Сегодня все это исчезло в воздухе Парижа самым ужасным образом. Она бросилась на кровать, где всего лишь несколько часов назад занималась любовью с Филиппом. Господи, пусть таблетки подействуют, молилась она, пожалуйста, Господи, позволь мне умереть!
КНИГА ВТОРАЯ
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
– Твоя жизнь говорит сама за себя, – мягко сказал Уэйленд, отпивая из бокала.
– Да, – прошептала Майя. – Но я не называю это жизнью, это – существование.
Уэйленд секунду внимательно смотрел на нее, потом рассмеялся.
– Конечно, ты живешь! Я был бы счастлив, если бы двенадцать таблеток снотворного усыпили меня! Добро пожаловать в страну жизни, – сказал он, обнимая ее.
Через три месяца после случившегося она сидела в квартире Уэйленда, наблюдая за последними лучами октябрьского солнца. Это было в пятницу вечером, город ожидал выходных. Квартира Уэйленда была отделана коралловыми мраморными плитами, вокруг стояли темно-серые бархатные диваны. Благоухали белые розы. Этим утром Майя прилетела из Парижа. Она устала после перелета и запрещала себе думать о том, что впереди. Пусть сознание остается пустым – таким оно было с того ужасного дня в Париже.
Уэйленд с любопытством взглянул на нее:
– Ты действительно желала полного забвения? Майя пожала плечами.
– Я думала, что было бы чудесно не сталкиваться с жизненными проблемами…
Она откинулась назад. Уэйленд добавил в бокал льда. В каком-то смысле оказаться в Нью-Йорке было огромным облегчением. Она думала об этом дне с того момента, когда ее хозяйка нашла ее и послала за доктором. Он очистил ее желудок. Было ужасно вернуться к жизни тогда, когда она надеялась, молилась о том, чтобы умереть. Потом Майя упросила доктора никому не рассказывать о случившемся. Мадам Делла сунула ему купюру в тысячу долларов.
– Здесь это делается так, – объяснила она позже. Несколько дней Майя пролежала в постели, слабая и больная. Она не отвечала на звонки Филиппа и Стефани. Им было сказано, что у нее грипп.
– Я не могла посмотреть в лицо Филиппу после того, что рассказала мне мать, – говорила она Уэйленду. – Мне просто хотелось уехать оттуда, но я знала, что еще придется столкнуться с ним. Было бы трусостью просто убежать.
– Бедная малышка… – посочувствовал Уэйленд и добавил еще несколько кусочков льда.
– Ты был первым человеком, которому я позвонила. Чтобы выяснить, что с мамой. Я была больна от беспокойства…
– О, она выжила. – Уйэленд сделал большой глоток. – Это обо мне стоило побеспокоиться. Вот не хотел бы еще раз пережить подобное. Лететь с ней вместе – ух! – Он вздрогнул. – Американский госпиталь накачал ее всеми болеутоляющими. Она была так забинтована, что с трудом видела, куда идет. Прежде, чем мы улетели из Парижа, она заставила меня позвонить в Нью-Йорк японскому врачу, который занимается пластической хирургией – он считается лучшим в мире. Он ответил мне, что все его время расписано на три года вперед, но Корал вырвала у меня трубку и поговорила с ним по-своему. Полет был сплошным кошмаром! Мы взяли такси из аэропорта Кеннеди и сразу же поехали в частную клинику, где ее тотчас же прооперировали. Она все время повторяла, что напишет о нем в журнале.
– И? – настаивала Майя. – Что он сделал? Уэйленд пожал плечами.
– Две недели она провела в бинтах, принимая огромные дозы витамина «С». Все думали, что она подтягивала лицо. Затем сняли бинты. Все было не так плохо. Почти незаметный шов около волос.
– О Боже! – Майя спрятала лицо в ладонях.
– Основная проблема была в том, что она не считала, что хорошо выглядит. Она все время говорила: «Я теперь с изъяном, Уэйленд, а ты знаешь, что думает мир моды о вещах с изъяном». Она все время дотрагивается до лица, закрывает шрам шляпкой или шарфом, спрашивает, не виден ли он.
Взяв шейкер, он вылил остатки напитка в бокал и проговорил:
– Все уладится.
– Нашим отношениям не хватало именно этого. Она ненавидит меня, но ее можно оправдать. Я себе этого никогда не прощу.
– О, я уверен, что в глубине души она отлично знает, что ты не хотела причинять ей боль, – сказал Уэйленд, пытаясь ободрить ее. – Она курит марихуану – говорит, что это успокаивает ей нервы.
Майя подняла к нему лицо.
– Уэйленд, она сказала мне, что в индустрии моды со мной покончено. Я знаю, что она очень влиятельна. Мне нужна здесь работа. Что мне делать?
– Успокойся, дорогая. – Он похлопал ее по колену. – Корал влиятельна, но она не Бог. Для тебя всегда есть место у меня, особенно теперь, когда ты признанный парижский дизайнер.
