Затем, будто между прочим, сообщил, что направил к ним контролеров, которые должны произвести фундаментальную ревизию, потом, эдак исподволь, перевел разговор на дом Годердзи. Он интересовался такими деталями строительства, многие из которых Годердзи успел и вовсе позабыть.
Этого замкнутого, мрачноватого человека Годердзи знал и раньше. Однажды Вахтанг Петрович его и домой к нему приводил, на какой-то из кутежей. Тогда председатель районного комитета народного контроля приветливо и открыто улыбался хозяину и дружески с ним беседовал.
До смены секретаря райкома председатель районного комитета народного контроля стороной обходил базу, словно бы и вовсе ее не замечал. Знал, что управляющий базой Лесстройторга близкий приятель секретаря райкома. Но теперь, когда Вахтанг Петрович находился далеко отсюда и уже не был тем Вахтангом Петровичем, он жестко и сурово разговаривал с Годердзи и потребовал от него объяснительной записки.
— Напишите подробно,— постукивая карандашом по столу, наставительно бубнил председатель,— где, когда и по каким ценам вы закупали тот или иной стройматериал.— Он протянул Годердзи напечатанный на машинке длинный список.— Сколько ушло денег, сколько было израсходовано оцинкованной жести, кирпича, лесоматериала, цемента, арматурной стали и прочих дефицитных материалов. Если был использован бетон — готовый, либо бетонные симкары, покажите и то, сколько и откуда было доставлено. Представьте также документы о выделении вам участка, а также чертеж и утвержденный райисполкомом план. Ежели строили без плана и без разрешения, тоже покажите. Одним словом, ничего не забудьте, ничего не упустите. Чем больше вы представите документов, тем лучше будет для вас.
На прощание председатель выказал подчеркнутую сухость и официальность, не поднялся из-за стола и даже руки не протянул. Слегка кивнул головой и тут же снял телефонную трубку, стал набирать какой-то номер, будто Годердзи, этот гора-человек, был какой-то букашкой в его кабинете.
Годердзи вышел от него красный, как вареный рак.
Ни на кого не глянув, головы не поднимая, пересек он полную просителей приемную. Он предпочел бы, чтоб земля разверзлась и поглотила его, чем встретиться сейчас со знакомыми. Теперь, верно, все узнали, что народный контроль разбирает его дело...
В прокуратуре бывшему плотогону пришлось еще хуже. Вот где ему нож к горлу приставили.
Когда он явился к следователю, этот молодой, еще не оперившийся безусый парень поспешно вскочил и проводил его к районному прокурору, не произнеся при этом ни слова.
Прокурор принял его отнюдь не сразу. Более пяти часов промаялся Годердзи в его приемной и пытался отогнать тяжелые мысли, которые слетались, точно осы на мед, и роились в его голове. Наконец, уже в полном изнеможении, вошел он в кабинет и в дальнем углу его увидел пожилого человека. Человек этот сидел за большим письменным столом, низко склонившись над ним, что-то торопливо писал и не поднял головы, прежде чем не окончив писать. Грузный, но какой-то суетливый и возбужденный, прокурор будто не замечал стоявшего перед ним Годердзи. Он не поздоровался, не предложил ему сесть.
Годердзи прекрасно знал и его.
Этот лысый, с припухшими веками человек в очках не раз бывал у него на базе. Приходил то за тем, то за этим.
Годердзи никогда не отпускал его с пустыми руками. Правда, прокурор либо «забывал» платить деньги, либо начинал искать их по множеству карманов, и искал так долго и суматошно, что Годердзи всякий раз прерывал его возню. «Не нужно, не беспокойся, дай бог тебе на радость это употребить»,— говорил обычно управляющий базой прокурору, который всякий раз одинаково улыбался и одинаково благодарил его...
Прокурор исподлобья кинул беглый взгляд на вошедшего, не переставая писать.
Наконец, спустя довольно долгое время, закончил он свою писанину, поднял голову и, слегка вытянув шею, вопросительно уставился на Годердзи.
— Вам известно, зачем я вас вызвал, гражданин Зенклишвили?
— Откуда же мне знать, мне никто ничего об этом не говорил. Прокурор, вытаращив глаза, долго сверлил Годердзи взглядом, потом начал суетливо рыться в ящиках стола. Он перерыл весь стол, но так-таки и не нашел нужной бумаги. А бумага-то, оказалось, лежала сверху, на столе, перед самым его носом. «Вот ротозей,— с горечью думал Годердзи,— и в руках такой вот бестолочи должна находиться судьба человека?»
