ее девочка попала в беду. Сара успешно скрыла от матери инцидент с Ронни Фиретто – достаточно и драки с Микки Нэшем, – но Джун была убеждена в том, что Нью-Йорк – самый опасный город на земле. Сара пыталась объяснить, что самое страшное для нее – это свалиться с подиума из-за идиотских высоких каблуков, но Джун не верила дочери.
Затем следовала вторая часть: Джун говорила, как она скучает и как хочет, чтобы дочь вернулась, а Сару неизбежно охватывала тоска по дому, не проходившая затем много дней. Да, она очень скучает по тому времени, когда до матери можно было доехать на поезде, а Кейти жила в соседней комнате.
Может, душ освежит ее и улучшит настроение? Она отдернула занавеску в ванной, включила свет и заорала во весь голос. Это был установившийся ритуал, дававший тараканам шанс убраться подальше.
Обнаружив в первый же день, что квартира – кроме прочих недостатков – кишит насекомыми, Сара пришла в ужас, но затем смирилась с этим неизбежным для Нью-Йорка соседством. Тараканы жили у всех, и Сара, вооружившись свернутой в рулон газетой и флаконом с аэрозолем и простояв на вахте несколько первых ночей, заключила с бесчисленными коричневыми соседями шаткое перемирие. Если они не попадались ей на дороге, она их не трогала.
Сара прямо в одежде уселась в ванную под ленивую струйку воды. Как ньюйоркцы могут жаловаться на британские санитарные стандарты с такой жалкой пародией на душ в центре Манхэттена! Вода теплыми ручейками сбегала по телу, ничуть не освежая. А она-то надеялась, что после душа осмелится выйти в магазин за едой. Похоже, и сегодняшний вечер закончится пиццей, доставленной из ближайшего супермаркета.
Затрезвонил телефон. Сначала Сара игнорировала звонки. В этом месяце она заработала достаточно, чтобы оплатить квартиру, а при такой неприязни к карьере манекенщицы казалось бесполезным надрываться больше, чем необходимо. Настойчивый звон продолжался, так что она вздохнула, поднялась и, оставляя за собой мокрые следы, подошла к телефону.
Звонил Луи.
– Привет, Сара. Я был уверен, что ты дома. Жарко?
– Луи, как я рада тебя слышать.
– У меня плохие новости. Утром умер Винс.
Винс уже несколько недель лежал в бесплатной больнице, но весть о его смерти все равно вызвала шок.
– О Боже! Я не думала, что рак так прогрессировал.
– В конце концов, не выдержало сердце. Думаю, Винс просто не вынес накачиваемых в него наркотиков.
– Как насчет похорон? Кто их организует?
– Мы с Джини возьмем все на себя.
– Я бы хотела помочь.
– Чем именно?
– Не знаю. Может, уговорю свое агентство организовать благотворительный вечер для антинаркотического проекта Винса.
– Было бы здорово.
– К сожалению, это все, что я могу сделать.
Однако Саре подобные жесты казались неискренними. Она принимала участие в нескольких вечерах против наркотиков, против СПИДа, в пользу бездомных, и, хотя деньги действительно собирались, ей казалось, что благополучные люди покупают дорогие билеты только для того, чтобы успокоить свою совесть.
Когда Луи стал прощаться, его низкий звучный голос дрогнул. Сара повесила трубку и вернулась под душ. Слезы закапали так же медленно, как вода из водопроводного крана.
В конце ноября Пи-би-эс должна была дать в эфир программу «Наркотики в спорте», и Сара наотрез отказалась от всех предложений модельных агентств после этой даты. Наконец – после до предела загруженной недели – наступил последний показ, и, не рискуя уже поставить под угрозу свою карьеру, она решила высказаться.
В одних облегающих панталонах Сара подошла к модельеру и в недвусмысленных выражениях объяснила ему все, что думает о платье, смело обнажающем левую грудь.
– Ни одной женщине в мире не пришло бы в голову сотворить такое женоненавистническое дерьмо, – сказала она, швыряя платье на пол к ногам разъяренного модельера. – Когда в последний раз у вас левое яйцо вываливалось из дырки в брюках?
Модельер поднял черную лакированную трость с серебряным черепом-набалдашником и направил ее на Сару.
– Теперь послушай ты, наглая дрянь! Во всем зале не найдется ни одного бездельника, который позарился бы на твои жалкие сиськи. Засовывай свою толстую английскую задницу в платье – мне плевать, в какое – и шлепай на подиум. – Он щелкнул пальцами, и подбежала испуганная костюмерша. – Найдите что-нибудь с маленьким декольте для этой принцессы.
Собравшиеся в кучку манекенщицы захихикали. Сара победно махнула им и, чувствуя себя неизмеримо лучше, с помощью костюмерши втиснулась в аляповатое вечернее платье из зеленовато-желтого шелка.
– Пошла! – взвизгнул модельер, выталкивая ее из-за занавеса под рвущийся из динамиков оглушительный рок.
Натянуто улыбаясь, Сара шла по подиуму, получая в награду вежливые аплодисметы. Этот модельер уже был на пути к забвению, и публика в зале собралась второсортная. Поворачивая назад в конце подиума, она заметила, как вскочила и громко захлопала какая-то шикарная тощая блондинка.
«Глупая гусыня, – подумала Сара. – Это платье просто безобразно».
Она еще раз покружилась и вернулась за занавес чуть быстрее, чем понравилось бы хореографу.
– Благодарю, ваше высочество, – прошипел модельер.
Через несколько минут Сара снова вышла на подиум, пританцовывая румбу и задирая смешную юбчонку, как было отрепетировано. На этот раз аплодисменты были еще более скудными, но тощая блондинка хлопала еще громче. Боже милостивый! Ну и вкус! Сара попыталась рассмотреть блондинку, но ей помешал ослепительный свет прожекторов. На обратном пути она прошла мимо манекенщицы, которой посчастливилось демонстрировать платье с открытой грудью, и снова порадовалась, что выдержала характер.
Сменив еще несколько нарядов, каждый из который встречался равнодушной тишиной зала и одобрительными возгласами все той же блондинки, Сара оделась к финалу. Как и принято, показ заканчивался платьем невесты.
Модельер скривился.
– Один Бог знает, почему я выбрал тебя. Не могла бы ты – хотя бы для этого платья – изобразить достоинство?
Сара опустила глаза на свой наряд. Декольте кружевного мини-платья доходило до пупка.
– Какое тут может быть достоинство? – язвительно спросила она.
Модельер сунул ей в руки букет невесты.
– Береги его, ведьма. Другого у тебя не будет никогда в жизни.
Под торжественную музыку Сара вышла на подиум и была встречена хором охов и ахов. Она дошла до конца подиума и остановилась в ожидании дизайнера, который должен был присоединиться к ней для прощального поклона. Публика аплодировала стоя, но, как думала Сара, скорее из чувства долга.
Это были последние секунды пребывания Сары в роли манекенщицы. Ее уже тошнило от одного этого слова.
Когда аплодисменты стихли, продолжала хлопать только одна женщина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109