Проявится нервозность, страх? Побледнеет человек или покраснеет? Все имеет значение, лицо иногда скажет больше, чем целые тома. Пани Сладкая выглядит всего-навсего усталой. Сонной. Я подхожу к ней, представляюсь, приглашаю в машину.
Глава II
В НАШЕЙ РАБОТЕ
есть свои правила игры, часто мы их даже не осознаем, подчиняясь им машинально. Мы поднимаемся по лестнице жилого дома на Виноградах. Хотя со мной женщина, я иду не первым, а чуть позади, на некотором расстоянии от ее правого локтя. Я прикрываю табличку с именем на двери в квартиру, звоню. Капитан Бавор открывает.. Войдя, Ирена (опасная слабость — нужно как можно скорее от нее избавиться — поддаваться обаянию женщин, которые могут быть замешаны в каких-либо преступлениях) удивленно осматривается.
Надо сказать, здесь есть на что посмотреть. Квартира обставлена роскошно. На полах ворсовые ковры, мягкие, как английские газоны. В углу гостиной финский гарнитур. Здесь и японский телевизор, и видеомагнитофон, масса предметов, которые на обычную зарплату не купишь.
Бавор впивается глазами в лицо Ирены, кажется, он не пренебрег бы даже лупой.
— Вы знаете, в чьей квартире находитесь? Вы здесь уже бывали?
Пани Сладкая (вот это правильный подход — по фамилии) пожимает плечами, отрицательно качает головой. «Нет» на оба вопроса.
Мы предлагаем ей сесть в кресло. Некоторое время предоставляем терзаться любопытством, затем даем фотографию убитого.
Она тут же кивает головой, волосы змейками струятся по ее руке.
— Это Ферда... Ферецкий.
Мы с Бавором обмениваемся взглядами.
— Простите, не могла бы я чего-нибудь попить? Я легла спать под утро.
Обычно Экснер ленив, но сейчас я его просто не узнаю. Он улыбается, срывается с места и тут же возвращается со стаканом, да еще несет его на подносе. Не хватает только салфетки, перекинутой через согнутую руку, как это принято у официантов в «Пуппе» 4.
— А не заварить ли нам кофейку? — обращается ко мне Бавор.
Нет смысла напоминать ему, что сейчас его очередь. Я иду на кухню.
Лучший отель в Карловых Варах,
— Ведь вы не станете покрывать негодяя? — спрашивает Экснер, снисходительный, как классный руководитель.
Ловко же он мне подсуропил! По правилам допроса он будет теперь разыгрывать роль доброго, все понимающего дядюшки. А мне, таким образом, отводится роль злого партнера, сомневающегося во всем, что будет произнесено. Если в какой-то момент допрос понадобится ужесточить, сделать это придется мне.
НАША КОНТОРА —
неприглядная, пропыленная конура на пятом этаже видавшего виды здания. Я плещу на себя теплой водой, переодеваюсь, так как нам предстоит утренний рапорт. Наш майор любит видеть перед собой аккуратно одетых людей. Пани Сладкой мы дали машину, которая отвезет ее домой, в квартире Ферецкого оставили наряд. Мы докладываем майору, какие меры нами приняты, что мы выяснили, что еще предстоит сделать. До чего же все просто приятеля, пишущего детективные романы границу он выводит жертву, а затем соответствующего злодея. В различных биологических, баллистических и всяких других лабораториях романист-детектив творит нечто невероятное: однажды у него хватило наглости установить с точностью до минуты, когда именно через такую-то полосу земли прошел человек, только что из ревности задушивший своего соперника. Моему приятелю немедленно становятся понятны явные и скрытые мотивы поступков каждого из действующих лиц; порой, чтобы упростить дело, он запирает всех в одном доме, а то так и в одной комнате. Мы же расследуем сразу несколько дел. Убийство — в первую голову. Делу об убийстве дается зеленый свет, даже если все остальное приходится до поры до времени отложить. Деньги, валюта — особая статья. Фальшивые стодолларовые бумажки — даже не дожидаясь экспертизы, мы можем с уверенностью сказать, что речь пойдет о фальшивомонетчиках.
— Ты займешься этими махинациями,— дает начальство задание Экснеру.— Что-то больно много всего, тут должны быть обширные связи. Возьмешь себе в помощь Микеша. А вы, старший лейтенант, сделаете портрет этого... как его... Ферецкого.
— Как далеко мне следует заходить? — наивно спрашиваю я, потому как в такую рань соображаю довольно туго.
— Это на ваше усмотрение, любезный! В процессе работы сориентируетесь, не так ли? — тут же получаю я щелчок по носу.— Не водить же мне вас за ручку!
