Меня в это не впутывай.
— Ах боже, ах боже, ах боже!—запричитала она и откинула простыню.— Я и забыла, что ты великий детектив. Если я не разбросала возле постели белье, так ты сразу же подозреваешь, что я соблазняю тебя, одетая с ног до головы, так ведь?— сказала она и подошла ко мне. Обхватила меня за талию.— Ты всегда был осликом, Тики.
— Я это знаю.
— А что ты скажешь, если я захочу вернуться?
— Ничего. Я тебе не поверю. Одурачить себя во второй раз я не позволю.
Она вышла в гостиную, нервозно закурила.
— Если бы я захотела, ты еще упрашивать бы меня стал!—сказала она неуверенно, а я только ухмыльнулся. Я сел возле нее, теперь уже абсолютно спокойный.
— У тебя кто-то есть!—сказала она.
— Нет.
— Тики, я не хочу ничего плохого.
— Гм.
— Неужто так трудно понять? Мне тридцать четыре. Я признаюсь, что жила довольно разнузданно, но все еще можно уладить. Я хочу иметь ребенка.
Я смолчал. Удержался от колкостей, которые вертелись у меня на языке.
— От тебя. Дура я, что не хотела ребенка раньше, что сперва хотела пожить в свое удовольствие. Мне бы хоте-
лось, чтобы он вырос таким же порядочным человеком, как ты.
Я невозмутимо покачал головой.
— Ничего другого мне от тебя не надо. Если ты не хочешь, чтобы я была с тобой, могу здесь и не жить, это совсем необязательно. Но мне нужен ребенок. Я не хочу в один прекрасный день остаться одна. Тики, а ведь правда, нам с тобой было хорошо, когда мы только поженились, а?
— Когда только поженились.
Она взглянула на часы и вскочила.
— Ну, ладно, пойду. Жаль. Я тебе еще позвоню, может, передумаешь. Я знаю, это звучит скверно, когда об этом говорят так по-деловому. Во всем виновата я сама. Но если ты захочешь... Если сможешь... Ну, ты знаешь, где меня найти:
Хлопнула дверь, и Гана исчезла. Признаюсь, меня так и подмывало вернуть ее. Высунуться из окна, свистнуть, заложив пальцы в рот. Кинуться за ней вдогонку, поймать ее еще у лифта внизу. Но я этого не сделал, и что теперь вздыхать понапрасну.
Гана, Ирена, Ирена, Гана. С субботы два этих имени гудят у меня в голове. Нынешнее дело скоро завершится. Как только мы передадим его в прокуратуру, примусь искать себе жену. Я не хочу в сорок лет свихнуться.
- ЭТО СДЕЛАЛ ГУГО?— выпаливает Экснер, едва подследственного уводят. Я пожимаю плечами.
— Пожалуй, нет. Скорее всего, нет. Могу поспорить на ползарплаты.
— Ничего?—говорит Бавор в телефонную трубку.— Слушай, а как насчет Коленатого? Опять ничего? Да чем вы там, ребята, занимаетесь, что не знаете даже таких звезд? Это все равно что не знать Марадону! А тебе говорит что-нибудь имя Стиблова? Джейн Стиблова. Во-во! Ну так я к тебе заскочу. Спасибо!
— Ничего это не даст,— буркнул я.— Мы ловим мышь, а кошка от нас удрала.
Бавор окаменел в дверях. Щелкнул пальцами.
— Бертик, не вешать голову!
— Мы на этом погорим, увидишь.
— Я скажу начальнику, чтобы он тебя отстранил.
— Черта с два!
— Ты переутомился. Не проявляешь инициативы, не вынюхиваешь.
