Вообще-то, по
расчетам, мост мог сопротивляться изгибу, но до определенного предела;
оттягивать дело до бесконечности было никак нельзя. Теперь работу
продолжали и по ночам при свете мощных дуговых ламп, получающих ток из
Города. Отпуска были отменены, ввели систему круглосуточных смен.
Как только к оттяжкам подвесили плиты полотна, Мальчускин с бригадой
уложили поверх плит рельсы. Одновременно на северной стороне расселины,
сразу же за уже построенной эстакадой, поднялись новые канатные опоры.
Город был так близко от нас, что все мы ночевали у себя в комнатах, и
каждый вечер мне бросалась в глаза очевидная разница между нервной,
напряженной обстановкой у моста и спокойным, размеренным ритмом
повседневной жизни в городских стенах. Мое поведение, надо думать,
отражало тревогу моих наставников, потому что Виктория вдруг возобновила
свои вопросы: чем это мы так заняты целые дни напролет?
И вот мост объявили готовым. Еще день, еще отсрочка, пока Леру и
другие мостостроители не провели серию скрупулезных испытаний. Лица их
продолжали оставаться напряженно сосредоточенными и тогда, когда они
сообщили во всеуслышание, что мост выдержит. За ночь Город подготовили к
перемещению. И едва забрезжил рассвет, по сигналу одного из движенцев
серая громада с беспредельной осторожностью, дюйм за дюймом поползла
вперед.
Я выбрал себе наблюдательный пункт на одной из несущих башен с южной
стороны расселины; передние колеса Города вкатились на мост, цепи приняли
на себя нагрузку, башня завибрировала - и устояла. В слабом свете
восходящего солнца я все же не мог не заметить, как под исполинским весом
опустились и натянулись цепи, как под чудовищной тяжестью прогнулось само
железнодорожное полотно. Я посмотрел на гильдиера из мостостроителей,
который притулился на той же башне в двух-трех ярдах от меня. Все его
внимание было поглощено прибором, присоединенным к цепям над нашими
головами, который измерял нагрузку. Никто из наблюдавших, что толпились по
сторонам, не шевелился и не произносил ни слова, будто малейший звук мог
нарушить непрочное равновесие всей системы. А Город все катился вперед, и
вскоре мост принял на себя его вес целиком.
Тишина оборвалась внезапно. С оглушительным треском - крутые стены
расселины отозвались громоподобным эхом - лопнул один из тяговых канатов.
И с дикой силой хлестнул прямо по цепи охранявших мост стражников. По
конструкциями моста пробежала крупная дрожь, а из недр Города донесся
истошный визг лебедки, вдруг избавленной от напряжения. Визг оборвался:
движенцы у пульта управления отключили мотор. Теперь Город продолжал
ползти на четырех лебедках, еще медленнее, чем раньше. На северной стороне
расселины лежал, свернувшись, лопнувший канат, а под ним - пять убитых
стражников.
Наконец, самые рискованные минуты остались позади. Город протиснулся
меж северных башен и лениво заскользил по эстакаде к канатным опорам.
Затем он затормозил, но никто не нарушил молчания - ни криков торжества,
ни вздохов облегчения. Трупы стражников подняли на носилки и прикрыли,
прежде чем унести в Город. Да и Город - был ли он хоть теперь в
безопасности? Строительство моста вызвало длительную задержку, и от
оптимума нас отделяли четыре с половиной мили. А сколько еще предстояло
сделать: снять рельсы, латать разорванный канат, демонтировать несущие
башни и цепи и сберечь их для возможных будущих нужд...
Но скоро, неизбежно скоро Город двинется в путь опять - все дальше и
дальше на север, вслед за оптимумом, который тем не менее всегда
ухитряется ускользнуть от нас, убежав на несколько миль вперед.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
1
Гельвард Манн скакал верхом. Привстав не стременах, склонившись к шее
крупной каурой кобылы, он весь отдался скачке: ветер, треплющий волосы,
грохот копыт по каменистой почве, дрожь мускулов на боках лошади,
подспудная боязнь, что она вот-вот споткнется и выкинет его из седла, -
все сливалось в дивное ощущение скорости. Путь лежал на юг, прочь от
убогих деревушек, где они только что побывали, через холмы и по равнине
обратно в Город. Когда за очередным гребнем он, наконец, показался на
горизонте, Гельвард перевел лошадь на легкий галоп и повернул ее по
широкой дуге обратно на север. Вскоре она перешла на шаг, а когда солнце
стало припекать, он и вовсе спешился и двинулся рядом, держа ее в поводу.
