Но если в вас сокрыто призвание, то, уверяю вас, рано или поздно, оно все равно даст о себе знать. Вы очень молоды, и время еще укажет вам ваше назначение. Во всяком случае, вижу, что священствовать вы не собираетесь». – «Нет, что вы!» – с каким-то ужасом даже воскликнул я. «Но чему же, какой деятельности располагаете вы себя посвятить?» Я сказал о журнальном сочинительстве. «Прекрасно, – похвалил Иван Савич. – Однако быть хорошим журнальным писателем – это подвиг. Дай вам бог с честью и пользой для русского народа идти по избранной нами трудной дороге… Я очень рад, что ближе узнал вас, мы, верно, будем друзьями».
Мы расстались у калитки его дома на Кирочной. Я отправился на Воскресенскую под крылышко добрейшей хлопотуньи Пашеньки, не почия себя от счастья. Как же! Иван Савич назвался моим другом, я был очарован им.
Но, сказав в начале об описании значительных событий, я не знакомство свое с Иваном Савичем имел в виду. Хотя оно, разумеется, и было значительным, но для меня лишь только, а не для публики, не для жизни общественной. Нет, другое событие привлекло внимание воронежского общества: открытие книжного магазина Никитина. И, как в устройстве его нечаянно оказалась крупица и моего участия, то почитаю своим долгом поведать о том, чему самолично довелось быть свидетелем.
После отъезда Николая Иваныча в Петербург я более чем на год расстался с господами, посещавшими второвские «среды». Они стали, как я слышал, собираться по субботам в квартире М. Ф. де-Пуле, куда меня не приглашали, и я встречался кое с кем из них случайно лишь – на улице. Однако при встречах этих далее обычных взаимных приветствий дело не шло. Ивана же Савича я не видел с самой осени: уличные наши пути расходились, а пойти к нему на квартиру я не отваживался, боясь показаться назойливым.
Но вот однажды, в середине февраля, идя из семинарии к себе на Воскресенскую, внимание мое привлекли десятка два уличных зевак, столпившихся у дома часовщика Соколова – напротив Дворянской части, немного наискосок. Среди многочисленных моих пороков самым главным считаю я любопытство, или, как выражается Пашенька, сование носа куда не следует. И хотя эта слабость кое-когда приносила мне огорчения, на сей раз она неожиданно обернулась добром.
Движимый любопытством, поспешил я перейти мостовую и увидел, что происшествие, собравшее толпу зевак, было не что иное, как водружение небольшой вывески над дверью дома. «Только-то и всего!» – с огорчением подумал я, ибо надеялся увидеть пожар, или мертвое тело, или еще что-нибудь в этом роде. Но когда двое молодцов, поднимавших вывеску, повернули ее лицом к публике, я ахнул: на черном поле золотыми буквами было искусно выведено: «Книжный магазин И. С. Никитина»! «Вот, – с восторгом подумал я, – теперь смогу я часто наслаждаться обществом Ивана Савича, заходя в магазин». Я поискал глазами в толпе самого Никитина – нет, его не было.
Полюбовавшись красивой вывеской, я собрался уже продолжить свой путь, как вдруг знакомый голос окликнул меня: «Ардальон Петрович! Идите-ка сюда, голубчик!» Это был Ив. Ал. Придорогин. «Очень кстати, – говорил Ив. Ал. – Мы с ног сбились, приводя в порядок и устанавливая на полках книги. Вы ведь не откажетесь принять в этом участие?»
Он ввел меня в помещение, где прямо на полу лежали груды книг. Там я увидел старых знакомых – Н. С. Милошевича и М. Ф. де-Пуле. Они рылись в книжном ворохе, отбирали нужные тома и карабкались по лесенкам, устанавливая книги на полках. «А! – воскликнул Н. С, увидев меня. – Нашего полку прибыло!» – «Раздевайтесь, раздевайтесь, господин богослов! – насмешливо, как всегда, оказал де-Пуле. – Принимайтесь-ка за дело. Скакать по этим проклятым лесенкам – самое подходящее для вас занятие». – «А где же сам Иван Савич?» – робко спросил я. «Да вот в том-то и дело, – вздохнул Придорогин. – Заболел наш Савич. Еще и магазин не открылся, а он уже слег. Да я всегда говорил, – прибавил он, – не доведет его до добра вся эта затея…»
Вскоре пришел франтоватый господин (компаньон Никитина, как мне сказали), сообщил, что здоровье Ив. С. настолько плохо, что доктор запретил ему выходить со двора. «Вот тебе на! – воскликнул Ив. Ал. – А кто же будет открывать магазин?» Курбатов (так звали компаньона) пожал плечами. «Вы, кажется, забываете, – сказал он, – что я, равно как и Иван Савич, участвую в предприятии…»
«Скакать» по лесенке мне пришлось до самого вечера, и я делал это с превеликим удовольствием. Мысль, что моя помощь нужна Ивану Савичу, вдохновляла меня, я не чувствовал усталости. Однако уже стемнело, зажгли свечи, и меня отправили домой. Я умолял позволить мне остаться еще хоть на часок, но де-Пуле был неумолим: «Идите, идите, а то ваша тетушка, или кто она там, будет сокрушаться и оплакивать вашу преждевременную погибель». Я опросил, когда мне прийти еще. «Да хоть завтра, – сказал Ив. Ал. – Все книги для верхних полок мы предоставим устанавливать вам, дружок, уж больно прытко вы скачете по лесенке!»
