Первый урок сразу же утвердил славу молодого учителя и заставил заговорить о нем не только всю школу, но и все село, которое нынче гордо именовалось райцентром.
Правда, уже следующий урок был не таким блестящим, третий оказался и вовсе заурядным. А в дальнейшем интерес к учителю пошел на спад, но зачин был настолько блистательным, что обаяния его хватило до конца учебного года, и имя молодого педагога было у всех на устах.
К концу четвертой четверти Малхаз понял, что эта работа не для него.
Во-первых, школьный курс истории оказался довольно неинтересным, что его крайне разочаровало; во-вторых, ему не хотелось портить свою репутацию, не хотелось опуститься ниже того уровня, на который взлетел, но удержаться не мог, и ясно это чувствовал.
Он осознал, что педагогическая деятельность требует, оказывается, очень много времени, большой любви к своему делу, силы воли и терпения и что каждый урок нуждается в особой подготовке.
Тут-то и пришли ему на помощь качества, которыми одарила его природа: дальновидность, напористость и целеустремленность.
Директором самебской школы, как мы уже говорили, был Никала Ломиташвили, человек пожилой, брюзгливый, неудачливый. Ко времени описываемых событий он был вторично женат и вместе с женой и двумя детьми жил в здании школы.
Никала давно перешагнул пенсионный возраст, но продолжал работать, ибо он знал свое дело, считался порядочным человеком, и с ним не хотели расставаться, да и он не хотел пока уходить — его близнецы, мальчик и девочка, через два года должны были закончить школу, и Никала мечтал о золотых медалях. А для этого нужно было порадеть особо...
Малхазу нетрудно оказалось подружиться с директором.
Их не раз видели вдвоем, прогуливающимися и мило беседующими. Правда, никому неведомо было, о чем с таким увлечением беседуют директор школы и учитель истории, но прошло немного времени с тех пор, как начались эти беседы, и Никала Ломиташвили подал в исполком заявление с просьбой выделить ему участок земли — дескать, хочу себе построить дом.
Заявление это Малхаз собственноручно отнес в райисполком, чем подчеркнул и свою личную заинтересованность в удовлетворении просьбы директора.
Минуло еще время и самебская база Лесстройторга выделила на имя директора школы стандартный трехкомнатный дом.
Закрепленная за базой грузовая автомашина совершила несколько рейсов подряд, чтобы доставить на директорский участок этот дом и необходимый для его сборки и установки стройматериал.
В две недели дом был готов.
Его водрузили на бетонные сваи, наподобие западногрузинской оды, выкрасили в зеленый цвет, стены изнутри оклеили обоями, провели воду, канализацию, заложив кирпичом промежутки меж сваями, устроили погреб. Шиферную кровлю тоже выкрасили в светло-салатный цвет.
Дом и вправду получился превосходный. Да и могло ли быть иначе: ведь дня не проходило, чтобы Годердзи самолично не явился на стройку и не удостоверился бы, чего и сколько еще надо подкинуть, чем подсобить.
Промеж собой самебцы то и дело поговаривали (правда, очень по секрету и глухо), что директору Никала дом ни копья не стоил, что все расходы взял на себя Годердзи... что и рабочим из собственного кошелька платил.
Так оно было или иначе, но, едва дом был закончен, Никала Ломиташвили подал заявление с просьбой освободить его от занимаемой должности директора школы в связи с уходом на пенсию, причем это заявление он отнес в райсовет сам и назвал кандидатуру, которая, на его взгляд, более всего подходила для преемника,— Малхаза Зенклишвили.
Никала, представьте, освободили в тот же день, и в тот же день директором самебской средней школы назначили Малхаза Годердзиевича Зенклишвили.
Самебцы это событие встретили с большим удовлетворением — Малхаз человек современный, энергичный, сознательный и просвещенный, конечно же его нужно продвигать, тем более что школа в таком положении...
А школа и вправду пребывала в плачевном положении: крыша прогнила, и дождь беспрепятственно проникал в помещение. Отапливалась школа жестяными печами-времянками, истопниками были сами ученики, которые сами же выгружали привезенные дрова из машины, сами пилили и кололи их, сами разносили по классам. На все это уходило ежедневно не менее двух часов, и эти часы были для ребят самыми веселыми и желанными. Они являлись для учеников чем-то средним между уроком физкультуры и производственной гимнастикой.
Классных комнат не хватало. Всего в здании насчитывалось двенадцать комнат, но одна из них предназначалась для учительской, вторую занимал директор, в двух смежных проживали завуч и преподаватель грузинской литературы с семьями, еще одну со времен адамовых занимал сторож, потому мысль о его выселении никому в голову не могла прийти, и еще в одной комнате помещался склад.
Таким образом, из двенадцати комнат лишь шесть можно было использовать под классы, из-за чего занятия проводились в три смены.
Какой жалкой и убогой выглядела эта старая школа по сравнению с новой, которая была выстроена несколько лет назад в другом конце Самеба!
Белое трехэтажное здание с просторным актовым залом, спортзалом, столовой для учеников, с центральным паровым отоплением казалось обитателям старой школы недосягаемым идеалом и возбуждало чувство зависти.
Куда только ни писали заявления об аварийном состоянии старого здания — личные и коллективные, но так ничего и не добились. II министерство просвещения, и местные органы власти сетовали на отсутствие средств и обещали помочь лишь спустя несколько лет.
Говоря по правде, они не были виноваты: разве мало стоили два ресторана, сельский универмаг, художественное панно и художественные же навесы на автобусных остановках?
Однако старая, первая, школа имела и своих «патриотов», которые предпочитали ее убогие стены благоустроенному новому зданию. Среди них самой яркой была учительница Нато. Она ни за что не перешла работать в новую школу, куда ее не раз настойчиво приглашали.
— Я не могу изменить этому историческому очагу знания, ее основателями были сам Иакоб Гогебашвили и Нико Цхведадзе! — заявила она.
— Это здание благословил сам великий Илья Чавчавадзе!..
— Здесь проводили уроки классики нашей литературы — Нико Ломоури, Сопром Мгалоблишвили, Иа Экаладзе, Экатэринэ Габашвили...
— Здесь был проведен первый в Грузии вечер Тараса Шевченко!..
— Здесь даже побывал сам великий Чехов! — так всякий раз отвечала Нато.
Что ж, все это была истина.
Малхаз завертелся юлой...
Завертелся, да ни до чего не довертелся.
К кому он ни обращался с просьбой помочь школе, каждый только руками разводил,— дескать, ничего мы не в состоянии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127