Он думал о Виктории: ее беременность длилась уже более десяти миль.
Выглядела она совершенно здоровой и даже похорошевшей, и администратор
медицинской службы заверил его, что все протекает нормально. Гельварду
теперь разрешали проводить в Городе больше времени, и он иногда целыми
днями оставался с женой. Им повезло - Город опять перемещался по ровной
местности. Ведь появись необходимость строить новый мост, возникни любые
другие чрезвычайные обстоятельства, и время, какое он мог уделить
Виктории, тут же резко сократилось бы.
Ученичество подходило к концу. Он поработал не за страх, а за совесть
со всеми гильдиями, кроме одной-единственной - своей собственной гильдии
разведчиков будущего. Меновщик Коллингс уже сообщил ему вполне официально,
что дело близится к развязке и что сегодня к вечеру его вызовет сам
Клаузевиц для подведения итогов практики. Гельвард не мог дождаться этой
минуты. Все еще не утратив юношеского пыла и наивности, по меркам Города
он уже считался взрослым - и вполне подтвердил это тяжким трудом. Он
осознал, что Город должен двигаться вперед во что бы то ни стало - пусть и
не вполне еще понял почему, - и готов был принять звание полноправного
гильдиера. За последние несколько миль он похудел, но мускулы его набрали
силу, а кожа покрылась ровным золотистым загаром. Он больше не падал в
изнеможении после каждого трудового дня, напротив, завершение очередной
нелегкой задачи приносило ему удовлетворение и ощущение полноты жизни.
Большинство гильдиеров, под началом которых ему довелось работать,
относились к нему уважительно и даже тепло, оценив его готовность
трудиться честно и без лишних вопросов; семейная жизнь с Викторией тоже
складывалась как нельзя лучше, и мало-помалу окружающие признали в нем
равного себе, достойного принять на свои плечи заботу о безопасности
Города.
Особенно добрые, дружеские отношения установились у Гельварда с
Коллингсом. Когда он отслужил обязательные пятнадцать миль - по три с
каждой из пяти гильдий, не считая своей собственной, - ему предложили
самому выбрать, в какой из них пройти дополнительную пятимильную практику,
и он тут же попросился к меновщику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
расчетам, мост мог сопротивляться изгибу, но до определенного предела;
оттягивать дело до бесконечности было никак нельзя. Теперь работу
продолжали и по ночам при свете мощных дуговых ламп, получающих ток из
Города. Отпуска были отменены, ввели систему круглосуточных смен.
Как только к оттяжкам подвесили плиты полотна, Мальчускин с бригадой
уложили поверх плит рельсы. Одновременно на северной стороне расселины,
сразу же за уже построенной эстакадой, поднялись новые канатные опоры.
Город был так близко от нас, что все мы ночевали у себя в комнатах, и
каждый вечер мне бросалась в глаза очевидная разница между нервной,
напряженной обстановкой у моста и спокойным, размеренным ритмом
повседневной жизни в городских стенах. Мое поведение, надо думать,
отражало тревогу моих наставников, потому что Виктория вдруг возобновила
свои вопросы: чем это мы так заняты целые дни напролет?
И вот мост объявили готовым. Еще день, еще отсрочка, пока Леру и
другие мостостроители не провели серию скрупулезных испытаний. Лица их
продолжали оставаться напряженно сосредоточенными и тогда, когда они
сообщили во всеуслышание, что мост выдержит. За ночь Город подготовили к
перемещению. И едва забрезжил рассвет, по сигналу одного из движенцев
серая громада с беспредельной осторожностью, дюйм за дюймом поползла
вперед.
Я выбрал себе наблюдательный пункт на одной из несущих башен с южной
стороны расселины; передние колеса Города вкатились на мост, цепи приняли
на себя нагрузку, башня завибрировала - и устояла. В слабом свете
восходящего солнца я все же не мог не заметить, как под исполинским весом
опустились и натянулись цепи, как под чудовищной тяжестью прогнулось само
железнодорожное полотно. Я посмотрел на гильдиера из мостостроителей,
который притулился на той же башне в двух-трех ярдах от меня. Все его
внимание было поглощено прибором, присоединенным к цепям над нашими
головами, который измерял нагрузку. Никто из наблюдавших, что толпились по
сторонам, не шевелился и не произносил ни слова, будто малейший звук мог
нарушить непрочное равновесие всей системы. А Город все катился вперед, и
вскоре мост принял на себя его вес целиком.
