Он совсем не изменился, может, стал чуть старше, но… что он делал в кресле-каталке?
– Поль! Это правда ты? Какого черта ты здесь делаешь? – воскликнул Ники. Голос его срывался от радости, и Поль подбежал к нему, упал на колени возле кресла-каталки брата.
– Почему ты в этой штуке? – спросил он, когда они закончили обниматься. – Ты сломал ногу или что там еще?
Ники хмыкнул.
– Что-то вроде того. Расскажи мне о себе. Как ты сюда попал? Я думал, что Джерси…
– Да. Я выбрался на папиной шлюпке.
– Папа тоже приехал?
– Нет. – Поль потер рукой лицо. Он не хотел, чтобы кто-нибудь увидел, что он плачет. – Что ты сделал со своими ногами, Ники? С тобой все будет в порядке, да? Это не серьезно?
И тогда Ники рассказал ему, и после первых же предложений Поль слышал только рев в ушах. Дело было не во временной проблеме с ногами. В результате ранения вся нижняя часть его тела была парализована. Не было никакой надежды, что он когда-либо поправится.
Впоследствии оказалось, что Поль очень мало запомнил о том первом визите. Он был настолько потрясен, когда увидел Ники в инвалидном кресле и узнал, что брат никогда не сможет больше ходить, что лишился способности ясно соображать. Только позже, в деревенском пабе, где он заказал себе койку и завтрак, голова его снова начала работать. Но он все еще едва мог поверить в это – его брат, его герой, с которым он разделял столько шалостей и приключений, – полный инвалид! Это не могло быть правдой!
В следующий раз, когда он навещал Ники, то попытался внушить ему проблеск надежды:
– В конце концов, ты же поправишься, да?
– Не думаю, Поль.
– Ну конечно, поправишься! Не сдавайся так легко! Ты же можешь сделать все, что хочешь, не забывай!
– Но не сейчас.
– Почему нет? Потому что доктора так говорят? Не обращай на них внимания! С тобой будет все в порядке. Я знаю это!
– Поль, у меня был поврежден позвоночник, между мозгом и ногами больше нет связи. Это все равно как если перерезать телефонный провод. Но только его нельзя починить.
Тогда Поль разозлился. Он был настолько зол, что в тот момент не мог заставить себя дольше оставаться в одной комнате с Ники. Он вырвался на волю и забрался так далеко от санатория, как только смог. От всех его запахов болезни, которые не смог бы уничтожить даже антисептик, всей этой угнетенной обстановки, от инвалидных кресел, ран, шрамов. Он был зол на несправедливость всего этого, зол на весь свет, в котором присутствовали болезни и изувеченные тела, неразрешимые человеческие проблемы. Он был зол, потому что чувствовал себя совершенно беспомощным.
Прошло несколько дней, прежде чем он заставил себя вернуться, а когда он пришел туда, то был исполнен ужаса. Но, к своему удивлению, он, единожды сломавший лед, уже не находил это таким трудным, как ожидал. Ники уже приспособился к своей неподвижности, и утешать приходилось его, Поля.
В погожие дни он толкал кресло-каталку Ники по полям вокруг санатория, и при этом они выбирали не самые красивые места, но короткие крутые склоны, которые не просматривались из окон, где кресло можно было отпустить, и оно несколько мгновений дико, бесконтрольно катилось вниз. Ники тошнило от прогулок, когда его кресло толкали исключительно по гравийным дорожкам, и он вопил от восторга, когда коляска набирала скорость и скатывалась по заросшим травой склонам. Ему было весело, даже когда он бесцеремонно вываливался на землю (колесо цеплялось за прячущиеся в траве корни), а Полю приходилось водворять его на место. Иногда они сидели в комнате Ники и разговаривали, но Полю это казалось трудным бременем.
Он рассказал Ники правду о Лоле и Шарле, потому что понимал, что это будет честно, и в бессильной ярости Ники, как в зеркале, отразилась испытанная им самим злость, когда он узнал о неподвижности Ники.
– Ты не мог остановить их? – спросил он.
– Ты не понимаешь. Немцы держат остров полностью под контролем. Спорить с ними бесполезно.
– Нет, я имею в виду – остановить маму и папу, чтобы они не делали таких опасных вещей?
Краска начала заливать шею Поля. Конечно же, он не хотел говорить Ники, что той ночью он был у Вив. Это значит – честность может завести его слишком далеко, да и сама мысль об этом заставляла его страдать.
