А если я допущу еще одно нарушение правил, то, боюсь, меня лишат прав.
Джулиет улыбнулась.
– Ты меня ограничиваешь!
Катрин улыбнулась в ответ, а азартный блеск в ее глазах был таким заразительным!
– Да, – зловеще сказала она, – я знаю!
«Медный чайник» оказался старомодной чайной с кружевными скатертями, карликовыми пальмами и трехъярусными тележками, нагруженными крошечными вкусными французскими пирожными.
– Ну, расскажи мне, как тебе нравится Джерси, – сказала Катрин, наливая чай в тонкие, ребристые фарфоровые чашечки. – Я знаю, твоя бабушка в восторге, что ты приехала. Она чувствует, что столько лет пропустила, не общаясь с тобой, и она, конечно же, права. – Она смотрела ей прямо в глаза, но в то же время как-то уклончиво. – Но, думаю, ты вряд ли решишь надолго здесь задержаться.
Джулиет слегка покраснела. Получалось так, что тетушка была способна читать ее тайные надежды и распознавать мечты, о которых она сама еще не ведала.
– Еще слишком рано думать в таком ключе, но на Джерси много привлекательного, – признала она.
– Ах!
Джулиет немного смущенно засмеялась.
– Я думаю, ты удивляешься, где я только что была. Ну, должна признаться, это был не Говард Дэвис Парк.
– Нет. – Рот Катрин забавно искривился. – Я почему-то так и подумала.
– Я встретила кое-кого. Помнишь, ты говорила мне об адвокате бабушки, Дэне Диффене, когда я в первый раз была у тебя? Ну, это его сын. Он писатель, вдовец…
– Дэн Диффен! Правда? О Джулиет! – вспыхнула Катрин, и ее круглое маленькое лицо порозовело под облачком седых кудряшек. – Думаю, мне не надо было бы говорить тебе, но когда-то мы с Дэном Диффеном… ну мы очень нравились друг другу.
– Тетя Катрин! А ты – темная лошадка! Ну-ка, давай теперь ты рассказывай мне обо всем этом!
– О Джулиет, правда, особенно говорить не о чем. И я уже столько лет об этом не думала…
Она умолкла, вспомнив, как двадцать лет назад между нею и адвокатом Софии вспыхнула взаимная приязнь.
Она примчалась домой на Джерси, едва заслышав об аресте сестры, и практически ее первый звонок был в кон-юру Дэна. Она сквозь завесу времени представила его себе – изящно сложенного мужчину в золотых очках, сидевших на крючковатом носу. А волосы у него слегка поредели над обоими висками… В то утро он был немного не в себе, и не только от того, что ему пришлось оказаться в положении защитника Софии, которую он знал уже столько лет, но также потому, что Катрин проложила себе дорогу через его секретаря и застигла его врасплох. Но, несмотря на этот немного смущенный вид, он производил впечатление сильного, знающего человека, весьма привлекательного в глазах Катрин.
К удивлению всех родственников, Катрин так и не вышла замуж. Конечно, в юности у нее были дружки, одним из них был Джефф Макколей, с которым она познакомилась, когда он приехал на Джерси на похороны Пики. Когда она приехала в Лондон, то зашла к нему, как обещала тогда в саду «Ла Мэзон Бланш», и вскоре они стали очень часто встречаться. Но Джефф был слишком вольнолюбивым, чтобы осесть, а потом, подобно ему, ни один из молодых людей, с кем она позже знакомилась, не оказался для нее подходящим. Катрин не хотела ни с кем вступать в длительные отношения, оптимистично веря, что ее «Мистер Подходящий» ждет ее сразу же за следующим углом. Она нажала на карьеру, пока как-то раз, проснувшись, поняла, что все это ее вполне устраивало и она не собирается кому бы то ни было отдавать свою независимость. И вот тогда-то, когда она меньше всего ожидала снова влюбиться, она встретила Дэна.
Конечно, в ту первую встречу она не поняла, что может случиться. Она была слишком поглощена тем ужасом, в котором оказалась София, и думала, как бы поддержать ее. Понимание того, что Дэн был единственным, ради кого она могла оставить работу, свою лондонскую жизнь, свою так высоко ценимую независимость, пришло позже, она лелеяла это понимание во время неизбежных встреч. И в один прекрасный день оно разорвалось в ее сознании внезапно, как бомба.
Разумеется, Катрин знала Дэна, когда они были молодыми, но между ними пролегал огромный возрастной барьер – она все еще была ребенком, а он – молодым человеком. Но сейчас все замкнулось на какой-то несуществующей точке, они были просто мужчиной и женщиной, которые работали заодно и открыли для себя, что этот удобный для них союз духа и ума – основа для долгих, прочных отношений.