— Нет, конечно, нет,— учтиво реагирую я на его раздраженность. У майора опять болит желудок. Так что нужно ходить на цыпочках, делать все незаметно, не привлекая к себе внимания, и при этом ничего не упустить.
— И не мешало бы вам постричься!
— Слушаюсь!
Остальные начинают наскоро приглаживать волосы за уши, потому что порой наш начальник может так разойтись, что ой-ой-ой! Когда такой день выпадает, парикмахерская напротив выполняет месячный план за несколько утренних часов.
— Все ясно? Разойтись!
Ну и что из этого? Ведь свою профессию я выбрал сам, так что жаловаться не приходится! В любом учреждении я мог напороться на шефа, у которого время от времени болит желудок. И который время от времени задавал бы мне взбучку.
— Ты даже не представляешь, какой ты везучий,— дружески говорит мне Экснер, когда мы идем к себе по коридору.— Мы раздобыли дело на Ферецкого. Когда вернешься от парикмахера, оно будет лежать у тебя на столе.
— Сидел? — спрашиваю я.
— Сидел. Там найдешь все.
— Спасибо. Ну так я пошел к цирюльнику,—-говорю я, снимаю пиджак, кладу галстук в ящик стола. И тут до меня доходит. «Мы забыли об одной вещи»,— проносится у меня в голове.— Ну и болваны же мы, мой капитан.
— Согласен,— говорит он.
— Нам надо было снять у Сладкой отпечатки пальцев. Тогда бы мы точно знали, бывала она на той хавире или нет.
— Но, дорогой доктор Ватсон, ведь она хотела испить водицы, не так ли? Я оставил стакан на столе и велел ребятам начать с него. Ты был ослеплен совсем другим, но один из нас должен сохранять трезвость мысли.
— А все из-за того, что вы даже выспаться не дадите человеку как следует.
— Сам виноват. Я был в кровати в двадцать один ноль-ноль.
ИРЕНА СЛАДКАЯ
может улыбнуться так, что у вас перехватит дыхание. Она склоняется надо мной, ее длинные волосы приятно щекочут мне щеки.
— Так ты уже два года как живешь один? Бедненький ты мой!—говорит она и проводит нежными пальчиками по моим векам.— Надо нам что-то делать, а то это может причинить тебе вред!
— Я знал, что ты однажды придешь,— лениво говорю я,— Предчувствия меня не обманывают! Это-то и помогало мне жить. Знаешь, ты пришла как раз вовремя, еще немного...
Она закрывает мне рот ладошкой, сладостно пахнущей одеколоном,
— Обожди! Сейчас не говори!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Глава II
В НАШЕЙ РАБОТЕ
есть свои правила игры, часто мы их даже не осознаем, подчиняясь им машинально. Мы поднимаемся по лестнице жилого дома на Виноградах. Хотя со мной женщина, я иду не первым, а чуть позади, на некотором расстоянии от ее правого локтя. Я прикрываю табличку с именем на двери в квартиру, звоню. Капитан Бавор открывает.. Войдя, Ирена (опасная слабость — нужно как можно скорее от нее избавиться — поддаваться обаянию женщин, которые могут быть замешаны в каких-либо преступлениях) удивленно осматривается.
Надо сказать, здесь есть на что посмотреть. Квартира обставлена роскошно. На полах ворсовые ковры, мягкие, как английские газоны. В углу гостиной финский гарнитур. Здесь и японский телевизор, и видеомагнитофон, масса предметов, которые на обычную зарплату не купишь.
Бавор впивается глазами в лицо Ирены, кажется, он не пренебрег бы даже лупой.
— Вы знаете, в чьей квартире находитесь? Вы здесь уже бывали?
Пани Сладкая (вот это правильный подход — по фамилии) пожимает плечами, отрицательно качает головой. «Нет» на оба вопроса.
Мы предлагаем ей сесть в кресло. Некоторое время предоставляем терзаться любопытством, затем даем фотографию убитого.
Она тут же кивает головой, волосы змейками струятся по ее руке.
— Это Ферда... Ферецкий.
Мы с Бавором обмениваемся взглядами.
— Простите, не могла бы я чего-нибудь попить? Я легла спать под утро.
Обычно Экснер ленив, но сейчас я его просто не узнаю. Он улыбается, срывается с места и тут же возвращается со стаканом, да еще несет его на подносе. Не хватает только салфетки, перекинутой через согнутую руку, как это принято у официантов в «Пуппе» 4.
— А не заварить ли нам кофейку? — обращается ко мне Бавор.
Нет смысла напоминать ему, что сейчас его очередь. Я иду на кухню.
Лучший отель в Карловых Варах,
— Ведь вы не станете покрывать негодяя? — спрашивает Экснер, снисходительный, как классный руководитель.