– Она убьет тебя, если узнает, что ты мне помогаешь, Уэйленд.
– А ей не следует знать всего, не так ли? Давай теперь перестанем говорить о Корал. Расскажи мне о себе. Ты действительно уволилась от Филиппа Ру? С ним действительно все кончено?
– Конечно! Абсолютно кончено! – Она старалась придать голосу уверенность, но даже слышать имя Филиппа было больно. Действительно ли можно покончить с Филиппом Ру? Возможно ли оторвать кусочек сердца? Она много раз вызывала в памяти их последнюю встречу, когда в конце концов нашла в себе силы, чтобы увидеться с ним.
Чувствуя себя нездоровой, она медленно шла в салон по Авеню Марсо. Какие у нее были причины для ухода? Она старалась прорепетировать свою речь: «Филипп, я не могу работать у человека, который занимается кровосмесительством». Нет. «Филипп, я не могу любить человека, который занимается любовью с моей матерью». Нет. Она просто скажет ему, что разочаровалась в нем. Она несла с собой его пиджак, хотя и не помнила, как забрала его из номера Корал.
Стефани открыла дверь салона. Часы показывали пять, в салоне было тихо и спокойно.
– Ты уходишь, – сказала Стефани, проведя ее в свой маленький кабинет. – Я права, да?
Майя кивнула.
– Я не знаю причин, но это очень грустно. Работать с этими двумя непросто, я знаю, но… – Ее глаза выжидательно смотрели на Майю.
– Когда-нибудь я, возможно, и расскажу тебе все. Стефани пожала плечами.
– Нечего и рассказывать, правда. Он производит неизгладимое впечатление на людей. Я хочу сказать, на женщин. Либо ему посвящают жизнь, либо… – она приподняла брови, – либо уходят. Ты станешь работать в другом доме моделей? Филипп будет ревновать.
Когда Филипп пригласил ее в кабинет, у нее подгибались ноги, и она была близка к обмороку. К счастью, в кабинете, кроме него, никого не было. Ее рисунки были все еще прикреплены к стене рядом с образцами тканей. Филипп закрыл за ней дверь, нежно улыбнулся.
– Грипп прошел? Ты хорошо выглядишь.
Она перевела дыхание, глядя в его яркие, живые глаза. Он подошел к ней, дотронулся до нее теплыми руками. Она сделала шаг назад.
– Майя, мы добились потрясающего успеха! У нас десятки новых частных клиентов. Твоя мать заказала шесть комплектов, Бегам Хан – восемь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146
КНИГА ВТОРАЯ
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
– Твоя жизнь говорит сама за себя, – мягко сказал Уэйленд, отпивая из бокала.
– Да, – прошептала Майя. – Но я не называю это жизнью, это – существование.
Уэйленд секунду внимательно смотрел на нее, потом рассмеялся.
– Конечно, ты живешь! Я был бы счастлив, если бы двенадцать таблеток снотворного усыпили меня! Добро пожаловать в страну жизни, – сказал он, обнимая ее.
Через три месяца после случившегося она сидела в квартире Уэйленда, наблюдая за последними лучами октябрьского солнца. Это было в пятницу вечером, город ожидал выходных. Квартира Уэйленда была отделана коралловыми мраморными плитами, вокруг стояли темно-серые бархатные диваны. Благоухали белые розы. Этим утром Майя прилетела из Парижа. Она устала после перелета и запрещала себе думать о том, что впереди. Пусть сознание остается пустым – таким оно было с того ужасного дня в Париже.
Уэйленд с любопытством взглянул на нее:
– Ты действительно желала полного забвения? Майя пожала плечами.
– Я думала, что было бы чудесно не сталкиваться с жизненными проблемами…
Она откинулась назад. Уэйленд добавил в бокал льда. В каком-то смысле оказаться в Нью-Йорке было огромным облегчением. Она думала об этом дне с того момента, когда ее хозяйка нашла ее и послала за доктором. Он очистил ее желудок. Было ужасно вернуться к жизни тогда, когда она надеялась, молилась о том, чтобы умереть. Потом Майя упросила доктора никому не рассказывать о случившемся. Мадам Делла сунула ему купюру в тысячу долларов.
– Здесь это делается так, – объяснила она позже. Несколько дней Майя пролежала в постели, слабая и больная. Она не отвечала на звонки Филиппа и Стефани. Им было сказано, что у нее грипп.
– Я не могла посмотреть в лицо Филиппу после того, что рассказала мне мать, – говорила она Уэйленду. – Мне просто хотелось уехать оттуда, но я знала, что еще придется столкнуться с ним. Было бы трусостью просто убежать.
– Бедная малышка… – посочувствовал Уэйленд и добавил еще несколько кусочков льда.
