Ни одна из женщин и не подумала ему помочь, они
лишь следили за его усилиями повеселевшими глазами. Пошатываясь под
тяжестью ноши, с грехом пополам ухитряясь не выронить то одно, то другое,
Гельвард поплелся на свет, к южному выходу.
Яркое солнце ослепило его. Он сбросил тюки на землю и огляделся.
С тех пор как он выходил наружу в последний раз, Город снова
переместился, и путевые бригады вовсю выкорчевывали рельсы. Женщины,
заслонившись от солнца ладонями, озирались вокруг. Вероятно, они очутились
на воле впервые с того самого дня, как попали в Город.
Малыш на руках Росарио залился плачем.
- Вы мне не поможете? - спросил Гельвард, кивая на тюки с пищей и
снаряжением. Они уставились на него, то ли не понимая, то ли делая вид,
что не понимают. - Хотите не хотите, а груз придется поделить.
Они по-прежнему не отвечали, тогда он присел на корточки и раскрыл
тюк с синтетической пищей. Решив, что Росарио и без того тяжело, он
разделил пищу на три части, вручил по пакету каждой из ее подруг, а третий
запихал обратно в свой тюк. Люсия и Катерина с неохотой уложили пакеты в
свои сумки, потеснив собственное имущество. Самым неудобным из
разрозненных предметов была веревка, но ее удалось перемотать потуже и
засунуть в тюк на освободившееся место. Стальные крючья и захваты он
ухитрился втиснуть в другой тюк, поверх палатки и спальных мешков. Теперь
ноша стала ухватистее, хоть и ненамного легче, и вопреки советам
Клаузевица Гельвард испытывал искушение просто выкинуть большую ее часть
ко всем чертям.
Малыш продолжал плакать, но Росарио это, по-видимому, не тревожило.
- Пошли, - бросил Гельвард, ощущая, что подопечные уже вызывают у
него раздражение. Он зашагал на юг параллельно рельсам, и спустя какой-то
миг женщины последовали за ним. Шли они все такой же тесной группкой,
держась в нескольких ярдах позади него.
Гельвард старался идти широким шагом, но уже через час вынужден был
признать, что в своих подсчетах скорости путешествия принимал желаемое за
действительное. Три женщины тащились за ним как черепахи, то и дело
жалуясь на жару и дорогу. Что и говорить, выданная им обувь была плохо
приспособлена для прогулок по пересеченной местности, но уж от жары-то он
страдал не меньше их. В форменной куртке, да еще придавленный к земле
тяжеленной ношей, он пропотел насквозь буквально за несколько минут.
Они были все еще в виду Города, солнце только подходило к зениту, а
малыш орал не переставая. Единственной отрадной минутой была короткая
встреча с Мальчускиным. Путеец искренне обрадовался Гельварду, тут же
стал, как водится, поносить наемных рабочих, а потом пожелал счастливого
пути. Поговорить бы с бывшим наставником подольше, да женщины, разумеется,
и не подумали дожидаться его, и пришлось нагонять их.
Наконец он решил объявить привал.
- Ты не могла бы унять своего ребенка? - обратился Гельвард к
Росарио.
Она смерила провожатого недобрым взглядом и села на землю.
- Ладно, я его покормлю...
Она продолжала смотреть на Гельварда в упор, ее подруги стали подле
нее, как на страже. Поняв намек, он отошел подальше и подчеркнуто стоял к
ним спиной, пока кормление не закончилось.
Потом он открыл одну из фляг с водой и пустил ее по кругу. Солнце
пекло немилосердно, и настроение падало по мере того, как нарастала жара.
Стащив с себя куртку, он пристроил ее поверх тюков; правда, лямки теперь
впивались в плечи еще глубже, зато телу стало чуть прохладнее.
Гельварду не терпелось тронуться дальше. Малыш заснул, его уложили на
спальный мешок, и две женщины подхватили этот мешок за углы наподобие
гамака. Пришлось взять еще и их сумки; Гельвард был теперь перегружен
сверх всякой меры, но в тот момент с радостью принял это в обмен на
желанную тишину.
Однако уже через полчаса пришлось сделать новую остановку. Он
вспотел, как мышь, и оттого, что женщинам тоже не сладко, ему было не
легче.
Гельвард поднял глаза на солнце. Оно стояло точно над головой.
Неподалеку из земли торчала небольшая скала, и он, сделав несколько шагов
в сторону, сел на землю, силясь вжаться в узкую полоску тени. Женщины не
замедлили присоединиться к нему, не прекращая, впрочем, роптать на родном
языке. Гельвард пожалел, что в свое время не приложил стараний, чтобы
выучиться испанскому: уловив смысл одной-двух фраз, он понял лишь, что
служит основной мишенью их острот и жалоб.
