.. Сидя в темноте подвала, я развлекался тем, что вспоминал отдельные фрагменты из прочитанных недавно книг и их анализировал.
Дословно припомнилась мне цитата из «Летней новеллы» Цвейга: «Жизнь таких людей кажется ненужной, ибо никакие узы не привязывают их к обществу и все накопленные ими сокровища, которые слагаются из тысячи неповторимых и драгоценных впечатлений — никому не завещанные, — обращаются в ничто с их последним вздохом». Подобная характеристика, конечно же, никак не подходила философу Розанову, но вполне соответствовала облику одного моего юного приятеля — студента Института физкультуры...
Павел Никитин наведался ко мне в мастерскую еще в прошлом году, когда на улице трещали январские морозы, а на душе у него, как он сам признался, стояла весна. Во-первых, он был влюблен, во-вторых, начинались зимние студенческие каникулы, которые он собирался провести с пользой для себя.
Поговорив с Никитиным минут пятнадцать, я понял, что он типичный дилетант. Об изобразительном искусстве он знал весьма много, но количество собранных им сведений не переросло в качество. У него не было собственных мыслей, каких-то серьезных обобщений. Впрочем, сие является привилегией искусствоведов, а что спрашивать с обыкновенного любителя? Но, с другой стороны, не для таких ли любителей мы и творим?.. Нет-нет, работаю я прежде всего для самого себя, а уж потом для эстетствующих дилетантов!..
Мои размышления прервало появление Семена Горбунова. Видимо, с наступлением ночи наш похититель решил перетащить найденный сундук в верхние комнаты особняка.
Затаскивали его мы вдвоем с Бромбергом. Семен шел впереди и подсвечивал нам дорогу фонарем. Когда наконец мы поставили сундук в предназначенную для него пустующую кладовку, сил у нас уже не было.
Отдышавшись, я смог по-настоящему рассмотреть найденное в подвале. И убедился в том, что в необычном «запаснике» хранились весьма ценные произведения. Двум же из них — полотнам кисти Антониса Ван
Дейка и Валантена де Булоня — просто цены не было!
Однако просвещать нашего похитителя я не собирался. К сожалению, эти два холста, в отличие от других, хранились в особых кожаных тубусах, и он нюхом, что ли, почувствовал их ценность.
— Эту мазню, пожалуй, повешу у себя на стенку. A вы оба помните, что живы будете только до тех пор, о пока держите язык за зубами. В случае чего убью!..
Лично я в этом не сомневался. Бромберг же надеялся переиграть Горбунова.
— Ты бы, Сеня, — порекомендовал он ему, — не вешал эти картины на стенку. Лучше продай их коллекционерам. Одного я знаю. Могу тебя с ним свести.
— Смотрите, Николай Вениаминович, если что будет не так, я из всех ваших Бромбергов кишки выпущу!
— Знаю, знаю, — обреченно закивал Бромберг (он в этот момент здорово походил на китайского болванчика), — потому и хочу спасти их и себя.
— Вот это правильно, — порадовался за бывшего хозяина Семен. — А чтобы не терять даром времени, поедем к вашему коллекционеру прямо сейчас. Далеко ехать?
— В областной центр. И давайте возьмем с собой Петра Петровича, — обрадованно предложил Бромберг, видимо, надеясь, что вдвоем нам будет легче ускользнуть от Семена. Но не тут-то было.
— Поедем мы вдвоем, — сказал Семен, — а художник пока займется своими прямыми обязанностями. Картины в паршивом состоянии — вон, плесень пошла. А мне надо, чтоб они имели товарный вид. Как это у вас там называется? — обернулся он ко мне.
— Реставрацией, — подсказал я.
— Вот именно, реставрацией, — веско поддакнул Горбунов. — Этим и займитесь. И чтобы это старье стало как новое! Понятно?..
Семен с Бромбергом уехали. Не было их почти сутки. Вернулись — пьяные и довольные.
— Дело выгорело, — потирая руки, сказал Семен. — Завтра сюда прибудет клиент с чемоданом денег. Мы у него деньги возьмем, а картины он в гробу получит...
Но вышло не так, как задумал Семен. Покупатель, Стрелков, приехал не один. С ним в «волге» сидели двое здоровенных парней и маленький тщедушный старик с фотографической «лейкой» в руках. Старик зачем-то сфотографировал сперва особняк, затем попросил попозировать все семейство Бромбергов у самовара, не забыл и меня «щелкнуть», когда я выставлял на двор сушиться в тенек проклеенные и укрепленные старинные холсты. Хотел в заключение увековечить Семена, но тот категорически воспротивился, а Кончился этот «визит вежливости» элементарной по-? пойкой, на которой Семен со Стрелковым долго объяснялись в любви друг к другу, а затем ударили по рукам. — Продано! — возвестил во всеуслышание Семен и. довольный собой, потащил старенький, местами потертый чемодан с долларами на второй этаж.
