И они отлично понимают, что я не сутенер, не смогу жить на деньги, которые Гала зарабатывает в своем салоне… Что ж, придется крутиться, как в молодости, когда я перебивался мелочью в десяти журналах, ничего, кое-как хватало…»
Он спустился в туалет, разменял у женщины, убиравшей там, десятифранковую купюру на жетоны для телефона-автомата, потом сообразил, что их не хватит — звонить надо не в город, а в Мадрид, поменял сто франков, набрал номер, представился, попросил главного редактора; ответили, что главный на совещании в министерстве информации, вернется поздно.
— А его заместитель?
— Он проводит с сотрудниками обзор подготовленных материалов, сеньор Вернье, что ему передать?
— Нельзя ли пригласить к аппарату Хорхе Гарденаса, он ведет мой материал для следующего номера о Гаривасе и Доминиканской Республике?
— Одну минуту, я попробую.
В трубке зазвучала тихая, нежная мелодия.
«Быстро научились испанцы нашему опыту, — подумал Вернье, — музыка в телефоне — надежная гарантия от подслушивания, секретарям не надо зажимать потной ладошкой трубку, все равно отдельные слова можно было понять».
— Сеньор Вернье, ваш редактор сейчас в городе, — голос — сама нежность, сразу ясно, лжет, — но он оставил записку… Ваш материал снят, его перенесли, но точный номер пока еще неизвестен.
— А в чем причина? — спросил Вернье, ярясь на себя: что может ему ответить эта красотка?
— Не знаю, право, сеньор Вернье… Позвоните в конце недели сеньору Тарденасу, всего хорошего…
Вот так взяли тебя в оборот, подумал Вернье, быстро это у них делается… Ну, что же теперь? Как поступать? Садиться за материал для Хора и его команды? Ты много лет был в их команде, сказал он себе, и неплохо жилось тебе, да ты и сейчас с ними, ты же страшишься нищеты, разве нет? А кто ее не страшится, возразил он себе, все боятся, кроме тех, кто по-настоящему талантлив, а таких единицы в этом мире, уж что-что, а таланты бог калькулирует, как самый строгий экономист, считая, видимо, нецелесообразным баловать нас, детей своих…
Он поднялся наверх, попросил официанта принести тройную водку, выпил, ощутил жгучее тепло и понял, что сегодня будет пить, пусть герр Хор ждет, надо же ему отоспаться в отеле, устал, как-никак старость…
Он вернулся домой на набережную, в большую квартиру, построенную этой зимой; три комнаты с окнами на Сену для детей, две для себя; выпил еще, лег на кушетку, поставленную на большом балконе, крикнул:
— Гала, ты никогда не жила с нищим?
Та пришла из кухни, села рядом с ним.
— Почему? Жила.
— Ну и как?
— С милым рай и в шалаше… Тебе худо? Этот самый немец обидел тебя?
— Он меня уволил… Я теперь нищий, Гала, — с какой-то неведомой, странной радостью сказал он. — Ты будешь жить с нищим?
— Я заработаю нам на жизнь в салоне, — улыбнулась Гала. — Какие пустяки, не думай об этом, милый… Мне попадались богатые идиоты, отчего-то везло на них, так что жить с таким умным, нежным и любимым нищим, как ты, это счастье…
— А как я стану помогать детям?
— Я отдам тебе все, что у меня есть, на первое время хватит мальчику и Мари… Не огорчайся, я хорошо зарабатываю в салоне, ты сможешь помогать им, только был бы здоров и оставался таким, какого я люблю… А ты? Скажи, ты еще любишь меня? Или я надоела тебе?
— Надоела, — сказал Вернье. — Терпеть тебя не могу… Ну-ка, дай телефон…
Он набрал номер Хора и сказал:
— Знаете, лучше все-таки вам отоспаться в самолете, я ничего не стану писать, мы же с вами старики, пришло время думать о вечности, Страшный суд, ад и тому подобное…
Положив трубку, он посмотрел на Гала.
— Слушай, а за что ты любишь меня?
Она усмехнулась.
— За что? Это по торговой части, когда любят за что-то. Ты прожил свою жизнь, я свою, каждый из нас видел многое. Но я никогда еще не встречала в моей прошлой жизни таких, как ты.
55
Цепь (иллюстрация № 3).
18.10.83 года
В двадцать часов сорок минут Майкл Вэлш отправил шифротелеграммы в европейские резидентуры ЦРУ, в которых были даны соответствующие инструкции по поводу «утечки информации», о причастности Дигона к событиям в Гаривасе — с одной стороны и гибели Грацио — с другой.
В двадцать три часа комиссар полиции Матэн с подачи Папиньона до конца убедился в том, что Шор не пойдет на компромисс, во-первых, и не откроет своих карт, во-вторых.
