Обоими владело такое чувство, словно они встретились с восставшим из мертвых старым другом...
С печалью и сожалением смотрели они на одичалый и захиревший очаг, где провели столько счастливых дней и где теперь живут лишь образы, лишь воспоминания — сладостные, будоражащие кровь и бередящие душу...
Малало не выдержала больше этого стояния за оградой. «Войдем»,—- сказала она, сняла проволочное кольцо, надетое на два кола — ограды и калитки, приподняв ее слегка, отворила и шагнула во двор.
Годердзи последовал за ней.
Когда они поднялись по скрипучим ступенькам и ступили на некрашеный деревянный пол балкона, Годердзи поднес ко рту сложенные лодочкой ладони и, громко прокричав «Хау, хау!», с силой постукал об пол каблуком. В пустых комнатах гулко, точно в квеври, отдался его густой голос.
Когда-то в далеком детстве так учила бабушка: если входишь в покинутый дом, подай голос, пусть стены и потолок почувствуют твой приход, а злые духи, кои там угнездились, испугаются и сбегут...
Комнаты показались им очень уж тесными и низкими, точно их обрубили со всех сторон и потолок книзу спустили.
Выпрямившись в полный рост, Годердзи почти касался потолочных балок своим поседевшим, но все еще густым чубом. Вот и вернулась старая привычка — войдя сюда, он ссутулился, и вспомнилось ему, что в дни юности, как только он входил в дом, сразу же начинал сутулиться.
«Да,— подумал он,— дома с высокими потолками велят человеку ходить распрямившись, с поднятой головой...»
При каждом шаге Малало и Годердзи с потолка сыпалась им на голову то ли земля, то ли песок. Правда, потолок был оклеен теперь уже выцветшей синей бумагой, но от времени она так пересохла и сморщилась, точно вымя старой буйволицы.
Окна производили не менее жалкое впечатление: в рамах, выкрашенных темно-синей, порядком облупившейся краской, не было, пожалуй, ни одного целого стекла: почти каждое было составлено из маленьких неровных кусков. В швах темными полосками засела многолетняя пыль.
Стены крошечной кухоньки, пристроенной позже, сплошь затянуты паутиной.
317
Кухоньку Годердзи пристроил после возвращения с фронта. Одна ее стена была оклеена старыми газетами. Газеты пожелтели, растрескались. Годердзи вытянул шею, разбирая выцветшие буквы заголовков. Газеты были датированы тысяча девятьсот сорок шестым годом.
— Эгей, сколько времени прошло! — проговорил он и с улыбкой взглянул на Малало.
Взглянул — и внезапный страх охватил его: что было бы с ним, не будь рядом этой доброй, преданной, любящей женщины!
— Малало, моя Малало! — качая головой, проговорил Годердзи и своими тяжелыми, аршинными руками обнял жену за шею.
Малало встрепенулась внутренне и замерла. Ласка Годердзи всегда ее волновала.
Долго стояли они так.
У калитки раздался шум мотора.
Из «Волги» вышел секретарь райкома.
— Здорово, новоселы! — бодро приветствовал он супругов.
Годердзи поспешил ему навстречу. Повел к дому. Ему постепенно все больше нравился этот внешне колючий, но прямодушный и деятельный человек, который умел открыто и безбоязненно проявлять свое отношение к людям.
Годердзи всегда предпочитал пусть грубых, неотесанных, но открытых людей, они в его понимании были более искренними и чистосердечными, чем вежливые, уравновешенные и сдержанные. Это, вероятно, была дань тем давно МИНУВШИМ временам, когда люди имели смелость неприкрыто и нелицеприятно высказывать свое мнение.
— После вашего дворца здесь на первых порах вам придется трудновато,— с улыбкой обратился секретарь к Малало.
— Было бы здоровье и согласие, а человек всюду выдержит,— со спокойным достоинством заговорил Годердзи,— этим он и отличается от животного. Какой бы трудной ни была жизнь, если душа спокойна, человеку все по плечу. Но если душа не на месте, жадность ее одолевает, страсти ненасытные мучат, с ума сводят, тогда нигде он покоя не найдет. Это я на себе самом испытал, потому говорю.
Беседа могла принять нравоучительно-философский характер, и секретарь не поддержал ее, видно не желая углубляться. Он обошел дом кругом, потом поднялся по лесенке, заглянул в комнаты, поинтересовался, не протекает ли кровля.
Под конец он осторожно предложил супругам: «Если пожелаете, выделим вам вместо этого двухкомнатную квартиру в коммунальном доме». Получив твердый отказ, предложил помочь добыть материалы для ремонта дома, пообещал прислать грузовик для перевозки вещей и в конце концов ухитрился остаться с Годердзи наедине.
— Уважаемый Годердзи,— голос секретаря звучал необычно мягко, и смотрел он на собеседника благожелательно,— мы подумали и решили, что вы, всю жизнь проведший в труде, в работе, возможно, почувствуете себя на пенсии как бы выброшенным из родной стихии, тем более что силы и здоровье у вас крепкие, потому мы хотим предложить вам одно дело...
Годердзи так взглянул на черноглазого чернявого молодого человека, будто он возвратил ему жизнь.
— Если окажете такое благодеяние и примете меня опять на работу,— он широко раскрыл руки,— я вас не посрамлю. Вы правду изволите говорить, дома сидеть мне тяжело... тошно...
— Так вот, товарищ Годердзи, неподалеку от Квемо-Чала мы собираемся организовать питомник плодовых деревьев. Дело это должен возглавить человек опытный и трудолюбивый. Мы были бы вам благодарны, если бы вы взялись за питомник...
— Ваш меч, моя голова! — с воодушевлением воскликнул Годердзи и по-старому расправил плечи.
— Спасибо! Я знал, что вы ответите именно так. Но учтите, дело это спешное. Я думаю, для устройства дома вам достаточно будет одной недели, а на следующей неделе ждем вас в райкоме.
На прощанье секретарь крепко пожал Годердзи руку и одарил его своей скупой, но искренней улыбкой.
...Малало была удивлена: ведь они почти все оставили в том доме, а все-таки набралось столько вещей, что грузовику, присланному секретарем с автобазы, понадобилось сделать пять оборотов, чтобы перевезти мебель, постели и прочий их скарб.
Чего только тут не было: пуховые тюфяки и подушки, шелковые одеяла, парчовые покрышки, вязаные мохнатые пледы, бархатные мутаки, паласы, ковры, дорожки, кружевные лечаки и шелковые покрывала Малало, старинные мохнатые тушинские папахи, несколько собольих шкурок, зимние и летние пальто, платья, костюмы, шубы Малало и Годердзи; хранившиеся для Малхаза отрезы на костюм, холодильник, глиняные банки, кувшины, всевозможных видов и размеров роги, чаши, кубки, старинные, необычных форм бутыли, зеркала, швейная и стиральная машины, новые, ненадеванные, и старые туфли, Годердзиева бурка, тазы, сковороды, сита и решета, шкафы, столы, котлы, медные и деревянные ступки, мясорубки; огромный котел для перегонки водки со всеми атрибутами, медные допотопные кружки и кастрюли, наборы рабочих инструментов Годердзи:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127