Яркий свет, видимо, ослепил вошедшего, а громкий гомон несколько оглушил его. Вероятно, он не ожидал встретить здесь так-много гостей.
Затенив глаза ладонью и щурясь, разглядывал вошедший сидящих за столом людей, и на лице его при это играла какая-то непонятная улыбка.
— Кита, Кита! — раздалось отовсюду, и в комнате вдруг наступила могильная тишина.
Все взоры обратились на стоявшего в дверях седовласого благообразного старика.
А он, словно бы нарочно продлевая шок, вызванный своим появлением, продолжал, все так же прислонив ладонь ко лбу, обозревать комнату. Из-за его спины виднелось растерянное лицо Малало.
Вахтанг Петрович вскочил, твердым шагом направился к вошедшему.
Кита же в это время зычным, не соответствующим его тщедушному сложению и преклонным годам голосом возгласил:
— Мой нижайший привет высокому собранию! — поднял кверху правую руку, помахал ею, потом поднес ее ко лбу так, как салютуют пионеры, и именно в тот момент, когда Вахтанг Петрович подошел, дабы поприветствовать его, ветхий старичок с несвойственной его возрасту стремительностью ринулся к столу, обошел его с другой стороны, чтобы разминуться с секретарем, не ожидая приглашения выдвинул свободный стул, уселся и начал протирать серебряную вилку бумажной салфеткой.
Все молчали, словно в рот воды набрав, и глядели на нежданного гостя.
А тот восседал как ни в чем не бывало и усердно протирал вилку, а потом и нож.
Обескураженный Вахтанг Петрович остановился на полдороге. В растерянности он никак не мог решить, следовать ли за щуплым старичком или вернуться на свое место, В конце концов он обошел стол, остановился за спиной Киты и, склонившись к его уху, негромко, но внятно и учтиво проговорил:
— Мы к вашим услугам, батоно Кита!
— Ох, да и ты, оказывается, здесь? — удивился Кита, будто до сих нор его не видел, и, продолжая сидеть, протянул ему руку, словно нищему мелкую монетку подал.
В комнате стояла такая тишина, что муха пролети — слышно было бы. Даже Вежико Цквитинидзе и тот звука не произносил и с любопытством созерцал почти легендарного Киту Ларадзе.
Кита Ларадзе,— это имя было известно всей Грузии...
А уж в Картли оно всех приводило в трепет.
«Учитель Кита», как обыкновенно его называли, был сыном меджврисхевского священника и учился в Горийской духовной семинарии одновременно со Сталиным, но был пятью годами младше него и на три класса ниже.
Ларадзе и Джугашвили в Гори жили по соседству, и Сталин с детства хорошо знал Киту.
После Отечественной войны Киту но крайней мере пять раз вызывали в Кремль, где он беседовал со Сталиным. О содержании этих бесед Кита никому не рассказывал, хотя каждый раз, когда он встречался с кем-нибудь в тесном кругу, все его умоляли рассказать хоть что-нибудь.
Для ответственных работников имя Киты было все равно что пугало. «Чтоб тебе с Кита Ларадзе дело вести» — это пожелание произносилось подобно проклятью.
Особенно свирепствовал Кита в своем родном районе, соседнем с Самебским. Тамошним райкомовским и райисполкомовским работникам житья от него не было.
Достаточно было какого-нибудь пустяка, и Кита уже мчался в Тбилиси жаловаться в Центральный Комитет. Если, паче чаяния, и там он не добивался успеха, тогда уж писал прямо в Кремль, и горе тому, кого Кита обвинял в своих «докладных записках».
После смерти Сталина Кита немного приутих, осел, боевого задора у него поубавилось, но для некоторых он продолжал оставаться все такой же страшной личностью.
И вот теперь все молча взирали на тщедушного узкоплечего старика с браво торчащими усами, облаченного в изрядно поношенный серый костюм.
А он, нимало не смущаясь, будто он тут не нежданный и случайный, а самый что ни есть главный и важный гость, восседал с независимым видом, сверля своими серыми глазками окружающих, и с аппетитом уничтожал кусок белого индюшиного мяса.
Годердзи улучил момент и сердито прошипел Малало:
— Какого черта ты его привела, не могла сказать, что нет меня дома?
— Да как же, так он тебе и поверит! Сказала я, но с ним разве сладишь? Весь дом обошел, ровно сыщик, а потом сюда ввалился.
— Оэ-э!.. - с неудовольствием протянул Годердзи.
В это самое время Кита поднялся на ноги, отер лицо белоснежной крахмальной салфеткой, подкрутил кончики усов, обвел своими глазами-гвоздиками присутствующих и, удостоверившись, что весь стол внемлет ему, громко и внятно, отчеканивая слоги, словно объясняя урок деревенским ребятишкам, слегка склонив голову на бок, заговорил:
— Когда меня вызвали на встречу со Сталиным осенью 1949 года — это была наша третья встреча после войны,- этот великий человек спросил меня в который уже раз: ну, дорогой Кита, как живет
ваше крестьянство? Я ответил: мой дорогой Сосо, говорю, пока-то очень туго живет наше крестьянство. Опечалился великий человек и сказал так: я знаю, мой Кита, знаю, но что поделаешь, ведь какое огромное государство надо нам восстанавливать!..
Ежели бы я тогда видел эту семью, я бы взял и сказал ему прямо, как я умею: Сосо-джан, у нас возродились капиталисты!..
— Как нам это следует понимать, батоно Кита? —- не вытерпел Бежико Цквитинидзе.
— Так надо понимать, как я сказал,— отрезал Кита.
— Вы сейчас изволите говорить такое, батоно Кита, что ни один из сидящих здесь не сможет с вами согласиться, ибо пока ничего подобного не зафиксировано ни в одном партийном документе.
— И-их, напугал больно! Не согласишься, и шут с тобой. Я говорю то, что вижу и в чем уверен, и говорю прямо, без обиняков. А вам предоставляю юлить и изворачиваться и ложные протоколы составлять.
Годердзи смотрел на него с опаской.
У Малало вытянулось лицо.
Вахтанг Петрович, нахмурившись, нервно курил сигарету и очень настороженно поглядывал на подогретого вином тщедушного старичка с вызывающе торчащими усами, который грозно озирал присутствующих.
— У меня в доме, знаете, крыша прохудилась, и дождь проникает внутрь. Я — я, народный учитель Грузии, персональный пенсионер всесоюзного значения, член партии с 1920 года и — личный друг Сталина! — так вот, я не могу достать для своей крыши шифер и приехал теперь к вам, в Самеба, за этим самым проклятым-распроклятым шифером. Мне сказали, что если где и достанешь, так только на тамошнем складе, а больше нигде! Но когда я вошел в этот дом, у меня, знаете, в глазах потемнело...
— Хорошо бы, если б правда у тебя в глазах потемнело,— тихонько проговорил Бежико и в поисках одобрения глянул на секретаря, но Вахтангу Петровичу было не до его шуток, он с сосредоточенным видом слушал разгорячившегося Киту.
А тот все больше входил в раж.
— Да, да, в глазах потемнело! Такой роскоши я и в самом Кремле не видывал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127