На следующий день, вместо того чтобы идти слушать скучнейшие семинарские лекции, я спозаранку явился в магазин. Там уже все были в сборе. «Удрали с уроков, сеньор?» – подмигнул Милошевич. «Ничего, ничего, – сказал Ив. Алекс. – Дело общественное». Он что-то еще прибавил по-французски, да я не понял.
Как ни торопились мы, а к вечеру не управились: еще надо было привести в порядок читальный кабинет – разобрать газеты и журналы, расставить мебель, развесить портреты писателей и географические карты. Словом, дел еще был непочатый край. «Как же быть, господа? – задумался Курбатов. – Утром должно состояться открытие, приедет священник служить молебен, а нам вон еще сколько предстоит сделать…» – «А ночь-то на что? – воскликнул Николай Степаныч. – Как раз к утру и закончим». – «Жаль, что нельзя будет воспользоваться услугами Ард. Петровича, – сказал Придорогин. – Он так прекрасно лазает по стенам, а тут – развеска портретов, занавесок…» – «Почему же? – возразил я. – Пойду и скажу Пашеньке… ну что-нибудь придумаю». – «То есть соврете? – сказал М. Ф. – А лгать, господин богослов, как вам известно, надеюсь, очень дурно. Лучше уж мы вместе пойдем к вашей тетушке, или как ее там… и я сам поручусь за вашу особу».
Важный вид де-Пуле, его мундирный фрак, бакенбарды и начальственная осанка произвели на Пашеньку должное впечатление. Я был отпущен на всю ночь.
Никогда не забыть мне этой ночи и того, что последовало за нею, что именно и побудило меня взяться за перо и набросать эти заметки.
При тусклом, дрожащем мерцании свечей, в ночной тишине, заканчивали мы последние приготовления к открытию магазина. Поздно вечером пришел отец Ивана Савича узнать, будет ли все готово к восьми часам утра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
Мы расстались у калитки его дома на Кирочной. Я отправился на Воскресенскую под крылышко добрейшей хлопотуньи Пашеньки, не почия себя от счастья. Как же! Иван Савич назвался моим другом, я был очарован им.
Но, сказав в начале об описании значительных событий, я не знакомство свое с Иваном Савичем имел в виду. Хотя оно, разумеется, и было значительным, но для меня лишь только, а не для публики, не для жизни общественной. Нет, другое событие привлекло внимание воронежского общества: открытие книжного магазина Никитина. И, как в устройстве его нечаянно оказалась крупица и моего участия, то почитаю своим долгом поведать о том, чему самолично довелось быть свидетелем.
После отъезда Николая Иваныча в Петербург я более чем на год расстался с господами, посещавшими второвские «среды». Они стали, как я слышал, собираться по субботам в квартире М. Ф. де-Пуле, куда меня не приглашали, и я встречался кое с кем из них случайно лишь – на улице. Однако при встречах этих далее обычных взаимных приветствий дело не шло. Ивана же Савича я не видел с самой осени: уличные наши пути расходились, а пойти к нему на квартиру я не отваживался, боясь показаться назойливым.
Но вот однажды, в середине февраля, идя из семинарии к себе на Воскресенскую, внимание мое привлекли десятка два уличных зевак, столпившихся у дома часовщика Соколова – напротив Дворянской части, немного наискосок. Среди многочисленных моих пороков самым главным считаю я любопытство, или, как выражается Пашенька, сование носа куда не следует. И хотя эта слабость кое-когда приносила мне огорчения, на сей раз она неожиданно обернулась добром.
Движимый любопытством, поспешил я перейти мостовую и увидел, что происшествие, собравшее толпу зевак, было не что иное, как водружение небольшой вывески над дверью дома. «Только-то и всего!» – с огорчением подумал я, ибо надеялся увидеть пожар, или мертвое тело, или еще что-нибудь в этом роде. Но когда двое молодцов, поднимавших вывеску, повернули ее лицом к публике, я ахнул: на черном поле золотыми буквами было искусно выведено: «Книжный магазин И. С. Никитина»! «Вот, – с восторгом подумал я, – теперь смогу я часто наслаждаться обществом Ивана Савича, заходя в магазин». Я поискал глазами в толпе самого Никитина – нет, его не было.
