Годердзи в былые времена не однажды доводилось входить в обжиговую печь. И на этот раз он вошел следом за рабочими, ему не терпелось узнать, хорош ли обжиг этой партии кирпича.
Когда он вошел внутрь и обошел печь кругом, у него внезапно закружилась голова.
Годердзи все же сделал еще два-три шага, но тут вдруг почувствовал сильное сердцебиение, в глазах потемнело, и, поняв, что теряет сознание, он едва успел крикнуть: «Помогите!..»
Как вытащили его из этой адской печи, он уже не помнил.
В кабинете его уложили на стол — больше некуда было, потом, через некоторое время, остановили какую-то грузовую машину, идущую в Самеба, с грехом пополам усадили в нее директора и отправили домой.
Всю дорогу Годердзи сидел, прикрыв глаза. Веки так отяжелели, что трудно было их поднять. Но когда машина подъехала к воротам его дома, он собрался с силами, сам, без посторонней помощи спустился из кабины, поблагодарил сопровождавших его рабочих и распрощался с ними.
Вошел во двор, едва волоча ноги, поднялся по лестнице.
Хорошо, Малало не оказалось дома. Она бы разум потеряла, увидев, как он бредет по ступенькам.
Его неодолимо тянуло лечь, закрыть глаза, расслабиться, но он превозмогал себя: «Малало увидит, что я лежу, испугается».
Он встретил ее на ногах, сделав бодрый вид, однако безошибочный глаз супруги тотчас заметил недоброе. Она побледнела, но не растерялась, проворно сделала ему ножную горячую ванну (это у нее было панацеей от всех болезней), дала таблетку валидола и, уложив в постель, кликнула соседского мальчишку — послала за доктором.
Годердзи, чудом избегнувшему инфаркта, прописали двухнедельный постельный режим. Никогда еще не приходилось ему лежать так долго.
В субботу утром явился Малхаз. Хмурый, неулыбчивый.
— Ты что же, заболел? — спросил он, остановившись у постели отца.
— Как видишь.
— Очень уж не вовремя ты слег,— с неприкрытым неудовольствием отметил сын.
— Разве болезнь когда-нибудь бывает вовремя? — тотчас парировала упрек сына Малало.
— Может быть, это дипломатический шаг? — спросил Малхаз с напускной улыбкой.
— Ты хочешь сказать, не притворяюсь ли я больным, так, кажется? — приподнявшись с подушки, проговорил Годердзи.
— Да не знаю, всяко бывает.
— Что ты говоришь, мальчик,— вскипела Малало,— с ним чуть инфаркт не случился, он в раскаленную печь вошел!
— Ну, если «чуть», ничего страшного нет.
— Страшное только смерть, верно? — уточнил Годердзи.
— Не бойся, отец, смерть пока что далеко от тебя.
— Сохрани бог, сохрани бог! — воздела руки Малало.
— Как тебе сказали, отец, завтра у меня свадьба, правда, гостей почти не будет, мы так, по-домашнему, но все же свадьба. Без тебя никак нельзя.
— Это верно, но что мне делать, вставать врач не разрешает.
— Да ты что, какое вставать, куда вставать, две недели лежать должен, если хочешь поправиться и быть здоровым! — рассердилась Малало.
— А что, если я подам машину, усажу в нее тебя, осторожно, бережно, и там, на месте, выведем тебя осторожно, на руках по лестнице поднимем, ты посидишь за столом недолго, чтоб не утомиться, и с той же осторожностью обратно домой доставим, а? Что скажешь?
Малхаз стоял у изголовья кровати и смотрел на отца с такой подзадоривающей улыбкой, с какой подростки друг на друга смотрят, когда на борьбу подбивают.
— Ой, умереть бы мне на месте, что ты несешь? Соображаешь ты? Болен он, тебе это непонятно? Говорю, человека едва инфаркт не хватил, а ты хочешь его туда-сюда таскать? — коршуном налетела на сына разъяренная Малало и встала между Малхазом и кроватью, словно заслоняя собой мужа.— Не я это придумала, доктор сказал. Всякими аппаратами его выслушивали, кардиограмму сделали, а ты тут болтаешь невесть что!
Малхаз никогда еще не видел мать такой суровой, такой непреклонной и разгневанной.
Глаза у Малало стали жесткими, в голосе звенел металл, она почти кричала и слова отчеканивала — как топором рубила.
— Доктор, доктор! — презрительно махнул рукой Малхаз и брезгливо скривил губы.— Хотя бы они что-нибудь смыслили, эти доктора. Они хуже коновалов.— Он задумался, потом сказал: — Давайте сделаем так: завтра утром я приведу одного моего приятеля, врача, пусть он еще раз осмотрит папу, и поступим так, как он посоветует. Ну что скажут люди, если на моей свадьбе ни отца моего, ни матери не будет?..
— Что хотят, пусть то и говорят, вот уж не было заботы!.. Я его жизнью рисковать не могу...
— А ты что скажешь, папа? — не отступал Малхаз. Он надеялся, что Годердзи легче будет уломать.
— Ну что я могу тебе сказать. Тебе, я вижу, важнее этот мой один приход, нежели все то, что со мной после может произойти...
— Ох-ох-охо! — Малхаз схватился за голову.— Нескончаемые обвинения, нескончаемые подозрения, нескончаемые поучения!.. Сколько может выдержать все это человек?
— Да что тебе, в конце концов, выдерживать? Неблагодарный ты, неблагодарный и есть! Если мы тебя выдерживаем, почему ты не можешь нас выдержать? И что это нас уж так трудно выдержать? А ты не знаешь, что жизнь человеческая это только выдержка и есть? — стараясь не переходить на крик, опять вступила Малало.
— Ладно, когда так, что ж делать,— Малхаз пошел на попятный.— Но тогда ты, мама, обязательно должна прийти, слышишь? Обязательно.
— Нет, сын мой, не смогу. Я твоего отца в таком состоянии одного не оставлю.
— Да что с ним, в самом деле, такого, что ты на два часа не можешь его оставить?
Малхаза душила обида и злоба, он с трудом сдерживался. Упорство родителей казалось ему попросту упрямством.
— Не привыкла я без него одной быть. Где он, там и я. Та прожили мы всю жизнь, так и уйдем с этого света.
— Ну что ж,— голос Малхаза зазвучал угрожающе, и он погрозил родителям пальцем,— в таком случае знайте, что ноги моей в этом доме больше не будет!
С этими словами он бросился к двери, распахнул ее, но, прежде чем выйти из комнаты, с порога обернулся и кинул взгляд на отца и мать. Видимо, хотел знать, какое впечатление произвели на них его слова. Может, надеялся, что Годердзи и Малало вскочат, побегут за ним, чтобы вернуть обратно, станут просить у него прощения...
— Как знаешь, сын мой...— негромко произнесла Малало, и подбородок у нее задрожал.
Годердзи не двинулся, не шелохнулся, только глядел на Малхаза немигающими глазами.
Тогда он в бешенстве хлопнул дверью и стремглав бросился прочь из отчего дома.
Как только дверь за сыном захлопнулась, Малало встала, подошла к окну и долго смотрела на дорогу, ведущую в сторону дома Эдишерашвили. Она стояла, приподняв и сжав плечи, мелкая частая дрожь сотрясала все ее тело.
Но Малало пришлось-таки посетить в тот день дом Эдишерашвили.
Она пришла туда раньше назначенного времени, чтобы успеть уйти до начала свадьбы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127