Но все равно эту тему не удалось обойти. Когда Ники спросил о Вив, а это было неизбежно, Поль ответил, что надеется, что она с матерью живут неплохо, хотя их заставили переехать из собственного дома в коттедж садовника. Но он не сказал, что бывал там, и опустил информацию, что Вив сделала аборт, чтобы избавиться от ребенка Ники. Подозревал ли Ники, что мог оставить ее беременной? – раздумывал Поль, пытаясь прочитать мысли брата. Но Ники не подавал вида, что он о чем-то подозревал, и Поль с облегчением подумал, что его не будут принуждать разглашать чужую тайну. Это было между ними двумя, подумал он. И, конечно же, он не хотел быть втянутым в это!
Иногда Поль рассказывал Ники о том, что он будет делать здесь, в Англии. И хотя правительство еще не хватилось его и не приписало его к действующим войскам, он знал, что это лишь вопрос времени, и немного волновался. Как бывший солдат, Ники тепло относился к армии, но почему-то она не привлекала Поля, и хотя он привык к шлюпкам и был сыном моряка, он не хотел бы служить во флоте.
Его привлекала идея летать. Обсудив это с Ники, Поль решил брать быка за рога. Он явился на призывной пункт королевских военно-воздушных сил, и, к его восторгу, сравнительно высокий уровень образования и физические данные сыграли свою роль в том, что его приняли проходить обучение в летном отряде.
Полю было жаль вновь расставаться с Ники, хотя, с другой стороны, для него было облегчением не толкать больше по окрестностям кресло-коляску и пытаться избегать разговоров о Вивьен и о будущем. После первоначальной подготовки его направили в одну из истребительных эскадрилий, базирующихся на Востоке, так что он смог приезжать к Ники чаще, чем рассчитывал. Несмотря на несколько моментов, когда волосы у него вставали дыбом от ужаса, война протекала для Поля практически без приключений. Дважды его самолет с повреждениями вернулся на базу, как-то раз ему пришлось катапультироваться, и он видел, как его машина спиралью падала вниз в облаке черного дыма. Но Полю это нравилось. Он получил прозвище «Везунчик», а веселая доверительность, которая установилась между молодыми людьми, верно отражала отношение Поля к товарищам.
Во время службы он встречался со многими девицами – и служащими в авиации, и штатскими, – и большинство из них были рады пройтись с симпатичным молодым человеком в светло-голубой униформе. И хотя нескольким девушкам он назначил свидания, все равно считал, что они не идут ни в какое сравнение с Вив.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152
– Поль! Это правда ты? Какого черта ты здесь делаешь? – воскликнул Ники. Голос его срывался от радости, и Поль подбежал к нему, упал на колени возле кресла-каталки брата.
– Почему ты в этой штуке? – спросил он, когда они закончили обниматься. – Ты сломал ногу или что там еще?
Ники хмыкнул.
– Что-то вроде того. Расскажи мне о себе. Как ты сюда попал? Я думал, что Джерси…
– Да. Я выбрался на папиной шлюпке.
– Папа тоже приехал?
– Нет. – Поль потер рукой лицо. Он не хотел, чтобы кто-нибудь увидел, что он плачет. – Что ты сделал со своими ногами, Ники? С тобой все будет в порядке, да? Это не серьезно?
И тогда Ники рассказал ему, и после первых же предложений Поль слышал только рев в ушах. Дело было не во временной проблеме с ногами. В результате ранения вся нижняя часть его тела была парализована. Не было никакой надежды, что он когда-либо поправится.
Впоследствии оказалось, что Поль очень мало запомнил о том первом визите. Он был настолько потрясен, когда увидел Ники в инвалидном кресле и узнал, что брат никогда не сможет больше ходить, что лишился способности ясно соображать. Только позже, в деревенском пабе, где он заказал себе койку и завтрак, голова его снова начала работать. Но он все еще едва мог поверить в это – его брат, его герой, с которым он разделял столько шалостей и приключений, – полный инвалид! Это не могло быть правдой!
В следующий раз, когда он навещал Ники, то попытался внушить ему проблеск надежды:
– В конце концов, ты же поправишься, да?
– Не думаю, Поль.
– Ну конечно, поправишься! Не сдавайся так легко! Ты же можешь сделать все, что хочешь, не забывай!
– Но не сейчас.
– Почему нет? Потому что доктора так говорят? Не обращай на них внимания! С тобой будет все в порядке. Я знаю это!
– Поль, у меня был поврежден позвоночник, между мозгом и ногами больше нет связи. Это все равно как если перерезать телефонный провод. Но только его нельзя починить.