Полюбовавшись красивой вывеской, я собрался уже продолжить свой путь, как вдруг знакомый голос окликнул меня: «Ардальон Петрович! Идите-ка сюда, голубчик!» Это был Ив. Ал. Придорогин. «Очень кстати, – говорил Ив. Ал. – Мы с ног сбились, приводя в порядок и устанавливая на полках книги. Вы ведь не откажетесь принять в этом участие?»
Он ввел меня в помещение, где прямо на полу лежали груды книг. Там я увидел старых знакомых – Н. С. Милошевича и М. Ф. де-Пуле. Они рылись в книжном ворохе, отбирали нужные тома и карабкались по лесенкам, устанавливая книги на полках. «А! – воскликнул Н. С, увидев меня. – Нашего полку прибыло!» – «Раздевайтесь, раздевайтесь, господин богослов! – насмешливо, как всегда, оказал де-Пуле. – Принимайтесь-ка за дело. Скакать по этим проклятым лесенкам – самое подходящее для вас занятие». – «А где же сам Иван Савич?» – робко спросил я. «Да вот в том-то и дело, – вздохнул Придорогин. – Заболел наш Савич. Еще и магазин не открылся, а он уже слег. Да я всегда говорил, – прибавил он, – не доведет его до добра вся эта затея…»
Вскоре пришел франтоватый господин (компаньон Никитина, как мне сказали), сообщил, что здоровье Ив. С. настолько плохо, что доктор запретил ему выходить со двора. «Вот тебе на! – воскликнул Ив. Ал. – А кто же будет открывать магазин?» Курбатов (так звали компаньона) пожал плечами. «Вы, кажется, забываете, – сказал он, – что я, равно как и Иван Савич, участвую в предприятии…»
«Скакать» по лесенке мне пришлось до самого вечера, и я делал это с превеликим удовольствием. Мысль, что моя помощь нужна Ивану Савичу, вдохновляла меня, я не чувствовал усталости. Однако уже стемнело, зажгли свечи, и меня отправили домой. Я умолял позволить мне остаться еще хоть на часок, но де-Пуле был неумолим: «Идите, идите, а то ваша тетушка, или кто она там, будет сокрушаться и оплакивать вашу преждевременную погибель». Я опросил, когда мне прийти еще. «Да хоть завтра, – сказал Ив. Ал. – Все книги для верхних полок мы предоставим устанавливать вам, дружок, уж больно прытко вы скачете по лесенке!»
На следующий день, вместо того чтобы идти слушать скучнейшие семинарские лекции, я спозаранку явился в магазин. Там уже все были в сборе. «Удрали с уроков, сеньор?» – подмигнул Милошевич. «Ничего, ничего, – сказал Ив. Алекс. – Дело общественное». Он что-то еще прибавил по-французски, да я не понял.
Как ни торопились мы, а к вечеру не управились: еще надо было привести в порядок читальный кабинет – разобрать газеты и журналы, расставить мебель, развесить портреты писателей и географические карты. Словом, дел еще был непочатый край. «Как же быть, господа? – задумался Курбатов. – Утром должно состояться открытие, приедет священник служить молебен, а нам вон еще сколько предстоит сделать…» – «А ночь-то на что? – воскликнул Николай Степаныч. – Как раз к утру и закончим». – «Жаль, что нельзя будет воспользоваться услугами Ард. Петровича, – сказал Придорогин. – Он так прекрасно лазает по стенам, а тут – развеска портретов, занавесок…» – «Почему же? – возразил я. – Пойду и скажу Пашеньке… ну что-нибудь придумаю». – «То есть соврете? – сказал М. Ф. – А лгать, господин богослов, как вам известно, надеюсь, очень дурно. Лучше уж мы вместе пойдем к вашей тетушке, или как ее там… и я сам поручусь за вашу особу».
Важный вид де-Пуле, его мундирный фрак, бакенбарды и начальственная осанка произвели на Пашеньку должное впечатление. Я был отпущен на всю ночь.
Никогда не забыть мне этой ночи и того, что последовало за нею, что именно и побудило меня взяться за перо и набросать эти заметки.
При тусклом, дрожащем мерцании свечей, в ночной тишине, заканчивали мы последние приготовления к открытию магазина. Поздно вечером пришел отец Ивана Савича узнать, будет ли все готово к восьми часам утра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103