Одолей алчность свою.
В самом сердце Внутренней Картли, там, где зеленый отрог Триалетского хребта наискось спускается к Куре, суживая благодатную Картлийскую долину, на просторном пологом склоне, утопая в садах и виноградниках, привольно раскинулось старинное село Самеба.
Самеба считается одним из древнейших поселений в Грузии, а за его крепкими, мужественными, разумными и зажиточными обитателями спокон веку идет добрая молва.
Тамошние мужчины, рослые, сильные, степенные, отличаются трудолюбием, щедростью и хлебосольством. В старину они известны были и ратными своими делами. Отважные, смелые и на редкость выносливые, они были доблестными воинами. И, как бы в память о былых временах, в каждом самебском доме по сей день на видном месте, на настенном ковре красуется оружие — скрещенные сабли или кремневые ружья.
В то же время самебцы замечательные земледельцы — садоводы и хлебопашцы. Они гордятся тем, что именно в их краях — древнейшей житнице Грузии — в незапамятные времена был выведен совершенно особый сорт пшеницы, так называемый «долис пури», необыкновенно устойчивый и живучий. Из поколения в поколение старики рассказывают, как некогда, во времена вражеских нашествий, пронесется, бывало, конница по хлебному полю, и кажется, копыта мчавшихся ,во весь опор коней затоптали, сгубили ниву, ан нет: пройдет неделя, и постепенно подымутся, восстанут полегшие стебли, воспрянут, и снова наливается колос золотым зерном.
«Долис пури» не только живуч,—- хлеб, испеченный из его муки, удивительно вкусен и благодаря особой породе сорняка, придающего ей голубоватый оттенок, очень долго не черствеет и не плесневеет.
Женщины Самеба славятся красотой и домовитостью. Навряд ли в Картли найдется отец семейства, который не рад был бы ввести в свой дом невестку из Самеба. И правда, куда бы ни забросила судьба дочерей этого села, статных, полногрудых и широкобедрых, с удивительно тонкой талией, с медовыми глазами и каштановыми волосами, повсюду сверкают они как алмаз, и мало кому удается их затмить. Впрочем, самебцы крайне редко отдают своих девушек замуж на сторону, и множатся в Самеба ребятишки с медовыми глазами и каштановыми волосами.
Благодать коренных жителей Самеба объясняют по-разному: иные приписывают ее целебным свойствам местных родников, иные — закаляющей силе курной волны, иные — сытости здешнего колоса, а иные — сочетанию горного и долинного воздуха.
Воздух здесь и вправду удивительный. Жарким летом, когда на долины Картли нисходит палящий зной, когда от засухи трескается земля и сохнут сады и трава становится желтой и ломкой, а раскаленный воздух тяжел и неподвижен и ни один листочек не шелохнется на поникших деревьях, в благословенной Самеба не пересыхают студеные родники, а по вечерам ветерок с гор приносит живительную прохладу.
Так оно или этак, но все самебское еще издревле ценилось высоко. Тому способствовала и былая слава этих мест: Самеба упоминается во многих древних летописях, и самебцы гордятся, помимо всего, историей своего села.
Здесь все от мала до велика знают, что некогда, во времена первого вторжения в Грузию монголов, у околицы Самеба, так называемой Кошкеби, грузинское войско наголову разбило и обратило в бегство монгольские орды; что именно самебцы преградили путь атабагу Кваркварэ, заставив его перейти вброд Куру и принять неравный бой у соседнего села Арадэти, где он и был разбит; что в окрестностях Самеба объединенные войска Зураба Эристави и Баадура Цицишвили нанесли жестокое поражение лучшему полководцу грозного Шах-Аббаса, знаменитому Корчи-баши, уничтожив четырнадцать тысяч персов; что кизилбаши предали огню вековой самебский лес и сожгли его дотла. Более двух месяцев горел лес — хранитель и кормилец села. Гибель его бежавшие в горные теснины крестьяне оплакивали горше, чем сваи спаленные дома...
Впоследствии земли эти на северном склоне горы (а северные склоны в Картли всегда более солнечные и, следовательно, более благоприятные для земледелия) стали использовать под пашни. Ахо — так назывались ныне возделываемые бывшие пожарища. Там повсюду теперь зеленели виноградники и колосились нивы, но на одном обширном склоне, обугленном некогда персами, кроме чертополоха и репея «татарника», ничего не приживалось.
Удивительно было то, что по этому безжизненному склону несся полноводный ручей, исток которого скрывался где-то глубоко под землей, однако даже и вдоль ручья не росло ни травинки. Самебцы называли ручей Чертовым и воду его не только сами не пили, но и скотину близко к нему не подпускали.
