Гнев во мне кипел и рвался наружу, и,
задержись я на минуту дольше, я того и гляди набросился бы на кого-нибудь
из них с кулаками. Я ненавидел эту якобы взрослую покровительственную
манеру разговора, но в то же время чувствовал, что и сам сумел поддеть их.
Два молоденьких стрелка с арбалетами никак не могли устоять против
нападения, и они сами прекрасно все понимали, но для их самолюбия важно
было, чтобы я об этом не догадался.
Отойдя достаточно далеко, чтобы они не услышали, я бросился бежать,
но тут же споткнулся о шпалу. Я отошел чуть подальше от полотна и снова
побежал. Мальчускин поджидал меня в хижине, и мы разделили очередную
трапезу из все той же синтетической пищи.
6
Еще два дня работы с Мальчускиным - и настала пора моего первого
отпуска. В течение этих двух дней путеец пришпоривал свою бригаду пуще
прежнего, и мы кое-чего добились. Вообще говоря, укладывать новые пути
было тяжелее, чем выкапывать старые шпалы, однако было тут и свое
преимущество - мы видели конкретные плоды своего труда, полотно день ото
дня вытягивалось все дальше. Прежде чем уложить шпалы, а на них рельсы,
приходилось еще и копать ямы под бетонные основания. Но к северу от Города
работали сразу три путевые бригады, протяженность проложенных ими путей
была примерно одинакова, и волей-неволей возникало соперничество: кто
сделает больше. Не без удивления следил я за тем, как эти, казалось бы,
подневольные люди рвались обогнать друг друга и, напрягаясь до седьмого
пота, еще и подтрунивали над теми, кто отставал.
- Два дня, - сказал Мальчускин перед тем, как отпустить меня в Город,
- и ни минутой больше. Скоро начнется перемещение, на счету будет каждая
пара рук.
- Через два дня я должен вернуться к вам?
- Это определит твоя гильдия... Впрочем, да, еще две мили ты
проведешь со мной. Затем, на следующие три мили, тебя передадут в другую
гильдию.
- А в какую именно?
- Не знаю. Это решат твои начальники.
В тот день мы закончили работу очень поздно, и я заночевал в хижине.
Честно говоря, у меня была на то и еще одна причина: мне ничуть не
улыбалось, проходя в сумерках через выемку, снова столкнуться со
стражниками. В дневное время их почти не было видно, но Мальчускин
рассказал, что ночные охранные патрули с каждым днем будут становиться все
многочисленнее, а перед самым перемещением пути будут стеречь как зеницу
ока.
Наутро я отправился вдоль путей вниз, в Город.
Теперь, когда я попал в Город на законном основании, разыскать
Викторию оказалось несложно. В прошлый раз я не решился на активные
поиски: ведь в глубине души я сознавал, что обязан как можно скорее
вернуться к Мальчускину. Два долгих дня отпуска меняли дело - теперь уж
никто не посмеет упрекнуть меня, что я уклоняюсь от своих обязанностей.
Впрочем, я все равно понятия не имел, как найти ее, и был вынужден
унизиться до расспросов. Сперва я все время попадал не туда, но наконец
меня направили в одну из комнат четвертого уровня, где Виктория и еще
трое-четверо молодых людей корпели над чем-то под началом
женщины-администратора. Заметив меня в дверях, Виктория шепнула ей
несколько слов и подбежала ко мне. Мы вышли в коридор.
- Привет, Гельвард, - сказала она, затворяя за собой дверь.
- Привет... Но если ты занята, я могу зайти и попозже.
- Не беспокойся, все в порядке. Ты же в отпуске?
- Да.
- Тогда и я в отпуске. Пошли.
Она повела меня по коридору. Мы свернули в боковой проход, потом
спустились по лесенке на полэтажа и очутились в узком коридорчике, по обе
стороны которого тянулись двери. Одну из этих дверей она и открыла,
поманив меня за собой.
Комната, куда мы попали, оказалась самым большим жилым помещением,
какое я до сих пор видел в Городе. В глаза прежде всего бросалась широкая
кровать, но была здесь и другая мебель, добротная и удобная, и еще
оставалось на удивление много свободного места. У одной из стен
примостились раковина и маленькая плита, а кроме того, в комнате стояли
стол с двумя стульями, платяной шкаф и еще два кресла. Больше всего
поразило меня то, что в комнате было окно.
Я тут же устремился к нему и выглянул наружу. Окно выходило во дворик
и на противоположную стену со множеством других окон. Дворик был неширок,
окно невелико - и что находилось по сторонам, видно не было.
- Нравится? - спросила Виктория.
- Какая большая комната! Она, что, твоя?