В двадцать три часа сорок три минуты об этом был проинформирован Джон Хоф.
В двадцать три часа пятьдесят девять минут сообщение обо всем этом ушло в Лэнгли.
Цепь (иллюстрация № 4)
19.10.83
В пять часов девять минут утра шифротелеграмма от Вэлша поступила в римскую резидентуру.
В двенадцать часов пополудни заместитель резидента ЦРУ встретился со Славко Кадричем за чашкой кофе в маленькой пиццерии, что неподалеку от Колизея (совсем рядом со «стеной наглядной пропаганды»: границы Рима в пору античности; огромная территория империи; княжества времен краха; «Великая Италия» Муссолини и, наконец, нынешние границы республики очень впечатляют).
В пятнадцать часов Славко Кадрич оставил свой потрепанный «фиат» в центре Рима, поднялся по виа Венето, тщательно проверился, сел в автобус, спустился к вокзалу и здесь, возле кассы номер шесть, встретился с Францем Золли; беседа продолжалась пять минут; Золли получил портфель, где лежал паспорт на имя Фридриха Роделя, билет на самолет в Берн, водительское удостоверение и пять тысяч долларов; портрет Соломона Шора Кадрич сжег после того, как Золли сказал, что запомнил лицо инспектора; так же была уничтожена рукописная карта с нанесенным на нее маршрутом Шора, по которому тот возвращался из комиссариата домой, а также фотографии парка, где инспектор гулял со своей собакой Зуси.
В двадцать один час неизвестный на большой скорости сшиб Соломона Шора, который шел домой по темной маленькой улице после прогулки с собакой.
В двадцать один час тридцать семь минут Шор был доставлен в бессознательном состоянии в городскую клинику.
В двадцать два часа семь минут в клинику прибыл комиссар Матэн.
В двадцать два часа тридцать минут в клинику приехали представители прессы,
В двадцать два часа тридцать девять минут журналисты атаковали Матэна вопросами в узком больничном коридоре…
…Спланированный накануне Дэйвом Роллом скандал начался; неуправляемость процесса была кажущейся; возможные ходы противников заранее просчитаны на компьютерах, эндшпиль предрешен.
56
Ретроспектива IX (семь дней тому назад)
Джеймс Боу позвонил директору ЦРУ домой поздно, в одиннадцать.
— Слушай, дело стоит того, чтобы мы выпили с тобой по стакану молока. Как ты отнесешься к этому?
— Без молока не уснешь?
— Боюсь, что нет…
— Приезжай… Только возьми такси, ладно? И останови на углу, не доезжая до дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
Он спустился в туалет, разменял у женщины, убиравшей там, десятифранковую купюру на жетоны для телефона-автомата, потом сообразил, что их не хватит — звонить надо не в город, а в Мадрид, поменял сто франков, набрал номер, представился, попросил главного редактора; ответили, что главный на совещании в министерстве информации, вернется поздно.
— А его заместитель?
— Он проводит с сотрудниками обзор подготовленных материалов, сеньор Вернье, что ему передать?
— Нельзя ли пригласить к аппарату Хорхе Гарденаса, он ведет мой материал для следующего номера о Гаривасе и Доминиканской Республике?
— Одну минуту, я попробую.
В трубке зазвучала тихая, нежная мелодия.
«Быстро научились испанцы нашему опыту, — подумал Вернье, — музыка в телефоне — надежная гарантия от подслушивания, секретарям не надо зажимать потной ладошкой трубку, все равно отдельные слова можно было понять».
— Сеньор Вернье, ваш редактор сейчас в городе, — голос — сама нежность, сразу ясно, лжет, — но он оставил записку… Ваш материал снят, его перенесли, но точный номер пока еще неизвестен.
— А в чем причина? — спросил Вернье, ярясь на себя: что может ему ответить эта красотка?
— Не знаю, право, сеньор Вернье… Позвоните в конце недели сеньору Тарденасу, всего хорошего…
Вот так взяли тебя в оборот, подумал Вернье, быстро это у них делается… Ну, что же теперь? Как поступать? Садиться за материал для Хора и его команды? Ты много лет был в их команде, сказал он себе, и неплохо жилось тебе, да ты и сейчас с ними, ты же страшишься нищеты, разве нет? А кто ее не страшится, возразил он себе, все боятся, кроме тех, кто по-настоящему талантлив, а таких единицы в этом мире, уж что-что, а таланты бог калькулирует, как самый строгий экономист, считая, видимо, нецелесообразным баловать нас, детей своих…
Он поднялся наверх, попросил официанта принести тройную водку, выпил, ощутил жгучее тепло и понял, что сегодня будет пить, пусть герр Хор ждет, надо же ему отоспаться в отеле, устал, как-никак старость…
Он вернулся домой на набережную, в большую квартиру, построенную этой зимой; три комнаты с окнами на Сену для детей, две для себя; выпил еще, лег на кушетку, поставленную на большом балконе, крикнул:
— Гала, ты никогда не жила с нищим?