— Давай отчаливай! -
Бавор ухмыляется и уходит. Я пишу. Номер страницы — сто семьдесят восемь. Дело уже толще «Старика и моря», а ведь какая книга! Мы точно пауки; ткущие паутину. Но о чем идет речь на каждой странице? Все о деньгах да о деньгах. «Что такое счастье?»— спрашивают мои дорогие сограждане. Это когда ты богат. Когда заимел то-другое. Пожалуй, мы не ожидали, что наши возвышенные идеалы так потускнеют. Какую шапку дают в газетах, когда печатают выигрышные номера лотереи? «Улыбнулось ли вам счастье?» Как назывался кинофильм о людях, помешанных на спортлото? «Счастье придет в воскресенье». А здоровье? А любовь? А красивые и умные дети? А мир? Разумеется, не тот захватанный, газетный, а тот, который вы ощущаете, когда, хорошо исполнив свою работу, предаетесь отдохновению в саду или забрасываете крючок в заводь; Мы пренебрегаем вещами, ценность которых не выражена в деньгах. Мы заискиваем перед официантом, который нас обсчитывает, стремимся поддерживать с ним хорошие отношения, потому что он нагреб полмиллиона. Чего мы ожидаем? Что он с нами поделится, если мы будем с ним приветливы? Что он даст нам взаймы, когда мы окажемся на мели? Что если мы будем с ним обходительны, то авось он усовестится и станет драть с нас поменьше? Плюх, плюх. Толчемся в грязи. А ведь эту грязь развели мы сами.
Нынче я печален. Нынче ко мне не относится то, что написал обо мне мой друг, автор детективных романов: «У него решительное, умное выражение лица и глаза, в которых то и дело вспыхивают веселые искорки». Нынче вид у меня глупейший, а в глазах пустота.
Я воровски оглядываюсь через плечо, придвигаю телефон. Набираю номер.
— Слушаю! Пансионат «Либуша».
Куда подевалось решительное выражение моего лица? Меня пугает собственная смелость, меня так и подмывает положить трубку.
— Алло! Кто говорит?
— Глухий. Позовите, пожалуйста, пани Сладкую.
— Вот не знаю. Попробую. Ах да, ключа здесь нет. Минутку, пан Глухий.
— Благодарю.
— Слушаю! Сладкая!
— Добрый день! Старший лейтенант Глухий. Тот, что вас обычно умыкает из дому. Тот, что выводит вас из себя, стараясь делать свою работу как можно лучше. Тот шутник, который...
— И довольно, довольно. Поняла. Надеюсь, вы не хотите, чтобы я опять приехала к вам?
— Нет. Я хотел бы загладить свою вину, ведь я вел себя так... Вынужден был вести себя так. Я хотел бы пригласить вас поужинать вместе.
— Чтобы опять выпытывать у меня, да?
— Нет! Что вы! Я буду говорить только о своем увлечении.
— Не о коллекционировании ли бабочек? Прием известный.
— Нет, об увлечении стихами. Сейчас это принято; Я читаю книгу о детективе Адаме Дальглеше, который издает сборники своих стихов, так вот я подумал, не попробовать ли и мне, раз это модно.
— И вам нужно вдохновение?
— А как же, без этого ничего не получится.
— Черт~те что! Я говорю с вами так, будто готова согласиться.
Я издал стон.
— И знаете, мне ужасно хочется принять ваше приглашение. Вчера я весь день провела в постели. Мне нужно побывать на людях.
— Я за вами заеду, а потом опять отвезу, стало быть, мне будет не до возлияний, так что не бойтесь, ничего такого я себе не позволю, ну...
— Да оставьте вы! Так куда мне прийти и во сколько?
— Часиков в восемь?
— Идет.
— Может, в ресторане «На плотах»?
— А это не какое-нибудь логово? Не замышляете ли вы чего-нибудь против меня?
— Нет, и это такая же правда, как то, что майор Ба-%жант мой начальник!
— Ну так в восемь. Пока!—сказала она и повесила трубку.
Я потер руки и вставил в машинку чистый лист бумаги. Сто семьдесят девять. Вернулся Бавор с какой-то папкой. Остановился, навострил уши.