Тишина оборвалась внезапно. С оглушительным треском - крутые стены
расселины отозвались громоподобным эхом - лопнул один из тяговых канатов.
И с дикой силой хлестнул прямо по цепи охранявших мост стражников. По
конструкциями моста пробежала крупная дрожь, а из недр Города донесся
истошный визг лебедки, вдруг избавленной от напряжения. Визг оборвался:
движенцы у пульта управления отключили мотор. Теперь Город продолжал
ползти на четырех лебедках, еще медленнее, чем раньше. На северной стороне
расселины лежал, свернувшись, лопнувший канат, а под ним - пять убитых
стражников.
Наконец, самые рискованные минуты остались позади. Город протиснулся
меж северных башен и лениво заскользил по эстакаде к канатным опорам.
Затем он затормозил, но никто не нарушил молчания - ни криков торжества,
ни вздохов облегчения. Трупы стражников подняли на носилки и прикрыли,
прежде чем унести в Город. Да и Город - был ли он хоть теперь в
безопасности? Строительство моста вызвало длительную задержку, и от
оптимума нас отделяли четыре с половиной мили. А сколько еще предстояло
сделать: снять рельсы, латать разорванный канат, демонтировать несущие
башни и цепи и сберечь их для возможных будущих нужд...
Но скоро, неизбежно скоро Город двинется в путь опять - все дальше и
дальше на север, вслед за оптимумом, который тем не менее всегда
ухитряется ускользнуть от нас, убежав на несколько миль вперед.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
1
Гельвард Манн скакал верхом. Привстав не стременах, склонившись к шее
крупной каурой кобылы, он весь отдался скачке: ветер, треплющий волосы,
грохот копыт по каменистой почве, дрожь мускулов на боках лошади,
подспудная боязнь, что она вот-вот споткнется и выкинет его из седла, -
все сливалось в дивное ощущение скорости. Путь лежал на юг, прочь от
убогих деревушек, где они только что побывали, через холмы и по равнине
обратно в Город. Когда за очередным гребнем он, наконец, показался на
горизонте, Гельвард перевел лошадь на легкий галоп и повернул ее по
широкой дуге обратно на север. Вскоре она перешла на шаг, а когда солнце
стало припекать, он и вовсе спешился и двинулся рядом, держа ее в поводу.
Он думал о Виктории: ее беременность длилась уже более десяти миль.
Выглядела она совершенно здоровой и даже похорошевшей, и администратор
медицинской службы заверил его, что все протекает нормально. Гельварду
теперь разрешали проводить в Городе больше времени, и он иногда целыми
днями оставался с женой. Им повезло - Город опять перемещался по ровной
местности. Ведь появись необходимость строить новый мост, возникни любые
другие чрезвычайные обстоятельства, и время, какое он мог уделить
Виктории, тут же резко сократилось бы.
Ученичество подходило к концу. Он поработал не за страх, а за совесть
со всеми гильдиями, кроме одной-единственной - своей собственной гильдии
разведчиков будущего. Меновщик Коллингс уже сообщил ему вполне официально,
что дело близится к развязке и что сегодня к вечеру его вызовет сам
Клаузевиц для подведения итогов практики. Гельвард не мог дождаться этой
минуты. Все еще не утратив юношеского пыла и наивности, по меркам Города
он уже считался взрослым - и вполне подтвердил это тяжким трудом. Он
осознал, что Город должен двигаться вперед во что бы то ни стало - пусть и
не вполне еще понял почему, - и готов был принять звание полноправного
гильдиера. За последние несколько миль он похудел, но мускулы его набрали
силу, а кожа покрылась ровным золотистым загаром. Он больше не падал в
изнеможении после каждого трудового дня, напротив, завершение очередной
нелегкой задачи приносило ему удовлетворение и ощущение полноты жизни.
Большинство гильдиеров, под началом которых ему довелось работать,
относились к нему уважительно и даже тепло, оценив его готовность
трудиться честно и без лишних вопросов; семейная жизнь с Викторией тоже
складывалась как нельзя лучше, и мало-помалу окружающие признали в нем
равного себе, достойного принять на свои плечи заботу о безопасности
Города.
Особенно добрые, дружеские отношения установились у Гельварда с
Коллингсом. Когда он отслужил обязательные пятнадцать миль - по три с
каждой из пяти гильдий, не считая своей собственной, - ему предложили
самому выбрать, в какой из них пройти дополнительную пятимильную практику,
и он тут же попросился к меновщику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75