– Ты был первым человеком, которому я позвонила. Чтобы выяснить, что с мамой. Я была больна от беспокойства…
– О, она выжила. – Уйэленд сделал большой глоток. – Это обо мне стоило побеспокоиться. Вот не хотел бы еще раз пережить подобное. Лететь с ней вместе – ух! – Он вздрогнул. – Американский госпиталь накачал ее всеми болеутоляющими. Она была так забинтована, что с трудом видела, куда идет. Прежде, чем мы улетели из Парижа, она заставила меня позвонить в Нью-Йорк японскому врачу, который занимается пластической хирургией – он считается лучшим в мире. Он ответил мне, что все его время расписано на три года вперед, но Корал вырвала у меня трубку и поговорила с ним по-своему. Полет был сплошным кошмаром! Мы взяли такси из аэропорта Кеннеди и сразу же поехали в частную клинику, где ее тотчас же прооперировали. Она все время повторяла, что напишет о нем в журнале.
– И? – настаивала Майя. – Что он сделал? Уэйленд пожал плечами.
– Две недели она провела в бинтах, принимая огромные дозы витамина «С». Все думали, что она подтягивала лицо. Затем сняли бинты. Все было не так плохо. Почти незаметный шов около волос.
– О Боже! – Майя спрятала лицо в ладонях.
– Основная проблема была в том, что она не считала, что хорошо выглядит. Она все время говорила: «Я теперь с изъяном, Уэйленд, а ты знаешь, что думает мир моды о вещах с изъяном». Она все время дотрагивается до лица, закрывает шрам шляпкой или шарфом, спрашивает, не виден ли он.
Взяв шейкер, он вылил остатки напитка в бокал и проговорил:
– Все уладится.
– Нашим отношениям не хватало именно этого. Она ненавидит меня, но ее можно оправдать. Я себе этого никогда не прощу.
– О, я уверен, что в глубине души она отлично знает, что ты не хотела причинять ей боль, – сказал Уэйленд, пытаясь ободрить ее. – Она курит марихуану – говорит, что это успокаивает ей нервы.
Майя подняла к нему лицо.
– Уэйленд, она сказала мне, что в индустрии моды со мной покончено. Я знаю, что она очень влиятельна. Мне нужна здесь работа. Что мне делать?
– Успокойся, дорогая. – Он похлопал ее по колену. – Корал влиятельна, но она не Бог. Для тебя всегда есть место у меня, особенно теперь, когда ты признанный парижский дизайнер.
– Она убьет тебя, если узнает, что ты мне помогаешь, Уэйленд.
– А ей не следует знать всего, не так ли? Давай теперь перестанем говорить о Корал. Расскажи мне о себе. Ты действительно уволилась от Филиппа Ру? С ним действительно все кончено?
– Конечно! Абсолютно кончено! – Она старалась придать голосу уверенность, но даже слышать имя Филиппа было больно. Действительно ли можно покончить с Филиппом Ру? Возможно ли оторвать кусочек сердца? Она много раз вызывала в памяти их последнюю встречу, когда в конце концов нашла в себе силы, чтобы увидеться с ним.
Чувствуя себя нездоровой, она медленно шла в салон по Авеню Марсо. Какие у нее были причины для ухода? Она старалась прорепетировать свою речь: «Филипп, я не могу работать у человека, который занимается кровосмесительством». Нет. «Филипп, я не могу любить человека, который занимается любовью с моей матерью». Нет. Она просто скажет ему, что разочаровалась в нем. Она несла с собой его пиджак, хотя и не помнила, как забрала его из номера Корал.
Стефани открыла дверь салона. Часы показывали пять, в салоне было тихо и спокойно.
– Ты уходишь, – сказала Стефани, проведя ее в свой маленький кабинет. – Я права, да?
Майя кивнула.
– Я не знаю причин, но это очень грустно. Работать с этими двумя непросто, я знаю, но… – Ее глаза выжидательно смотрели на Майю.
– Когда-нибудь я, возможно, и расскажу тебе все. Стефани пожала плечами.
– Нечего и рассказывать, правда. Он производит неизгладимое впечатление на людей. Я хочу сказать, на женщин. Либо ему посвящают жизнь, либо… – она приподняла брови, – либо уходят. Ты станешь работать в другом доме моделей? Филипп будет ревновать.
Когда Филипп пригласил ее в кабинет, у нее подгибались ноги, и она была близка к обмороку. К счастью, в кабинете, кроме него, никого не было. Ее рисунки были все еще прикреплены к стене рядом с образцами тканей. Филипп закрыл за ней дверь, нежно улыбнулся.
– Грипп прошел? Ты хорошо выглядишь.
Она перевела дыхание, глядя в его яркие, живые глаза. Он подошел к ней, дотронулся до нее теплыми руками. Она сделала шаг назад.
– Майя, мы добились потрясающего успеха! У нас десятки новых частных клиентов. Твоя мать заказала шесть комплектов, Бегам Хан – восемь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146