— Дорогой доктор! Тебе пришло что-то в голову, а? Я это вижу по твоему лицу. Ты напал на след!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
— Ах боже, ах боже, ах боже!—запричитала она и откинула простыню.— Я и забыла, что ты великий детектив. Если я не разбросала возле постели белье, так ты сразу же подозреваешь, что я соблазняю тебя, одетая с ног до головы, так ведь?— сказала она и подошла ко мне. Обхватила меня за талию.— Ты всегда был осликом, Тики.
— Я это знаю.
— А что ты скажешь, если я захочу вернуться?
— Ничего. Я тебе не поверю. Одурачить себя во второй раз я не позволю.
Она вышла в гостиную, нервозно закурила.
— Если бы я захотела, ты еще упрашивать бы меня стал!—сказала она неуверенно, а я только ухмыльнулся. Я сел возле нее, теперь уже абсолютно спокойный.
— У тебя кто-то есть!—сказала она.
— Нет.
— Тики, я не хочу ничего плохого.
— Гм.
— Неужто так трудно понять? Мне тридцать четыре. Я признаюсь, что жила довольно разнузданно, но все еще можно уладить. Я хочу иметь ребенка.
Я смолчал. Удержался от колкостей, которые вертелись у меня на языке.
— От тебя. Дура я, что не хотела ребенка раньше, что сперва хотела пожить в свое удовольствие. Мне бы хоте-
лось, чтобы он вырос таким же порядочным человеком, как ты.
Я невозмутимо покачал головой.
— Ничего другого мне от тебя не надо. Если ты не хочешь, чтобы я была с тобой, могу здесь и не жить, это совсем необязательно. Но мне нужен ребенок. Я не хочу в один прекрасный день остаться одна. Тики, а ведь правда, нам с тобой было хорошо, когда мы только поженились, а?
— Когда только поженились.
Она взглянула на часы и вскочила.
— Ну, ладно, пойду. Жаль. Я тебе еще позвоню, может, передумаешь. Я знаю, это звучит скверно, когда об этом говорят так по-деловому. Во всем виновата я сама. Но если ты захочешь... Если сможешь... Ну, ты знаешь, где меня найти:
Хлопнула дверь, и Гана исчезла. Признаюсь, меня так и подмывало вернуть ее. Высунуться из окна, свистнуть, заложив пальцы в рот. Кинуться за ней вдогонку, поймать ее еще у лифта внизу. Но я этого не сделал, и что теперь вздыхать понапрасну.
Гана, Ирена, Ирена, Гана. С субботы два этих имени гудят у меня в голове. Нынешнее дело скоро завершится. Как только мы передадим его в прокуратуру, примусь искать себе жену. Я не хочу в сорок лет свихнуться.
- ЭТО СДЕЛАЛ ГУГО?— выпаливает Экснер, едва подследственного уводят. Я пожимаю плечами.
— Пожалуй, нет. Скорее всего, нет. Могу поспорить на ползарплаты.
— Ничего?—говорит Бавор в телефонную трубку.— Слушай, а как насчет Коленатого? Опять ничего? Да чем вы там, ребята, занимаетесь, что не знаете даже таких звезд? Это все равно что не знать Марадону! А тебе говорит что-нибудь имя Стиблова? Джейн Стиблова. Во-во! Ну так я к тебе заскочу. Спасибо!
— Ничего это не даст,— буркнул я.— Мы ловим мышь, а кошка от нас удрала.
Бавор окаменел в дверях. Щелкнул пальцами.
— Бертик, не вешать голову!
— Мы на этом погорим, увидишь.
— Я скажу начальнику, чтобы он тебя отстранил.
— Черта с два!
— Ты переутомился. Не проявляешь инициативы, не вынюхиваешь.