Ловко же он мне подсуропил! По правилам допроса он будет теперь разыгрывать роль доброго, все понимающего дядюшки. А мне, таким образом, отводится роль злого партнера, сомневающегося во всем, что будет произнесено. Если в какой-то момент допрос понадобится ужесточить, сделать это придется мне.
НАША КОНТОРА —
неприглядная, пропыленная конура на пятом этаже видавшего виды здания. Я плещу на себя теплой водой, переодеваюсь, так как нам предстоит утренний рапорт. Наш майор любит видеть перед собой аккуратно одетых людей. Пани Сладкой мы дали машину, которая отвезет ее домой, в квартире Ферецкого оставили наряд. Мы докладываем майору, какие меры нами приняты, что мы выяснили, что еще предстоит сделать. До чего же все просто приятеля, пишущего детективные романы границу он выводит жертву, а затем соответствующего злодея. В различных биологических, баллистических и всяких других лабораториях романист-детектив творит нечто невероятное: однажды у него хватило наглости установить с точностью до минуты, когда именно через такую-то полосу земли прошел человек, только что из ревности задушивший своего соперника. Моему приятелю немедленно становятся понятны явные и скрытые мотивы поступков каждого из действующих лиц; порой, чтобы упростить дело, он запирает всех в одном доме, а то так и в одной комнате. Мы же расследуем сразу несколько дел. Убийство — в первую голову. Делу об убийстве дается зеленый свет, даже если все остальное приходится до поры до времени отложить. Деньги, валюта — особая статья. Фальшивые стодолларовые бумажки — даже не дожидаясь экспертизы, мы можем с уверенностью сказать, что речь пойдет о фальшивомонетчиках.
— Ты займешься этими махинациями,— дает начальство задание Экснеру.— Что-то больно много всего, тут должны быть обширные связи. Возьмешь себе в помощь Микеша. А вы, старший лейтенант, сделаете портрет этого... как его... Ферецкого.
— Как далеко мне следует заходить? — наивно спрашиваю я, потому как в такую рань соображаю довольно туго.
— Это на ваше усмотрение, любезный! В процессе работы сориентируетесь, не так ли? — тут же получаю я щелчок по носу.— Не водить же мне вас за ручку!
— Нет, конечно, нет,— учтиво реагирую я на его раздраженность. У майора опять болит желудок. Так что нужно ходить на цыпочках, делать все незаметно, не привлекая к себе внимания, и при этом ничего не упустить.
— И не мешало бы вам постричься!
— Слушаюсь!
Остальные начинают наскоро приглаживать волосы за уши, потому что порой наш начальник может так разойтись, что ой-ой-ой! Когда такой день выпадает, парикмахерская напротив выполняет месячный план за несколько утренних часов.
— Все ясно? Разойтись!
Ну и что из этого? Ведь свою профессию я выбрал сам, так что жаловаться не приходится! В любом учреждении я мог напороться на шефа, у которого время от времени болит желудок. И который время от времени задавал бы мне взбучку.
— Ты даже не представляешь, какой ты везучий,— дружески говорит мне Экснер, когда мы идем к себе по коридору.— Мы раздобыли дело на Ферецкого. Когда вернешься от парикмахера, оно будет лежать у тебя на столе.
— Сидел? — спрашиваю я.
— Сидел. Там найдешь все.
— Спасибо. Ну так я пошел к цирюльнику,—-говорю я, снимаю пиджак, кладу галстук в ящик стола. И тут до меня доходит. «Мы забыли об одной вещи»,— проносится у меня в голове.— Ну и болваны же мы, мой капитан.
— Согласен,— говорит он.
— Нам надо было снять у Сладкой отпечатки пальцев. Тогда бы мы точно знали, бывала она на той хавире или нет.
— Но, дорогой доктор Ватсон, ведь она хотела испить водицы, не так ли? Я оставил стакан на столе и велел ребятам начать с него. Ты был ослеплен совсем другим, но один из нас должен сохранять трезвость мысли.
— А все из-за того, что вы даже выспаться не дадите человеку как следует.
— Сам виноват. Я был в кровати в двадцать один ноль-ноль.
ИРЕНА СЛАДКАЯ
может улыбнуться так, что у вас перехватит дыхание. Она склоняется надо мной, ее длинные волосы приятно щекочут мне щеки.
— Так ты уже два года как живешь один? Бедненький ты мой!—говорит она и проводит нежными пальчиками по моим векам.— Надо нам что-то делать, а то это может причинить тебе вред!
— Я знал, что ты однажды придешь,— лениво говорю я,— Предчувствия меня не обманывают! Это-то и помогало мне жить. Знаешь, ты пришла как раз вовремя, еще немного...
Она закрывает мне рот ладошкой, сладостно пахнущей одеколоном,
— Обожди! Сейчас не говори!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76