- Отчасти. Наша, как только мы поженимся.
- Ах, да, кто-то уже говорил, что мне положено отдельное жилье.
- Наверное, это и имелось в виду, - сказала Виктория. - Сейчас-то ты
где живешь?
- Все еще в яслях. Но, честно говоря, я там не ночевал с самой
церемонии.
- Ты уже работаешь вне Города?
- Я... Меня...
Я запнулся, не находя ответа. Вне Города? В самом деле, что сказать
ей - ведь я связан клятвой...
- Я знаю, что ты выходишь за стены Города. Это не такой уж секрет.
- А что еще ты знаешь?
- Кое-что знаю. Но об этом потом, мы с тобой, можно сказать, еще и не
разговаривали! Заварить тебе чаю?
- Синтетического?
Я тут же пожалел о неосторожном слове: меньше всего мне хотелось
показаться невежливым.
- Боюсь, что да. Но я вскоре начну работать в цехе синтеза, и, может
быть, удастся придумать что-нибудь, чтобы он стал получше на вкус.
Напряжение понемногу спадало. Первые полтора, а то и два часа
разговор шел практически ни о чем, не выходя за рамки взаимного вежливого
любопытства, но мало-помалу становился все более естественным - все же мы
с Викторией не были совершенно чужими друг другу.
В разговоре, разумеется, мы не могли не вернуться к нашей жизни в
яслях, и тут я почувствовал, что в глубине души у меня просыпается новая
тревога. Пока меня не вывели из Города, я и понятия не имел о том, что там
увижу. Уроки в яслях казались мне - как и большинству - сухими,
отвлеченными и оторванными от действительности. В нашем распоряжении было
несколько печатных книг, главным образом о жизни людей на Планете Земля, а
в основном учителя рекомендовали нам тексты собственного сочинения. Мы
узнали - или думали, что узнали, - многое о повседневных обычаях Планеты
Земля, но нам сразу же разъяснили, что здесь, на этой планете, мы ничего
подобного не встретим. Естественная детская любознательность немедля
ставила вопрос, а что же мы встретим, но на сей счет учителя хранили
гробовое молчание. И в наших знаниях образовался зияющий разрыв: с одной
стороны, мы изучали по книгам жизнь в каком-то ином мире, отличном от
нашего, с другой - напрягая воображение, строили догадки о жизни и обычаях
Города.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
задержись я на минуту дольше, я того и гляди набросился бы на кого-нибудь
из них с кулаками. Я ненавидел эту якобы взрослую покровительственную
манеру разговора, но в то же время чувствовал, что и сам сумел поддеть их.
Два молоденьких стрелка с арбалетами никак не могли устоять против
нападения, и они сами прекрасно все понимали, но для их самолюбия важно
было, чтобы я об этом не догадался.
Отойдя достаточно далеко, чтобы они не услышали, я бросился бежать,
но тут же споткнулся о шпалу. Я отошел чуть подальше от полотна и снова
побежал. Мальчускин поджидал меня в хижине, и мы разделили очередную
трапезу из все той же синтетической пищи.
6
Еще два дня работы с Мальчускиным - и настала пора моего первого
отпуска. В течение этих двух дней путеец пришпоривал свою бригаду пуще
прежнего, и мы кое-чего добились. Вообще говоря, укладывать новые пути
было тяжелее, чем выкапывать старые шпалы, однако было тут и свое
преимущество - мы видели конкретные плоды своего труда, полотно день ото
дня вытягивалось все дальше. Прежде чем уложить шпалы, а на них рельсы,
приходилось еще и копать ямы под бетонные основания. Но к северу от Города
работали сразу три путевые бригады, протяженность проложенных ими путей
была примерно одинакова, и волей-неволей возникало соперничество: кто
сделает больше. Не без удивления следил я за тем, как эти, казалось бы,
подневольные люди рвались обогнать друг друга и, напрягаясь до седьмого
пота, еще и подтрунивали над теми, кто отставал.
- Два дня, - сказал Мальчускин перед тем, как отпустить меня в Город,
- и ни минутой больше. Скоро начнется перемещение, на счету будет каждая
пара рук.
- Через два дня я должен вернуться к вам?
- Это определит твоя гильдия... Впрочем, да, еще две мили ты
проведешь со мной. Затем, на следующие три мили, тебя передадут в другую
гильдию.
- А в какую именно?
- Не знаю. Это решат твои начальники.
В тот день мы закончили работу очень поздно, и я заночевал в хижине.