Та пришла из кухни, села рядом с ним.
— Почему? Жила.
— Ну и как?
— С милым рай и в шалаше… Тебе худо? Этот самый немец обидел тебя?
— Он меня уволил… Я теперь нищий, Гала, — с какой-то неведомой, странной радостью сказал он. — Ты будешь жить с нищим?
— Я заработаю нам на жизнь в салоне, — улыбнулась Гала. — Какие пустяки, не думай об этом, милый… Мне попадались богатые идиоты, отчего-то везло на них, так что жить с таким умным, нежным и любимым нищим, как ты, это счастье…
— А как я стану помогать детям?
— Я отдам тебе все, что у меня есть, на первое время хватит мальчику и Мари… Не огорчайся, я хорошо зарабатываю в салоне, ты сможешь помогать им, только был бы здоров и оставался таким, какого я люблю… А ты? Скажи, ты еще любишь меня? Или я надоела тебе?
— Надоела, — сказал Вернье. — Терпеть тебя не могу… Ну-ка, дай телефон…
Он набрал номер Хора и сказал:
— Знаете, лучше все-таки вам отоспаться в самолете, я ничего не стану писать, мы же с вами старики, пришло время думать о вечности, Страшный суд, ад и тому подобное…
Положив трубку, он посмотрел на Гала.
— Слушай, а за что ты любишь меня?
Она усмехнулась.
— За что? Это по торговой части, когда любят за что-то. Ты прожил свою жизнь, я свою, каждый из нас видел многое. Но я никогда еще не встречала в моей прошлой жизни таких, как ты.
55
Цепь (иллюстрация № 3).
18.10.83 года
В двадцать часов сорок минут Майкл Вэлш отправил шифротелеграммы в европейские резидентуры ЦРУ, в которых были даны соответствующие инструкции по поводу «утечки информации», о причастности Дигона к событиям в Гаривасе — с одной стороны и гибели Грацио — с другой.
В двадцать три часа комиссар полиции Матэн с подачи Папиньона до конца убедился в том, что Шор не пойдет на компромисс, во-первых, и не откроет своих карт, во-вторых.
В двадцать три часа сорок три минуты об этом был проинформирован Джон Хоф.
В двадцать три часа пятьдесят девять минут сообщение обо всем этом ушло в Лэнгли.
Цепь (иллюстрация № 4)
19.10.83
В пять часов девять минут утра шифротелеграмма от Вэлша поступила в римскую резидентуру.
В двенадцать часов пополудни заместитель резидента ЦРУ встретился со Славко Кадричем за чашкой кофе в маленькой пиццерии, что неподалеку от Колизея (совсем рядом со «стеной наглядной пропаганды»: границы Рима в пору античности; огромная территория империи; княжества времен краха; «Великая Италия» Муссолини и, наконец, нынешние границы республики очень впечатляют).
В пятнадцать часов Славко Кадрич оставил свой потрепанный «фиат» в центре Рима, поднялся по виа Венето, тщательно проверился, сел в автобус, спустился к вокзалу и здесь, возле кассы номер шесть, встретился с Францем Золли; беседа продолжалась пять минут; Золли получил портфель, где лежал паспорт на имя Фридриха Роделя, билет на самолет в Берн, водительское удостоверение и пять тысяч долларов; портрет Соломона Шора Кадрич сжег после того, как Золли сказал, что запомнил лицо инспектора; так же была уничтожена рукописная карта с нанесенным на нее маршрутом Шора, по которому тот возвращался из комиссариата домой, а также фотографии парка, где инспектор гулял со своей собакой Зуси.
В двадцать один час неизвестный на большой скорости сшиб Соломона Шора, который шел домой по темной маленькой улице после прогулки с собакой.
В двадцать один час тридцать семь минут Шор был доставлен в бессознательном состоянии в городскую клинику.
В двадцать два часа семь минут в клинику прибыл комиссар Матэн.
В двадцать два часа тридцать минут в клинику приехали представители прессы,
В двадцать два часа тридцать девять минут журналисты атаковали Матэна вопросами в узком больничном коридоре…
…Спланированный накануне Дэйвом Роллом скандал начался; неуправляемость процесса была кажущейся; возможные ходы противников заранее просчитаны на компьютерах, эндшпиль предрешен.
56
Ретроспектива IX (семь дней тому назад)
Джеймс Боу позвонил директору ЦРУ домой поздно, в одиннадцать.
— Слушай, дело стоит того, чтобы мы выпили с тобой по стакану молока. Как ты отнесешься к этому?
— Без молока не уснешь?
— Боюсь, что нет…
— Приезжай… Только возьми такси, ладно? И останови на углу, не доезжая до дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122