Склон, некогда обожженный языками огня, народ прозвал Проклятым, или Персовым, полем. Этот склон-пустошь, резко выделяясь среди разноцветного моря пашен, садов и виноградников, сразу бросался в глаза.
Предание гласит, что некогда именно на этом поле раскинуло свои шатры персидское войско. Все лето простоял там вражеский лагерь, и все лето персы изощрялись в злодеяниях.
С той далекой поры и шла об этом поле худая молва. Люди стороной обходили его, старики уверяли, что Персово поле — нечистое, богом проклятое место, что оно не только на людей, а и на скотину порчу нагоняет.
Предание гласит также, что в конце концов, когда терпение самебцев исчерпалось, они восстали против захватчиков, призвали на подмогу чуть не всю Картли, напали на вражеский стан и перебили превосходивших их численно персов всех до единого, так что и весть отнести в Персию оказалось некому.
В разгар ранней весны, когда вся окрестность покрывалась яркой зеленью, унылое серое Персово поле, немилосердно палимое солнцем, выглядело безрадостным и мрачным, точно преддверие ада.
Зато здесь цвели удивительно крупные маки. Но цветение их было кратковременным: в начале мая загорался маков цвет, а в начале июня маков не было и в помине. Старые люди говорили: это кровь персов брызжет из земли.
Потому не любили в Самеба мак.
Если кому-нибудь из сельчан приходилось идти этим полем в пору цветения мака, он по пути, сколько рука хватала, кизиловым прутом, который самебец всегда носил при себе, как в древности меч, исхлестывал алые цветы. Чем больше маков перебьешь, тем лучше, это добрая примета,— так считали самебцы.
Персово поле начиналось близ сельской околицы и тянулось дальше к югу. Граница между ним и цветущими окрестностями села была очень резкой: как-то сразу обрывались виноградники и сады, и взор поражала серовато-бурая пустошь, обитель разгульных ветров. Колючие кусты держидерева, торчащие там и сям, сменяли то обожженный засухой дурнишник, то стелющаяся по земле зизифора и чабрец.
Ранней весной 1957 года, когда самебцы радовались щедрому урожаю, странное до невероятности известие взбудоражило все село, вызвав бурные толки и пересуды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
В самом сердце Внутренней Картли, там, где зеленый отрог Триалетского хребта наискось спускается к Куре, суживая благодатную Картлийскую долину, на просторном пологом склоне, утопая в садах и виноградниках, привольно раскинулось старинное село Самеба.
Самеба считается одним из древнейших поселений в Грузии, а за его крепкими, мужественными, разумными и зажиточными обитателями спокон веку идет добрая молва.
Тамошние мужчины, рослые, сильные, степенные, отличаются трудолюбием, щедростью и хлебосольством. В старину они известны были и ратными своими делами. Отважные, смелые и на редкость выносливые, они были доблестными воинами. И, как бы в память о былых временах, в каждом самебском доме по сей день на видном месте, на настенном ковре красуется оружие — скрещенные сабли или кремневые ружья.
В то же время самебцы замечательные земледельцы — садоводы и хлебопашцы. Они гордятся тем, что именно в их краях — древнейшей житнице Грузии — в незапамятные времена был выведен совершенно особый сорт пшеницы, так называемый «долис пури», необыкновенно устойчивый и живучий. Из поколения в поколение старики рассказывают, как некогда, во времена вражеских нашествий, пронесется, бывало, конница по хлебному полю, и кажется, копыта мчавшихся ,во весь опор коней затоптали, сгубили ниву, ан нет: пройдет неделя, и постепенно подымутся, восстанут полегшие стебли, воспрянут, и снова наливается колос золотым зерном.
«Долис пури» не только живуч,—- хлеб, испеченный из его муки, удивительно вкусен и благодаря особой породе сорняка, придающего ей голубоватый оттенок, очень долго не черствеет и не плесневеет.
Женщины Самеба славятся красотой и домовитостью. Навряд ли в Картли найдется отец семейства, который не рад был бы ввести в свой дом невестку из Самеба. И правда, куда бы ни забросила судьба дочерей этого села, статных, полногрудых и широкобедрых, с удивительно тонкой талией, с медовыми глазами и каштановыми волосами, повсюду сверкают они как алмаз, и мало кому удается их затмить. Впрочем, самебцы крайне редко отдают своих девушек замуж на сторону, и множатся в Самеба ребятишки с медовыми глазами и каштановыми волосами.