Прокурор, обнаружив бумагу, опять вперил в Годердзи лишенные какого-либо выражения глаза и как-то вдруг, внезапно проговорил:
— На вас поступили обличительные документы.
— А от кого они поступили? — простодушно спросил Годердзи. Эту невинную любознательность прокурор счел вызывающей и грозно свел брови. .
— Гражданин Зенклишвили, здесь только мы задаем вопросы, а вы обязаны на них отвечать, понятно?
Годердзи ничего не ответил, только переминулся с ноги на ногу.
— Вам понятно? — громче переспросил прокурор.
— Понятно,— спокойно ответил Годердзи и огляделся вокруг.
— Вы можете сесть,— сказал прокурор так, словно оказывал великую милость.— Вы обязаны, согласно описи вашего имущества...— продолжил он, чеканя слоги и делая паузу после каждого слова, дабы удостовериться, правильно ли понимает его управляющий базой, но тот его прервал:
— Мое имущество пока еще никто не описывал...
— Простите, но уже описали. Просим извинения, что эту операцию мы произвели без вашего предварительного согласия,— по его тону невозможно было понять, издевается он над Зенклишвили или действительно приносит извинения.
— Когда вы описали? — спокойно, будто между прочим, спросил Годердзи.
Прокурор долго раздумывал, следует ли ему отвечать на этот вопрос или нет, наконец, после глубокого колебания, ответил:
— Сегодня описали. Вот акт, лежит у меня. Вы удовлетворены?
— Вполне... Одно только...
— В чем дело?
— Ничего ли вы не упустили во время описи?
Прокурор долго изучал Зенклишвили и, не отвечая, бесцветным голосом продолжил:
— Вы должны в той же последовательности, в которой указано в акте, или, иначе говоря, согласно акту, разъяснить нам, где, когда, по каким расценкам и от кого вы приобрели каждую вещь, зафиксированную в акте.
— Разрешите задать вам один вопрос?
— Что ж, задавайте.
— Я, во всяком случае, пока,— Годердзи широко развел руки,— не нахожусь под судом и не являюсь обвиняемым. По какому праву вы описываете мое имущество и допрашиваете меня?
— Я отвечу вам на это. На вас поступили обличительные документы, удостоверяющие, что у вас имеются антикварные вещи, представляющие культурно-историческую ценность, и, как таковые, согласно существующим законам, должны быть взяты на учет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
Этого замкнутого, мрачноватого человека Годердзи знал и раньше. Однажды Вахтанг Петрович его и домой к нему приводил, на какой-то из кутежей. Тогда председатель районного комитета народного контроля приветливо и открыто улыбался хозяину и дружески с ним беседовал.
До смены секретаря райкома председатель районного комитета народного контроля стороной обходил базу, словно бы и вовсе ее не замечал. Знал, что управляющий базой Лесстройторга близкий приятель секретаря райкома. Но теперь, когда Вахтанг Петрович находился далеко отсюда и уже не был тем Вахтангом Петровичем, он жестко и сурово разговаривал с Годердзи и потребовал от него объяснительной записки.
— Напишите подробно,— постукивая карандашом по столу, наставительно бубнил председатель,— где, когда и по каким ценам вы закупали тот или иной стройматериал.— Он протянул Годердзи напечатанный на машинке длинный список.— Сколько ушло денег, сколько было израсходовано оцинкованной жести, кирпича, лесоматериала, цемента, арматурной стали и прочих дефицитных материалов. Если был использован бетон — готовый, либо бетонные симкары, покажите и то, сколько и откуда было доставлено. Представьте также документы о выделении вам участка, а также чертеж и утвержденный райисполкомом план. Ежели строили без плана и без разрешения, тоже покажите. Одним словом, ничего не забудьте, ничего не упустите. Чем больше вы представите документов, тем лучше будет для вас.
На прощание председатель выказал подчеркнутую сухость и официальность, не поднялся из-за стола и даже руки не протянул. Слегка кивнул головой и тут же снял телефонную трубку, стал набирать какой-то номер, будто Годердзи, этот гора-человек, был какой-то букашкой в его кабинете.
Годердзи вышел от него красный, как вареный рак.
Ни на кого не глянув, головы не поднимая, пересек он полную просителей приемную. Он предпочел бы, чтоб земля разверзлась и поглотила его, чем встретиться сейчас со знакомыми. Теперь, верно, все узнали, что народный контроль разбирает его дело...
В прокуратуре бывшему плотогону пришлось еще хуже. Вот где ему нож к горлу приставили.