Беда была в том, что для них все оказалось слишком поздно. Может, Катрин и была свободна, но не Дэн. Он был женат, сыну его было одиннадцать лет, дочери девять. И хотя ненадолго Дэн почти уступил тому, что могло быть самой большой страстью его жизни, он слишком любил жену и детей, чтобы причинить им боль, а Катрин видела на примере своих учеников из Ист-Энда, к каким трагическим результатам приходили разбитые семьи, и поэтому совесть не позволяла ей бороться за Дэна. Пламя страсти вспыхнуло ярко, но коротко, на время осветило ее жизнь блеском, который она никогда в жизни не забудет. Но когда суд закончился, она вернулась назад, в Лондон, к своей прежней жизни. Долгое время ее терзало едва переносимое чувство потери – прикоснуться к такому счастью, а потом добровольно отступиться от него… Она была в депрессии, близкой к отчаянию. Но Катрин была из тех, кто умел выживать. Она отказалась потворствовать своей боли и вновь погрузилась в любимую работу. Постепенно боль стала утихать. Спустя годы Дэн Диффен стал сладостным и мучительным воспоминанием.
Когда она услышала, что жена Дэна умерла, ей пришло в голову, а что если она, выйдя на пенсию и вернувшись на Джерси, сможет завершить то, что они вроде бы начали, но, по иронии судьбы, Дэн сам умер, пока она последний год дорабатывала в Лондоне. Катрин переживала – очень переживала, – узнав об этом, но она была слишком рассудительна, чтобы долго плакать о том, что могло бы быть. Очевидно, этому не суждено было случиться. Катрин отодвинула Дэна в дальние уголки памяти и успокоилась.
Сейчас, однако, все это потоком обрушилось на нее, стародавнее волнение снова забилось где-то в глубине ее души. Она смотрела на свою внучатую племянницу и видела, как воплощается в ней ее полузабытая мечта.
– Как тесен мир! Джулиет, – тихо сказала она, – как же тебе довелось познакомиться с ним?
– Ну… – Джулиет замялась. – Ты помнишь, я говорила тебе, что хотела бы узнать правду о бабушке и дяде Луи? Я подумала, что если поговорю с ее адвокатом, он восстановит мне всю картину. Я посмотрела его адрес в телефонной книге и поехала к нему.
– Но, дорогая моя, Дэна нет в живых уже больше года!
– Я этого не знала. Ты не сказала, что он умер. Поэтому я спросила Дэна Диффена – и встретила молодого человека, который оказался его сыном, и тоже по имени Дэн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152
Джулиет улыбнулась.
– Ты меня ограничиваешь!
Катрин улыбнулась в ответ, а азартный блеск в ее глазах был таким заразительным!
– Да, – зловеще сказала она, – я знаю!
«Медный чайник» оказался старомодной чайной с кружевными скатертями, карликовыми пальмами и трехъярусными тележками, нагруженными крошечными вкусными французскими пирожными.
– Ну, расскажи мне, как тебе нравится Джерси, – сказала Катрин, наливая чай в тонкие, ребристые фарфоровые чашечки. – Я знаю, твоя бабушка в восторге, что ты приехала. Она чувствует, что столько лет пропустила, не общаясь с тобой, и она, конечно же, права. – Она смотрела ей прямо в глаза, но в то же время как-то уклончиво. – Но, думаю, ты вряд ли решишь надолго здесь задержаться.
Джулиет слегка покраснела. Получалось так, что тетушка была способна читать ее тайные надежды и распознавать мечты, о которых она сама еще не ведала.
– Еще слишком рано думать в таком ключе, но на Джерси много привлекательного, – признала она.
– Ах!
Джулиет немного смущенно засмеялась.
– Я думаю, ты удивляешься, где я только что была. Ну, должна признаться, это был не Говард Дэвис Парк.
– Нет. – Рот Катрин забавно искривился. – Я почему-то так и подумала.
– Я встретила кое-кого. Помнишь, ты говорила мне об адвокате бабушки, Дэне Диффене, когда я в первый раз была у тебя? Ну, это его сын. Он писатель, вдовец…
– Дэн Диффен! Правда? О Джулиет! – вспыхнула Катрин, и ее круглое маленькое лицо порозовело под облачком седых кудряшек. – Думаю, мне не надо было бы говорить тебе, но когда-то мы с Дэном Диффеном… ну мы очень нравились друг другу.
– Тетя Катрин! А ты – темная лошадка! Ну-ка, давай теперь ты рассказывай мне обо всем этом!
– О Джулиет, правда, особенно говорить не о чем. И я уже столько лет об этом не думала…
Она умолкла, вспомнив, как двадцать лет назад между нею и адвокатом Софии вспыхнула взаимная приязнь.