Он раскрыл пакет с синтетической пищей и развел ее водой из фляги.
Получился суп, цветом и вкусом напоминающий прокисшую овсянку. Ропот
возобновился с еще большей силой, но, как ни странно, даже доставил ему
известное удовольствие; жалобы на пищу, безусловно, были не лишены
оснований, однако он не собирался потакать женщинам, соглашаясь с ними.
Малыш все еще спал, хотя и беспокойно, - вероятно, из-за жары.
Гельвард испугался, что он проснется, едва они снимутся с места, и когда
женщины растянулись на земле, намереваясь вздремнуть, не стал им мешать.
Пока они отдыхали, Гельвард смотрел на Город, по-прежнему ясно
видимый милях в двух на севере, и пенял на себя, что не обращал внимания
на отметины, оставшиеся от канатных опор. Впрочем, за две мили они могли
миновать лишь одну такую отметину, и достаточно было подумать об этом, как
Гельвард окончательно поверил Клаузевицу, утверждавшему, что шрамы нельзя
не заметить. Он тут же без труда припомнил, что они встретили такой шрам
буквально за десять минут до остановки. Основания шпал оставляли
неглубокие вмятины - пять футов в длину на двенадцать дюймов в ширину, - а
там, где воздвигались канатные опоры, зияли настоящие ямы, обрамленные
кучами вывернутого грунта.
Итак, позади осталось первое гнездо опор. Тридцать семь впереди.
Но как бы медленно они ни двигались, Гельвард по-прежнему не видел
причин, которые могли бы помешать ему вернуться в Город к рождению
собственного ребенка. Только довести бы женщин до их селения - а там, сам
себе хозяин, он наверстает любую задержку, невзирая ни на какую погоду.
Он решил дать им отдохнуть еще часок, но как только этот час истек,
непреклонно встал над ними.
Катерина открыла глаза.
- Поднимайтесь, - сказал он. - Пора в путь.
- Слишком жарко.
- Ничего не попишешь. Пора идти.
Она поднялась, вызывающе потянулась всем телом и бросила подругам
какую-то короткую фразу. Они подчинились с такой же неохотой, и Росарио
подошла к малышу. К ужасу Гельварда, она разбудила его и взяла на руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
лишь следили за его усилиями повеселевшими глазами. Пошатываясь под
тяжестью ноши, с грехом пополам ухитряясь не выронить то одно, то другое,
Гельвард поплелся на свет, к южному выходу.
Яркое солнце ослепило его. Он сбросил тюки на землю и огляделся.
С тех пор как он выходил наружу в последний раз, Город снова
переместился, и путевые бригады вовсю выкорчевывали рельсы. Женщины,
заслонившись от солнца ладонями, озирались вокруг. Вероятно, они очутились
на воле впервые с того самого дня, как попали в Город.
Малыш на руках Росарио залился плачем.
- Вы мне не поможете? - спросил Гельвард, кивая на тюки с пищей и
снаряжением. Они уставились на него, то ли не понимая, то ли делая вид,
что не понимают. - Хотите не хотите, а груз придется поделить.
Они по-прежнему не отвечали, тогда он присел на корточки и раскрыл
тюк с синтетической пищей. Решив, что Росарио и без того тяжело, он
разделил пищу на три части, вручил по пакету каждой из ее подруг, а третий
запихал обратно в свой тюк. Люсия и Катерина с неохотой уложили пакеты в
свои сумки, потеснив собственное имущество. Самым неудобным из
разрозненных предметов была веревка, но ее удалось перемотать потуже и
засунуть в тюк на освободившееся место. Стальные крючья и захваты он
ухитрился втиснуть в другой тюк, поверх палатки и спальных мешков. Теперь
ноша стала ухватистее, хоть и ненамного легче, и вопреки советам
Клаузевица Гельвард испытывал искушение просто выкинуть большую ее часть
ко всем чертям.
Малыш продолжал плакать, но Росарио это, по-видимому, не тревожило.
- Пошли, - бросил Гельвард, ощущая, что подопечные уже вызывают у
него раздражение. Он зашагал на юг параллельно рельсам, и спустя какой-то
миг женщины последовали за ним. Шли они все такой же тесной группкой,
держась в нескольких ярдах позади него.
Гельвард старался идти широким шагом, но уже через час вынужден был
признать, что в своих подсчетах скорости путешествия принимал желаемое за
действительное. Три женщины тащились за ним как черепахи, то и дело
жалуясь на жару и дорогу. Что и говорить, выданная им обувь была плохо
приспособлена для прогулок по пересеченной местности, но уж от жары-то он
страдал не меньше их. В форменной куртке, да еще придавленный к земле
тяжеленной ношей, он пропотел насквозь буквально за несколько минут.