Когда он явился к следователю, этот молодой, еще не оперившийся безусый парень поспешно вскочил и проводил его к районному прокурору, не произнеся при этом ни слова.
Прокурор принял его отнюдь не сразу. Более пяти часов промаялся Годердзи в его приемной и пытался отогнать тяжелые мысли, которые слетались, точно осы на мед, и роились в его голове. Наконец, уже в полном изнеможении, вошел он в кабинет и в дальнем углу его увидел пожилого человека. Человек этот сидел за большим письменным столом, низко склонившись над ним, что-то торопливо писал и не поднял головы, прежде чем не окончив писать. Грузный, но какой-то суетливый и возбужденный, прокурор будто не замечал стоявшего перед ним Годердзи. Он не поздоровался, не предложил ему сесть.
Годердзи прекрасно знал и его.
Этот лысый, с припухшими веками человек в очках не раз бывал у него на базе. Приходил то за тем, то за этим.
Годердзи никогда не отпускал его с пустыми руками. Правда, прокурор либо «забывал» платить деньги, либо начинал искать их по множеству карманов, и искал так долго и суматошно, что Годердзи всякий раз прерывал его возню. «Не нужно, не беспокойся, дай бог тебе на радость это употребить»,— говорил обычно управляющий базой прокурору, который всякий раз одинаково улыбался и одинаково благодарил его...
Прокурор исподлобья кинул беглый взгляд на вошедшего, не переставая писать.
Наконец, спустя довольно долгое время, закончил он свою писанину, поднял голову и, слегка вытянув шею, вопросительно уставился на Годердзи.
— Вам известно, зачем я вас вызвал, гражданин Зенклишвили?
— Откуда же мне знать, мне никто ничего об этом не говорил. Прокурор, вытаращив глаза, долго сверлил Годердзи взглядом, потом начал суетливо рыться в ящиках стола. Он перерыл весь стол, но так-таки и не нашел нужной бумаги. А бумага-то, оказалось, лежала сверху, на столе, перед самым его носом. «Вот ротозей,— с горечью думал Годердзи,— и в руках такой вот бестолочи должна находиться судьба человека?»
Прокурор, обнаружив бумагу, опять вперил в Годердзи лишенные какого-либо выражения глаза и как-то вдруг, внезапно проговорил:
— На вас поступили обличительные документы.
— А от кого они поступили? — простодушно спросил Годердзи. Эту невинную любознательность прокурор счел вызывающей и грозно свел брови. .
— Гражданин Зенклишвили, здесь только мы задаем вопросы, а вы обязаны на них отвечать, понятно?
Годердзи ничего не ответил, только переминулся с ноги на ногу.
— Вам понятно? — громче переспросил прокурор.
— Понятно,— спокойно ответил Годердзи и огляделся вокруг.
— Вы можете сесть,— сказал прокурор так, словно оказывал великую милость.— Вы обязаны, согласно описи вашего имущества...— продолжил он, чеканя слоги и делая паузу после каждого слова, дабы удостовериться, правильно ли понимает его управляющий базой, но тот его прервал:
— Мое имущество пока еще никто не описывал...
— Простите, но уже описали. Просим извинения, что эту операцию мы произвели без вашего предварительного согласия,— по его тону невозможно было понять, издевается он над Зенклишвили или действительно приносит извинения.
— Когда вы описали? — спокойно, будто между прочим, спросил Годердзи.
Прокурор долго раздумывал, следует ли ему отвечать на этот вопрос или нет, наконец, после глубокого колебания, ответил:
— Сегодня описали. Вот акт, лежит у меня. Вы удовлетворены?
— Вполне... Одно только...
— В чем дело?
— Ничего ли вы не упустили во время описи?
Прокурор долго изучал Зенклишвили и, не отвечая, бесцветным голосом продолжил:
— Вы должны в той же последовательности, в которой указано в акте, или, иначе говоря, согласно акту, разъяснить нам, где, когда, по каким расценкам и от кого вы приобрели каждую вещь, зафиксированную в акте.
— Разрешите задать вам один вопрос?
— Что ж, задавайте.
— Я, во всяком случае, пока,— Годердзи широко развел руки,— не нахожусь под судом и не являюсь обвиняемым. По какому праву вы описываете мое имущество и допрашиваете меня?
— Я отвечу вам на это. На вас поступили обличительные документы, удостоверяющие, что у вас имеются антикварные вещи, представляющие культурно-историческую ценность, и, как таковые, согласно существующим законам, должны быть взяты на учет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127