Она примчалась домой на Джерси, едва заслышав об аресте сестры, и практически ее первый звонок был в кон-юру Дэна. Она сквозь завесу времени представила его себе – изящно сложенного мужчину в золотых очках, сидевших на крючковатом носу. А волосы у него слегка поредели над обоими висками… В то утро он был немного не в себе, и не только от того, что ему пришлось оказаться в положении защитника Софии, которую он знал уже столько лет, но также потому, что Катрин проложила себе дорогу через его секретаря и застигла его врасплох. Но, несмотря на этот немного смущенный вид, он производил впечатление сильного, знающего человека, весьма привлекательного в глазах Катрин.
К удивлению всех родственников, Катрин так и не вышла замуж. Конечно, в юности у нее были дружки, одним из них был Джефф Макколей, с которым она познакомилась, когда он приехал на Джерси на похороны Пики. Когда она приехала в Лондон, то зашла к нему, как обещала тогда в саду «Ла Мэзон Бланш», и вскоре они стали очень часто встречаться. Но Джефф был слишком вольнолюбивым, чтобы осесть, а потом, подобно ему, ни один из молодых людей, с кем она позже знакомилась, не оказался для нее подходящим. Катрин не хотела ни с кем вступать в длительные отношения, оптимистично веря, что ее «Мистер Подходящий» ждет ее сразу же за следующим углом. Она нажала на карьеру, пока как-то раз, проснувшись, поняла, что все это ее вполне устраивало и она не собирается кому бы то ни было отдавать свою независимость. И вот тогда-то, когда она меньше всего ожидала снова влюбиться, она встретила Дэна.
Конечно, в ту первую встречу она не поняла, что может случиться. Она была слишком поглощена тем ужасом, в котором оказалась София, и думала, как бы поддержать ее. Понимание того, что Дэн был единственным, ради кого она могла оставить работу, свою лондонскую жизнь, свою так высоко ценимую независимость, пришло позже, она лелеяла это понимание во время неизбежных встреч. И в один прекрасный день оно разорвалось в ее сознании внезапно, как бомба.
Разумеется, Катрин знала Дэна, когда они были молодыми, но между ними пролегал огромный возрастной барьер – она все еще была ребенком, а он – молодым человеком. Но сейчас все замкнулось на какой-то несуществующей точке, они были просто мужчиной и женщиной, которые работали заодно и открыли для себя, что этот удобный для них союз духа и ума – основа для долгих, прочных отношений.
Беда была в том, что для них все оказалось слишком поздно. Может, Катрин и была свободна, но не Дэн. Он был женат, сыну его было одиннадцать лет, дочери девять. И хотя ненадолго Дэн почти уступил тому, что могло быть самой большой страстью его жизни, он слишком любил жену и детей, чтобы причинить им боль, а Катрин видела на примере своих учеников из Ист-Энда, к каким трагическим результатам приходили разбитые семьи, и поэтому совесть не позволяла ей бороться за Дэна. Пламя страсти вспыхнуло ярко, но коротко, на время осветило ее жизнь блеском, который она никогда в жизни не забудет. Но когда суд закончился, она вернулась назад, в Лондон, к своей прежней жизни. Долгое время ее терзало едва переносимое чувство потери – прикоснуться к такому счастью, а потом добровольно отступиться от него… Она была в депрессии, близкой к отчаянию. Но Катрин была из тех, кто умел выживать. Она отказалась потворствовать своей боли и вновь погрузилась в любимую работу. Постепенно боль стала утихать. Спустя годы Дэн Диффен стал сладостным и мучительным воспоминанием.
Когда она услышала, что жена Дэна умерла, ей пришло в голову, а что если она, выйдя на пенсию и вернувшись на Джерси, сможет завершить то, что они вроде бы начали, но, по иронии судьбы, Дэн сам умер, пока она последний год дорабатывала в Лондоне. Катрин переживала – очень переживала, – узнав об этом, но она была слишком рассудительна, чтобы долго плакать о том, что могло бы быть. Очевидно, этому не суждено было случиться. Катрин отодвинула Дэна в дальние уголки памяти и успокоилась.
Сейчас, однако, все это потоком обрушилось на нее, стародавнее волнение снова забилось где-то в глубине ее души. Она смотрела на свою внучатую племянницу и видела, как воплощается в ней ее полузабытая мечта.
– Как тесен мир! Джулиет, – тихо сказала она, – как же тебе довелось познакомиться с ним?
– Ну… – Джулиет замялась. – Ты помнишь, я говорила тебе, что хотела бы узнать правду о бабушке и дяде Луи? Я подумала, что если поговорю с ее адвокатом, он восстановит мне всю картину. Я посмотрела его адрес в телефонной книге и поехала к нему.
– Но, дорогая моя, Дэна нет в живых уже больше года!
– Я этого не знала. Ты не сказала, что он умер. Поэтому я спросила Дэна Диффена – и встретила молодого человека, который оказался его сыном, и тоже по имени Дэн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152