Честно говоря, у меня была на то и еще одна причина: мне ничуть не
улыбалось, проходя в сумерках через выемку, снова столкнуться со
стражниками. В дневное время их почти не было видно, но Мальчускин
рассказал, что ночные охранные патрули с каждым днем будут становиться все
многочисленнее, а перед самым перемещением пути будут стеречь как зеницу
ока.
Наутро я отправился вдоль путей вниз, в Город.
Теперь, когда я попал в Город на законном основании, разыскать
Викторию оказалось несложно. В прошлый раз я не решился на активные
поиски: ведь в глубине души я сознавал, что обязан как можно скорее
вернуться к Мальчускину. Два долгих дня отпуска меняли дело - теперь уж
никто не посмеет упрекнуть меня, что я уклоняюсь от своих обязанностей.
Впрочем, я все равно понятия не имел, как найти ее, и был вынужден
унизиться до расспросов. Сперва я все время попадал не туда, но наконец
меня направили в одну из комнат четвертого уровня, где Виктория и еще
трое-четверо молодых людей корпели над чем-то под началом
женщины-администратора. Заметив меня в дверях, Виктория шепнула ей
несколько слов и подбежала ко мне. Мы вышли в коридор.
- Привет, Гельвард, - сказала она, затворяя за собой дверь.
- Привет... Но если ты занята, я могу зайти и попозже.
- Не беспокойся, все в порядке. Ты же в отпуске?
- Да.
- Тогда и я в отпуске. Пошли.
Она повела меня по коридору. Мы свернули в боковой проход, потом
спустились по лесенке на полэтажа и очутились в узком коридорчике, по обе
стороны которого тянулись двери. Одну из этих дверей она и открыла,
поманив меня за собой.
Комната, куда мы попали, оказалась самым большим жилым помещением,
какое я до сих пор видел в Городе. В глаза прежде всего бросалась широкая
кровать, но была здесь и другая мебель, добротная и удобная, и еще
оставалось на удивление много свободного места. У одной из стен
примостились раковина и маленькая плита, а кроме того, в комнате стояли
стол с двумя стульями, платяной шкаф и еще два кресла. Больше всего
поразило меня то, что в комнате было окно.
Я тут же устремился к нему и выглянул наружу. Окно выходило во дворик
и на противоположную стену со множеством других окон. Дворик был неширок,
окно невелико - и что находилось по сторонам, видно не было.
- Нравится? - спросила Виктория.
- Какая большая комната! Она, что, твоя?
- Отчасти. Наша, как только мы поженимся.
- Ах, да, кто-то уже говорил, что мне положено отдельное жилье.
- Наверное, это и имелось в виду, - сказала Виктория. - Сейчас-то ты
где живешь?
- Все еще в яслях. Но, честно говоря, я там не ночевал с самой
церемонии.
- Ты уже работаешь вне Города?
- Я... Меня...
Я запнулся, не находя ответа. Вне Города? В самом деле, что сказать
ей - ведь я связан клятвой...
- Я знаю, что ты выходишь за стены Города. Это не такой уж секрет.
- А что еще ты знаешь?
- Кое-что знаю. Но об этом потом, мы с тобой, можно сказать, еще и не
разговаривали! Заварить тебе чаю?
- Синтетического?
Я тут же пожалел о неосторожном слове: меньше всего мне хотелось
показаться невежливым.
- Боюсь, что да. Но я вскоре начну работать в цехе синтеза, и, может
быть, удастся придумать что-нибудь, чтобы он стал получше на вкус.
Напряжение понемногу спадало. Первые полтора, а то и два часа
разговор шел практически ни о чем, не выходя за рамки взаимного вежливого
любопытства, но мало-помалу становился все более естественным - все же мы
с Викторией не были совершенно чужими друг другу.
В разговоре, разумеется, мы не могли не вернуться к нашей жизни в
яслях, и тут я почувствовал, что в глубине души у меня просыпается новая
тревога. Пока меня не вывели из Города, я и понятия не имел о том, что там
увижу. Уроки в яслях казались мне - как и большинству - сухими,
отвлеченными и оторванными от действительности. В нашем распоряжении было
несколько печатных книг, главным образом о жизни людей на Планете Земля, а
в основном учителя рекомендовали нам тексты собственного сочинения. Мы
узнали - или думали, что узнали, - многое о повседневных обычаях Планеты
Земля, но нам сразу же разъяснили, что здесь, на этой планете, мы ничего
подобного не встретим. Естественная детская любознательность немедля
ставила вопрос, а что же мы встретим, но на сей счет учителя хранили
гробовое молчание. И в наших знаниях образовался зияющий разрыв: с одной
стороны, мы изучали по книгам жизнь в каком-то ином мире, отличном от
нашего, с другой - напрягая воображение, строили догадки о жизни и обычаях
Города.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75