— Давай отчаливай! -
Бавор ухмыляется и уходит. Я пишу. Номер страницы — сто семьдесят восемь. Дело уже толще «Старика и моря», а ведь какая книга! Мы точно пауки; ткущие паутину. Но о чем идет речь на каждой странице? Все о деньгах да о деньгах. «Что такое счастье?»— спрашивают мои дорогие сограждане. Это когда ты богат. Когда заимел то-другое. Пожалуй, мы не ожидали, что наши возвышенные идеалы так потускнеют. Какую шапку дают в газетах, когда печатают выигрышные номера лотереи? «Улыбнулось ли вам счастье?» Как назывался кинофильм о людях, помешанных на спортлото? «Счастье придет в воскресенье». А здоровье? А любовь? А красивые и умные дети? А мир? Разумеется, не тот захватанный, газетный, а тот, который вы ощущаете, когда, хорошо исполнив свою работу, предаетесь отдохновению в саду или забрасываете крючок в заводь; Мы пренебрегаем вещами, ценность которых не выражена в деньгах. Мы заискиваем перед официантом, который нас обсчитывает, стремимся поддерживать с ним хорошие отношения, потому что он нагреб полмиллиона. Чего мы ожидаем? Что он с нами поделится, если мы будем с ним приветливы? Что он даст нам взаймы, когда мы окажемся на мели? Что если мы будем с ним обходительны, то авось он усовестится и станет драть с нас поменьше? Плюх, плюх. Толчемся в грязи. А ведь эту грязь развели мы сами.
Нынче я печален. Нынче ко мне не относится то, что написал обо мне мой друг, автор детективных романов: «У него решительное, умное выражение лица и глаза, в которых то и дело вспыхивают веселые искорки». Нынче вид у меня глупейший, а в глазах пустота.
Я воровски оглядываюсь через плечо, придвигаю телефон. Набираю номер.
— Слушаю! Пансионат «Либуша».
Куда подевалось решительное выражение моего лица? Меня пугает собственная смелость, меня так и подмывает положить трубку.
— Алло! Кто говорит?
— Глухий. Позовите, пожалуйста, пани Сладкую.
— Вот не знаю. Попробую. Ах да, ключа здесь нет. Минутку, пан Глухий.
— Благодарю.
— Слушаю! Сладкая!
— Добрый день! Старший лейтенант Глухий. Тот, что вас обычно умыкает из дому. Тот, что выводит вас из себя, стараясь делать свою работу как можно лучше. Тот шутник, который...
— И довольно, довольно. Поняла. Надеюсь, вы не хотите, чтобы я опять приехала к вам?
— Нет. Я хотел бы загладить свою вину, ведь я вел себя так... Вынужден был вести себя так. Я хотел бы пригласить вас поужинать вместе.
— Чтобы опять выпытывать у меня, да?
— Нет! Что вы! Я буду говорить только о своем увлечении.
— Не о коллекционировании ли бабочек? Прием известный.
— Нет, об увлечении стихами. Сейчас это принято; Я читаю книгу о детективе Адаме Дальглеше, который издает сборники своих стихов, так вот я подумал, не попробовать ли и мне, раз это модно.
— И вам нужно вдохновение?
— А как же, без этого ничего не получится.
— Черт~те что! Я говорю с вами так, будто готова согласиться.
Я издал стон.
— И знаете, мне ужасно хочется принять ваше приглашение. Вчера я весь день провела в постели. Мне нужно побывать на людях.
— Я за вами заеду, а потом опять отвезу, стало быть, мне будет не до возлияний, так что не бойтесь, ничего такого я себе не позволю, ну...
— Да оставьте вы! Так куда мне прийти и во сколько?
— Часиков в восемь?
— Идет.
— Может, в ресторане «На плотах»?
— А это не какое-нибудь логово? Не замышляете ли вы чего-нибудь против меня?
— Нет, и это такая же правда, как то, что майор Ба-%жант мой начальник!
— Ну так в восемь. Пока!—сказала она и повесила трубку.
Я потер руки и вставил в машинку чистый лист бумаги. Сто семьдесят девять. Вернулся Бавор с какой-то папкой. Остановился, навострил уши.
— Дорогой доктор! Тебе пришло что-то в голову, а? Я это вижу по твоему лицу. Ты напал на след!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76