Тогда Поль разозлился. Он был настолько зол, что в тот момент не мог заставить себя дольше оставаться в одной комнате с Ники. Он вырвался на волю и забрался так далеко от санатория, как только смог. От всех его запахов болезни, которые не смог бы уничтожить даже антисептик, всей этой угнетенной обстановки, от инвалидных кресел, ран, шрамов. Он был зол на несправедливость всего этого, зол на весь свет, в котором присутствовали болезни и изувеченные тела, неразрешимые человеческие проблемы. Он был зол, потому что чувствовал себя совершенно беспомощным.
Прошло несколько дней, прежде чем он заставил себя вернуться, а когда он пришел туда, то был исполнен ужаса. Но, к своему удивлению, он, единожды сломавший лед, уже не находил это таким трудным, как ожидал. Ники уже приспособился к своей неподвижности, и утешать приходилось его, Поля.
В погожие дни он толкал кресло-каталку Ники по полям вокруг санатория, и при этом они выбирали не самые красивые места, но короткие крутые склоны, которые не просматривались из окон, где кресло можно было отпустить, и оно несколько мгновений дико, бесконтрольно катилось вниз. Ники тошнило от прогулок, когда его кресло толкали исключительно по гравийным дорожкам, и он вопил от восторга, когда коляска набирала скорость и скатывалась по заросшим травой склонам. Ему было весело, даже когда он бесцеремонно вываливался на землю (колесо цеплялось за прячущиеся в траве корни), а Полю приходилось водворять его на место. Иногда они сидели в комнате Ники и разговаривали, но Полю это казалось трудным бременем.
Он рассказал Ники правду о Лоле и Шарле, потому что понимал, что это будет честно, и в бессильной ярости Ники, как в зеркале, отразилась испытанная им самим злость, когда он узнал о неподвижности Ники.
– Ты не мог остановить их? – спросил он.
– Ты не понимаешь. Немцы держат остров полностью под контролем. Спорить с ними бесполезно.
– Нет, я имею в виду – остановить маму и папу, чтобы они не делали таких опасных вещей?
Краска начала заливать шею Поля. Конечно же, он не хотел говорить Ники, что той ночью он был у Вив. Это значит – честность может завести его слишком далеко, да и сама мысль об этом заставляла его страдать.
Но все равно эту тему не удалось обойти. Когда Ники спросил о Вив, а это было неизбежно, Поль ответил, что надеется, что она с матерью живут неплохо, хотя их заставили переехать из собственного дома в коттедж садовника. Но он не сказал, что бывал там, и опустил информацию, что Вив сделала аборт, чтобы избавиться от ребенка Ники. Подозревал ли Ники, что мог оставить ее беременной? – раздумывал Поль, пытаясь прочитать мысли брата. Но Ники не подавал вида, что он о чем-то подозревал, и Поль с облегчением подумал, что его не будут принуждать разглашать чужую тайну. Это было между ними двумя, подумал он. И, конечно же, он не хотел быть втянутым в это!
Иногда Поль рассказывал Ники о том, что он будет делать здесь, в Англии. И хотя правительство еще не хватилось его и не приписало его к действующим войскам, он знал, что это лишь вопрос времени, и немного волновался. Как бывший солдат, Ники тепло относился к армии, но почему-то она не привлекала Поля, и хотя он привык к шлюпкам и был сыном моряка, он не хотел бы служить во флоте.
Его привлекала идея летать. Обсудив это с Ники, Поль решил брать быка за рога. Он явился на призывной пункт королевских военно-воздушных сил, и, к его восторгу, сравнительно высокий уровень образования и физические данные сыграли свою роль в том, что его приняли проходить обучение в летном отряде.
Полю было жаль вновь расставаться с Ники, хотя, с другой стороны, для него было облегчением не толкать больше по окрестностям кресло-коляску и пытаться избегать разговоров о Вивьен и о будущем. После первоначальной подготовки его направили в одну из истребительных эскадрилий, базирующихся на Востоке, так что он смог приезжать к Ники чаще, чем рассчитывал. Несмотря на несколько моментов, когда волосы у него вставали дыбом от ужаса, война протекала для Поля практически без приключений. Дважды его самолет с повреждениями вернулся на базу, как-то раз ему пришлось катапультироваться, и он видел, как его машина спиралью падала вниз в облаке черного дыма. Но Полю это нравилось. Он получил прозвище «Везунчик», а веселая доверительность, которая установилась между молодыми людьми, верно отражала отношение Поля к товарищам.
Во время службы он встречался со многими девицами – и служащими в авиации, и штатскими, – и большинство из них были рады пройтись с симпатичным молодым человеком в светло-голубой униформе. И хотя нескольким девушкам он назначил свидания, все равно считал, что они не идут ни в какое сравнение с Вив.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152