Когда Майкл Вэлш приехал к нему, директор открыл сейф и положил перед ним папку.
— Я хочу предварить наше последующее объяснение только одним замечанием, мистер Вэлш… Мы установили за вами наблюдение и выяснили все о вашей личной работе по Гаривасу. Я имею в виду инициативы, тайно замышленные вместе с мистером Роллом, при том что Дигон был задействован в качестве фигуры прикрытия.
Вэлш ощутил в солнечном сплетении гулкую пустоту, пальцы заледенели; он открыл папку, пролистал страницы; в глазах рябило, не мог зафиксировать в сознании строки, они ломались, змеились, делались черными, жуткими и безответными точками и тире; он смог лишь запомнить дважды упоминавшееся в рапорте название адвокатской фирмы «Лоренц энд Жабински»; ах, да, в случае провала предприятия и отставки Ролл обещал передать мне контрольный пакет именно этой фирмы, кажется, он называл четыре миллиона с центами, поразительная точность, но как же они умудрились записать все это, ведь мы были одни, совершенно одни, ах, да при чем все это теперь, когда наступил крах, конец, несмываемый позор…
Вэлш закурил, попробовал собраться, но никак не мог понять, какую линию поведения следовало избрать; в голове проносились обрывки каких-то фраз, слышался смех старшей дочери, плеск воды на водопадах, куда он каждую весну ездил с женою ловить форель, и пронзительный, зловещий крик чаек во Флориде, на самом берегу, где океан особенно величав и мощь его неподвластна разуму…
— Ваши предложения? — спросил наконец Вэлш, чувствуя, как трудно ему говорить, скулы свело, язык сделался сухим и тяжелым, вспомнил оцинкованный стол в парижском ресторанчике, где разделывали устриц, но сейчас ему виделись не устрицы, а вставал перед глазами огромный говяжий язык, такой же шершавый и холодный, как и его, и такой же неподвижный, беспомощный, легко поддающийся острому, отточенному ножу…
— Вы получали деньги от Ролла? — спросил директор ФБР.
— Должен был получить, — радуясь тому, что может облегчить себя признанием, ответил Вэлш.
— А от Дигона?
— Нет.
— Вступая в сговор с Роллом, вы понимали, что можете в своекорыстных целях подвести Соединенные Штаты к грани войны?
— Но мы постоянно находимся на грани войны, — как-то жалобно отозвался Вэлш.
— Я хочу, чтобы вы произнесли «да» или «нет», мистер Вэлш… Вы отдавали себе отчет в том, что ваша операция могла привести Штаты на грань войны?
— Ну, конечно же…
— Это все, что я хотел от вас услышать. Вы вправе принять решение по поводу того, как вам следует поступить. Не смею больше задерживать.
Не находя в себе сил подняться, Вэлш вяло осведомился:
— И вам давно все это было известно?
— С самого начала.
— С самого начала?! Почему же меня не вызвал к себе шеф?! Отчего он не спросил, зачем я так поступаю?
— Я думаю, он не станет отвечать на этот вопрос, мистер Вэлш, как и вы не стали бы отвечать на подобного рода вопрос своему сотруднику, заподозренному в нечестности.
— Но ведь должны быть какие-то нормы морали! Нельзя быть такими жестокими друг к другу! Операцию еще можно остановить! Есть время! Вы понимаете, все еще можно остановить! И вернуть в прежнее состояние! Я готов это сделать из вашего кабинета! Позвольте мне это! У нас в запасе несколько часов! Вечность!
— Мистер Вэлш, в вашем положении не следует думать о вечности. Я же сказал: у вас есть крайне ограниченное время для того, чтобы принять решение… Полагаю, в ваших интересах, точнее говоря, в интересах вашей репутации и, таким образом, репутации вашей семьи это стоит сделать сегодня ночью…
Через час после того, как стало известно, что Вэлш застрелился, ФБР дало указание задержать сообщение в прессу, а завтра утром сообщить версию «скоропостижной смерти по поводу острой сердечной недостаточности».
Через три часа директору ЦРУ поступило указание продолжить операцию «Коррида», начатую Вэлшем, но с внесением в нее тех корректив, которые были заранее оговорены.
Через семь часов биржевые дилеры, связанные с Робертом Каром, другом помощника президента, виднейшего специалиста по вопросам биржевых игр, получили соответствующие задания, как вести себя, чтобы нанести удар по Дигону и Роллу, гарантируя, таким образом, максимальный выигрыш концернам, близким к Роберту Кару и через него к помощнику президента, а также к тем, на кого он работал.
77

Цепь (иллюстрация № 7).
25.10.83
Джону Хофу пришло сообщение от санитара из клиники, купленного еще четыре дня назад, что инспектор попросил сиделку, дежурившую теперь у него постоянно, позвонить «сестре и сказать, чтобы принесла брату Соломону соленый сыр и домашний морс».
Никакой сестры у Шора не было, он дал сиделке телефон этой самой Мари Кровс, значит, не успокоился, готовит удар, сволочь.
Времени на то, чтобы выяснить, помнит ли он номер машины или ему все-таки отшибло память, уже не было. Счетчик включен, предприятие должно осуществиться без помех, потом пусть пишут и говорят что угодно, важно претворить в жизнь задуманное. Куда ни крути, прежде всего дело; слово потом; любые слова, черт с ними, ветер, пустое; главное — реализация идеи, закрепление позиций, победа.
Ночью, когда сиделка вышла в туалет (ей сыпанули в чай слабительное), полицейского, который теперь постоянно дежурил в коридоре, вызвали к телефону (это сделал Папиньон). В те минуты, пока Шор был один, к нему в палату вошел человек в белом халате и сунул шприц в вену, не протерев кожу спиртом.
Шор даже не захрипел, просто дернулся, а потом стал тянуться, будто приходил в себя после долгого и сладкого сна; шея у него сделалась тонкой, как у цыпленка, и такой же хрупкой.
Через семь минут после того, как свидетель был убран, адвокату Дона Баллоне, верному и доброму Ферручи, позвонили по телефону и, не представившись, сказали:
— Спокойной ночи.
Он поднялся из-за стола; именно этого звонка ждал до трех утра, достал из бара бутылку джина, плеснул в высокий стакан, неторопливо выжал лимон, стиснув его жесткими ладонями, долил тоника, медленно выпил и лишь после этого пошел в спальню; уснуть не мог, на сердце было тревожно.
«Ерунда, — сказал он себе, — подозрительность возникает тогда, когда находишься в экстремальной ситуации, но ведь дни бегут, через неделю-другую все кончится, можно будет уехать на Багамы и как следует отоспаться; нервы разгулялись; только б не дать разыграться эмоциям».
Тем не менее уснул он только под утро, приняв полтаблетки сильного снотворного.
78
25.10.83 (21 час 07 минут)
Посол принял Степанова сразу же, как только тот приехал к нему из аэропорта; было уже поздно, но Андреенко обычно кончал свой рабочий день что-то около полуночи.
Степанов ощущал постоянный изнуряющий озноб; видимо, все-таки, разыскивая Цорра, простудился;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122