Благодать коренных жителей Самеба объясняют по-разному: иные приписывают ее целебным свойствам местных родников, иные — закаляющей силе курной волны, иные — сытости здешнего колоса, а иные — сочетанию горного и долинного воздуха.
Воздух здесь и вправду удивительный. Жарким летом, когда на долины Картли нисходит палящий зной, когда от засухи трескается земля и сохнут сады и трава становится желтой и ломкой, а раскаленный воздух тяжел и неподвижен и ни один листочек не шелохнется на поникших деревьях, в благословенной Самеба не пересыхают студеные родники, а по вечерам ветерок с гор приносит живительную прохладу.
Так оно или этак, но все самебское еще издревле ценилось высоко. Тому способствовала и былая слава этих мест: Самеба упоминается во многих древних летописях, и самебцы гордятся, помимо всего, историей своего села.
Здесь все от мала до велика знают, что некогда, во времена первого вторжения в Грузию монголов, у околицы Самеба, так называемой Кошкеби, грузинское войско наголову разбило и обратило в бегство монгольские орды; что именно самебцы преградили путь атабагу Кваркварэ, заставив его перейти вброд Куру и принять неравный бой у соседнего села Арадэти, где он и был разбит; что в окрестностях Самеба объединенные войска Зураба Эристави и Баадура Цицишвили нанесли жестокое поражение лучшему полководцу грозного Шах-Аббаса, знаменитому Корчи-баши, уничтожив четырнадцать тысяч персов; что кизилбаши предали огню вековой самебский лес и сожгли его дотла. Более двух месяцев горел лес — хранитель и кормилец села. Гибель его бежавшие в горные теснины крестьяне оплакивали горше, чем сваи спаленные дома...
Впоследствии земли эти на северном склоне горы (а северные склоны в Картли всегда более солнечные и, следовательно, более благоприятные для земледелия) стали использовать под пашни. Ахо — так назывались ныне возделываемые бывшие пожарища. Там повсюду теперь зеленели виноградники и колосились нивы, но на одном обширном склоне, обугленном некогда персами, кроме чертополоха и репея «татарника», ничего не приживалось.
Удивительно было то, что по этому безжизненному склону несся полноводный ручей, исток которого скрывался где-то глубоко под землей, однако даже и вдоль ручья не росло ни травинки. Самебцы называли ручей Чертовым и воду его не только сами не пили, но и скотину близко к нему не подпускали.
Склон, некогда обожженный языками огня, народ прозвал Проклятым, или Персовым, полем. Этот склон-пустошь, резко выделяясь среди разноцветного моря пашен, садов и виноградников, сразу бросался в глаза.
Предание гласит, что некогда именно на этом поле раскинуло свои шатры персидское войско. Все лето простоял там вражеский лагерь, и все лето персы изощрялись в злодеяниях.
С той далекой поры и шла об этом поле худая молва. Люди стороной обходили его, старики уверяли, что Персово поле — нечистое, богом проклятое место, что оно не только на людей, а и на скотину порчу нагоняет.
Предание гласит также, что в конце концов, когда терпение самебцев исчерпалось, они восстали против захватчиков, призвали на подмогу чуть не всю Картли, напали на вражеский стан и перебили превосходивших их численно персов всех до единого, так что и весть отнести в Персию оказалось некому.
В разгар ранней весны, когда вся окрестность покрывалась яркой зеленью, унылое серое Персово поле, немилосердно палимое солнцем, выглядело безрадостным и мрачным, точно преддверие ада.
Зато здесь цвели удивительно крупные маки. Но цветение их было кратковременным: в начале мая загорался маков цвет, а в начале июня маков не было и в помине. Старые люди говорили: это кровь персов брызжет из земли.
Потому не любили в Самеба мак.
Если кому-нибудь из сельчан приходилось идти этим полем в пору цветения мака, он по пути, сколько рука хватала, кизиловым прутом, который самебец всегда носил при себе, как в древности меч, исхлестывал алые цветы. Чем больше маков перебьешь, тем лучше, это добрая примета,— так считали самебцы.
Персово поле начиналось близ сельской околицы и тянулось дальше к югу. Граница между ним и цветущими окрестностями села была очень резкой: как-то сразу обрывались виноградники и сады, и взор поражала серовато-бурая пустошь, обитель разгульных ветров. Колючие кусты держидерева, торчащие там и сям, сменяли то обожженный засухой дурнишник, то стелющаяся по земле зизифора и чабрец.
Ранней весной 1957 года, когда самебцы радовались щедрому урожаю, странное до невероятности известие взбудоражило все село, вызвав бурные толки и пересуды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127