Стрелков вместе со своими «шестерками» суетливо запихал в багажник «волги» три свернутых в рулоны холста и был таков. Я сразу смекнул, что он увез наиболее ценные произведения живописи, те самые, которые я днем выставил на просушку.
Не успели еще в фермерском поселке затушить огни, как раздался нечеловеческий рев, визг и вой. Кричал, рыдал, матерился — и все это одновременно — не кто иной, как сам Семен Горбунов. Размазывая пьяные слезы по опухшему сизому лицу, он возносил проклятия к небу:
— Обманули, гады! Фальшивку подсунули!.. Оказывается, старичок-фотограф был непрост. Он хорошо разбирался в картинах и сразу определил, что самые ценные из них сушатся на дворе. Он же отсоветовал Стрелкову приобретать «пустышки», которые предложил Горбунов. Стрелков так и сделал. Отдав деньги Семену, чтобы тот их пересчитал, он потихоньку послал старичка за сохнущими картинами. Старичок сначала забежал в уборную, а потом спокойно, как уличный воришка с бельевой веревки уносит выстиранное белье, утащил драгоценные холсты.
Семен после отъезда гостей преспокойно лег спать, но во сне ему пришло в голову, что Газетчик просто не мог поступить с ним честно, слишком плохая репутация сопровождала его в делах. Семен вскочил с постели и стал лихорадочно пересчитывать доллары. Убедившись, что сумма соответствует затребованной, он облегченно вздохнул, опять прилег, но спать уже не мог. Какой-то червь точил душу. Встал и принялся тщательно рассматривать каждую купюру в отдельности. И тут до него дошло, что ему подсунули фальшивые деньги. На всех купюрах оказался один и тот же номер. Видимо, Стрелков хорошо потрудился перед встречей с Семеном. Он и его подельники «откатали» фальшивки с помощью цветного ксерокса.
На Семена было страшно смотреть. Сначала он хотел повеситься, потом, передумав, схватил автомат и начал стрелять по окнам домов, к счастью, никого не задев. Потом, несколько утихомирившись, сказал: «Вор у вора дубинку украл!» — и нехорошо засмеялся. Он успокаивал себя тем, что и Газетчик остался с носом, забрав у него малоценные картины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
Дословно припомнилась мне цитата из «Летней новеллы» Цвейга: «Жизнь таких людей кажется ненужной, ибо никакие узы не привязывают их к обществу и все накопленные ими сокровища, которые слагаются из тысячи неповторимых и драгоценных впечатлений — никому не завещанные, — обращаются в ничто с их последним вздохом». Подобная характеристика, конечно же, никак не подходила философу Розанову, но вполне соответствовала облику одного моего юного приятеля — студента Института физкультуры...
Павел Никитин наведался ко мне в мастерскую еще в прошлом году, когда на улице трещали январские морозы, а на душе у него, как он сам признался, стояла весна. Во-первых, он был влюблен, во-вторых, начинались зимние студенческие каникулы, которые он собирался провести с пользой для себя.
Поговорив с Никитиным минут пятнадцать, я понял, что он типичный дилетант. Об изобразительном искусстве он знал весьма много, но количество собранных им сведений не переросло в качество. У него не было собственных мыслей, каких-то серьезных обобщений. Впрочем, сие является привилегией искусствоведов, а что спрашивать с обыкновенного любителя? Но, с другой стороны, не для таких ли любителей мы и творим?.. Нет-нет, работаю я прежде всего для самого себя, а уж потом для эстетствующих дилетантов!..
Мои размышления прервало появление Семена Горбунова. Видимо, с наступлением ночи наш похититель решил перетащить найденный сундук в верхние комнаты особняка.
Затаскивали его мы вдвоем с Бромбергом. Семен шел впереди и подсвечивал нам дорогу фонарем. Когда наконец мы поставили сундук в предназначенную для него пустующую кладовку, сил у нас уже не было.
Отдышавшись, я смог по-настоящему рассмотреть найденное в подвале. И убедился в том, что в необычном «запаснике» хранились весьма ценные произведения. Двум же из них — полотнам кисти Антониса Ван
Дейка и Валантена де Булоня — просто цены не было!
Однако просвещать нашего похитителя я не собирался. К сожалению, эти два холста, в отличие от других, хранились в особых кожаных тубусах, и он нюхом, что ли, почувствовал их ценность.
— Эту мазню, пожалуй, повешу у себя на стенку. A вы оба помните, что живы будете только до тех пор, о пока держите язык за зубами. В случае чего убью!..