Они были все еще в виду Города, солнце только подходило к зениту, а
малыш орал не переставая. Единственной отрадной минутой была короткая
встреча с Мальчускиным. Путеец искренне обрадовался Гельварду, тут же
стал, как водится, поносить наемных рабочих, а потом пожелал счастливого
пути. Поговорить бы с бывшим наставником подольше, да женщины, разумеется,
и не подумали дожидаться его, и пришлось нагонять их.
Наконец он решил объявить привал.
- Ты не могла бы унять своего ребенка? - обратился Гельвард к
Росарио.
Она смерила провожатого недобрым взглядом и села на землю.
- Ладно, я его покормлю...
Она продолжала смотреть на Гельварда в упор, ее подруги стали подле
нее, как на страже. Поняв намек, он отошел подальше и подчеркнуто стоял к
ним спиной, пока кормление не закончилось.
Потом он открыл одну из фляг с водой и пустил ее по кругу. Солнце
пекло немилосердно, и настроение падало по мере того, как нарастала жара.
Стащив с себя куртку, он пристроил ее поверх тюков; правда, лямки теперь
впивались в плечи еще глубже, зато телу стало чуть прохладнее.
Гельварду не терпелось тронуться дальше. Малыш заснул, его уложили на
спальный мешок, и две женщины подхватили этот мешок за углы наподобие
гамака. Пришлось взять еще и их сумки; Гельвард был теперь перегружен
сверх всякой меры, но в тот момент с радостью принял это в обмен на
желанную тишину.
Однако уже через полчаса пришлось сделать новую остановку. Он
вспотел, как мышь, и оттого, что женщинам тоже не сладко, ему было не
легче.
Гельвард поднял глаза на солнце. Оно стояло точно над головой.
Неподалеку из земли торчала небольшая скала, и он, сделав несколько шагов
в сторону, сел на землю, силясь вжаться в узкую полоску тени. Женщины не
замедлили присоединиться к нему, не прекращая, впрочем, роптать на родном
языке. Гельвард пожалел, что в свое время не приложил стараний, чтобы
выучиться испанскому: уловив смысл одной-двух фраз, он понял лишь, что
служит основной мишенью их острот и жалоб.
Он раскрыл пакет с синтетической пищей и развел ее водой из фляги.
Получился суп, цветом и вкусом напоминающий прокисшую овсянку. Ропот
возобновился с еще большей силой, но, как ни странно, даже доставил ему
известное удовольствие; жалобы на пищу, безусловно, были не лишены
оснований, однако он не собирался потакать женщинам, соглашаясь с ними.
Малыш все еще спал, хотя и беспокойно, - вероятно, из-за жары.
Гельвард испугался, что он проснется, едва они снимутся с места, и когда
женщины растянулись на земле, намереваясь вздремнуть, не стал им мешать.
Пока они отдыхали, Гельвард смотрел на Город, по-прежнему ясно
видимый милях в двух на севере, и пенял на себя, что не обращал внимания
на отметины, оставшиеся от канатных опор. Впрочем, за две мили они могли
миновать лишь одну такую отметину, и достаточно было подумать об этом, как
Гельвард окончательно поверил Клаузевицу, утверждавшему, что шрамы нельзя
не заметить. Он тут же без труда припомнил, что они встретили такой шрам
буквально за десять минут до остановки. Основания шпал оставляли
неглубокие вмятины - пять футов в длину на двенадцать дюймов в ширину, - а
там, где воздвигались канатные опоры, зияли настоящие ямы, обрамленные
кучами вывернутого грунта.
Итак, позади осталось первое гнездо опор. Тридцать семь впереди.
Но как бы медленно они ни двигались, Гельвард по-прежнему не видел
причин, которые могли бы помешать ему вернуться в Город к рождению
собственного ребенка. Только довести бы женщин до их селения - а там, сам
себе хозяин, он наверстает любую задержку, невзирая ни на какую погоду.
Он решил дать им отдохнуть еще часок, но как только этот час истек,
непреклонно встал над ними.
Катерина открыла глаза.
- Поднимайтесь, - сказал он. - Пора в путь.
- Слишком жарко.
- Ничего не попишешь. Пора идти.
Она поднялась, вызывающе потянулась всем телом и бросила подругам
какую-то короткую фразу. Они подчинились с такой же неохотой, и Росарио
подошла к малышу. К ужасу Гельварда, она разбудила его и взяла на руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75