- Это ты наговорил им обо мне всяких небылиц! - возмутился я.
- Манаури говорил правду. Так нужно, - возразил вождь.
- О какой войне идет речь? С испанцами?
- Нет.
- С кем же, черт побери?
- Пока не знаю. Но разве в лесах мало диких карибов?
- А варраулы - это карибское племя?
- Нет.
Вероятность оказаться втянутым в какую-то сомнительную авантюру мне
не особенно нравилась, но создавалось впечатление, что это льет воду на
мельницу Манаури. Не полагает ли вождь, что в обстановке войны ему проще
будет завоевать влияние в своем племени?
Но мере приближения к селению Оронапи, которое варраулы называли
Каиивой, барабаны на берегу били все громче, не стихая даже ночью, а порой
они слышались сразу с нескольких сторон, и тогда впрямь начинало казаться,
что это сам лес готовит нам триумфальную и торжественную встречу.
Когда мы подплывали уже к самой Каииве, мне опять пришлось облачиться
в шитый золотом капитанский мундир, на ноги надеть тяжелые башмаки, на
голову - шкуру ягуара, не запамятовать о серебряном пистолете и шпаге,
украшенной перламутром, а главное, как поучал меня Манаури, напустить на
себя грозный и надменный вид.
В Каииве не было такого помоста, как в селении Екуаны, и все хижины
стояли вразброс на вбитых в землю сваях. Под сенью самой большой из них,
стоявшей шагах в двухстах от берега реки, нас ожидал Оронапи во главе
целой свиты своих старейшин. Все, и особенно Оронапи, были разряжены в
разноцветные перья и ожерелья, на их телах - свеженанесенная раскраска,
сбоку - палицы с богатой резьбой. Как и предписывал церемониал, верховный
вождь сидел на табурете, а по бокам от него стояло несколько свободных
табуретов.
Когда мы сошли на берег, Оронапи не встал нам навстречу, как Екуана у
себя в деревне, а продолжал сидеть горделиво и важно, не сводя взгляда с
нашей группы. Неторопливым шагом я шествовал к нему в сопровождении
Манаури, Екуаны, Арнака, Вагуры и Фуюди. Оронапи продолжал сидеть. Как
видно, он себя ценил высоко и намерен был сидеть, пока мы не подойдем
вплотную.
Когда мы прошли уже примерно половину пути, Манаури шепотом
посоветовал мне остановиться. Я так и поступил. Тогда Екуана, несмотря на
свою тучность, проворно подскочил ко мне и стал горячо убеждать идти
дальше. Но Манаури оборвал его, предложив идти одному, без нас. Екуана
умолк и горестно сопел, не зная, что предпринять.
Оронапи, заметив издали происходящее, как видно, решил смирить свою
гордыню, быстро встал и направился к нам походкой менее важной, чем
надлежало, издали выражая свою радость и приветливо взывая:
- Добро пожаловать, друзья! Идите, идите! Идите смело и весело, смело
и весело, идите смело, весело и спокойно...
Повторяя без конца эти слова приветствия, он приблизился, взял меня
за руку и под доброжелательный гул собравшихся повел под сень навеса.
Холодок между нами если и появился, то вмиг растаял. Остановившись
перед табуретом Оронапи, я с показным вниманием стал рассматривать его,
словно какое-то диво, и наконец с нарочитой серьезностью спросил:
- Неужели на нем так удобно сидеть, что не хочется даже вставать?
Оронапи понял иронию и обратил ее в шутку, тут же предложив мне
самому сесть на этот табурет.
- Попробуй сам, Белый Ягуар!
Я уселся на его царственный табурет, и началось веселье: танцы,
песни, поглощение в неимоверных количествах печеной рыбы, всяческой дичи,
сладких плодов и, конечно же, кашири, которое я теперь лишь пригублял.
Празднество проходило столь радостно, с таким искренним и сердечным
радушием, что оставалось только удивляться.
Улучив минуту, я шепотом спросил у сидевшего рядом Арнака:
- Ты что-нибудь понимаешь? Я - нет!
- Да, что-то очень уж они стараются...
- В чем же дело? Может быть, предстоит война?
- Похоже на то. Кажется, на них кто-то готовится напасть...
Оронапи в отличие от жизнерадостного толстяка Екуаны производил,
пожалуй, впечатление человека хмурого, сурового и даже грубого, но в этот
день всячески стремился быть приветливым и обходительным. Он буквально
рассыпался в любезностях, стараясь нам угодить и понравиться. Его
заинтересованность в нас была настолько очевидной, что явные проявления ее
меня порой даже смешили.
Будучи и сам в состоянии приподнятом (как-никак толику кашири я
все-таки выпил), я в конце концов решил без обиняков, быть может,
несколько бесцеремонно, спросить, чему и каким добрым ветрам мы обязаны
столь гостеприимному и радушному приему?
Оронапи взглянул на меня озадаченно, захваченный врасплох таким
вопросом, но замешательство его длилось недолго. Он сразу стал серьезен, с
минуту задумчиво смотрел на тыкву с кашири, которую держал в руке, потом
выплеснул ее содержимое на землю далеко в сторону в знак того, что не
хочет больше пить.
- Мне нужен союз с тобой! - твердо проговорил он, глядя мне прямо в
глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179