Лично я в этом не сомневался. Бромберг же надеялся переиграть Горбунова.
— Ты бы, Сеня, — порекомендовал он ему, — не вешал эти картины на стенку. Лучше продай их коллекционерам. Одного я знаю. Могу тебя с ним свести.
— Смотрите, Николай Вениаминович, если что будет не так, я из всех ваших Бромбергов кишки выпущу!
— Знаю, знаю, — обреченно закивал Бромберг (он в этот момент здорово походил на китайского болванчика), — потому и хочу спасти их и себя.
— Вот это правильно, — порадовался за бывшего хозяина Семен. — А чтобы не терять даром времени, поедем к вашему коллекционеру прямо сейчас. Далеко ехать?
— В областной центр. И давайте возьмем с собой Петра Петровича, — обрадованно предложил Бромберг, видимо, надеясь, что вдвоем нам будет легче ускользнуть от Семена. Но не тут-то было.
— Поедем мы вдвоем, — сказал Семен, — а художник пока займется своими прямыми обязанностями. Картины в паршивом состоянии — вон, плесень пошла. А мне надо, чтоб они имели товарный вид. Как это у вас там называется? — обернулся он ко мне.
— Реставрацией, — подсказал я.
— Вот именно, реставрацией, — веско поддакнул Горбунов. — Этим и займитесь. И чтобы это старье стало как новое! Понятно?..
Семен с Бромбергом уехали. Не было их почти сутки. Вернулись — пьяные и довольные.
— Дело выгорело, — потирая руки, сказал Семен. — Завтра сюда прибудет клиент с чемоданом денег. Мы у него деньги возьмем, а картины он в гробу получит...
Но вышло не так, как задумал Семен. Покупатель, Стрелков, приехал не один. С ним в «волге» сидели двое здоровенных парней и маленький тщедушный старик с фотографической «лейкой» в руках. Старик зачем-то сфотографировал сперва особняк, затем попросил попозировать все семейство Бромбергов у самовара, не забыл и меня «щелкнуть», когда я выставлял на двор сушиться в тенек проклеенные и укрепленные старинные холсты. Хотел в заключение увековечить Семена, но тот категорически воспротивился, а Кончился этот «визит вежливости» элементарной по-? пойкой, на которой Семен со Стрелковым долго объяснялись в любви друг к другу, а затем ударили по рукам. — Продано! — возвестил во всеуслышание Семен и. довольный собой, потащил старенький, местами потертый чемодан с долларами на второй этаж.
Стрелков вместе со своими «шестерками» суетливо запихал в багажник «волги» три свернутых в рулоны холста и был таков. Я сразу смекнул, что он увез наиболее ценные произведения живописи, те самые, которые я днем выставил на просушку.
Не успели еще в фермерском поселке затушить огни, как раздался нечеловеческий рев, визг и вой. Кричал, рыдал, матерился — и все это одновременно — не кто иной, как сам Семен Горбунов. Размазывая пьяные слезы по опухшему сизому лицу, он возносил проклятия к небу:
— Обманули, гады! Фальшивку подсунули!.. Оказывается, старичок-фотограф был непрост. Он хорошо разбирался в картинах и сразу определил, что самые ценные из них сушатся на дворе. Он же отсоветовал Стрелкову приобретать «пустышки», которые предложил Горбунов. Стрелков так и сделал. Отдав деньги Семену, чтобы тот их пересчитал, он потихоньку послал старичка за сохнущими картинами. Старичок сначала забежал в уборную, а потом спокойно, как уличный воришка с бельевой веревки уносит выстиранное белье, утащил драгоценные холсты.
Семен после отъезда гостей преспокойно лег спать, но во сне ему пришло в голову, что Газетчик просто не мог поступить с ним честно, слишком плохая репутация сопровождала его в делах. Семен вскочил с постели и стал лихорадочно пересчитывать доллары. Убедившись, что сумма соответствует затребованной, он облегченно вздохнул, опять прилег, но спать уже не мог. Какой-то червь точил душу. Встал и принялся тщательно рассматривать каждую купюру в отдельности. И тут до него дошло, что ему подсунули фальшивые деньги. На всех купюрах оказался один и тот же номер. Видимо, Стрелков хорошо потрудился перед встречей с Семеном. Он и его подельники «откатали» фальшивки с помощью цветного ксерокса.
На Семена было страшно смотреть. Сначала он хотел повеситься, потом, передумав, схватил автомат и начал стрелять по окнам домов, к счастью, никого не задев. Потом, несколько утихомирившись, сказал: «Вор у вора дубинку украл!» — и нехорошо засмеялся. Он успокаивал себя тем, что и Газетчик остался с носом, забрав у него малоценные картины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114